Он открыл рот, но так и не успел заговорить. Снаружи кто-то закричал.
Этот крик был мне знаком. Не так давно практически ежедневно его причиной становилась я.
– Маргарита.
Чарльз схватился за рукоять меча и поспешил наружу следом за мной. Маргарита избегала меня; я не видела ее с тех пор, как мы подслушали разговор целителей прошлым вечером. Мы обнаружили девушку во дворе перед лазаретом. У ее ног валялся разбитый ящик со стеклянными банками и соломой, в которую они были завернуты, рассыпавшиеся по булыжникам. Девушка страдальчески прижимала одну руку к груди. Массивный силуэт Жана возвышался над ней, озаренный лучами низкого зимнего солнца. Вокруг них уже собралась тревожно гудящая толпа.
– Он напал на нее! – выкрикнул кто-то.
– Нет, – слабо протестовала Маргарита. – Я просто испугалась, вот и все, а он пытался помочь…
Ее возражения затерялись в нарастающем шуме сердитых голосов.
– Я видела, он схватил ее! Чуть руку не сломал!
Было нетрудно собрать воедино все, что произошло. Маргарита пыталась донести тяжелый ящик, и Жан, который, вероятно, ждал Чарльза снаружи, заметил это и попытался вырвать его у нее из рук. Но остальные видели абсолютно иную картину. Уродливый, замотанный в бинты, на целую голову выше обычного человека, Жан выглядел монстром, угрожающим симпатичной, голубоглазой Маргарите. Он не подавал никаких признаков осознавания происходящего, за исключением того, что отступил назад, его огромные кулаки сжались, а на челюсти ритмично вздувались желваки.
– Эта его сила, она неестественна, – прошептала женщина передо мной.
– Не в порядке с головой, я слышала… он одержим… – говорила другая.
Я и не думала, что ситуация может усугубиться. Но Чарльз, расталкивая народ широкими плечами, проложил себе путь вперед, и взгляд Жана упал на меч. Гигант заревел, подобно раненому животному, и выбросил руку вперед, сбив кого-то с ног. Люди, падая и крича, бросились врассыпную.
Чарльз выругался и начал отстегивать меч, но худшее уже свершилось.
– Спокойно! – призывал солдат. – Он не причинит вам вреда!
Но никто не слушал.
Я видела, что Чарльз пытается помочь, но это только еще больше расстраивало Жана. По крайней мере один друг уже погиб по его вине, а возбужденная толпа слишком напоминала очередную битву.
– Остановитесь, – процедила я. Меня тоже никто не услышал. Я протиснулась сквозь толпу, пока не достигла места в центре, и встала прямо перед Жаном. – Остановитесь!
Я не могла вспомнить, когда кричала в последний раз. Было так больно, словно голос тянули из горла щипцами. Все затихли и в замешательстве уставились на меня.
К счастью, никто больше не смотрел на Жана. К несчастью, теперь все они пялились на меня.
После того, что пережили эти люди, я не могла винить их за испытываемый страх. Некоторые из них видели, как одержимые солдаты разоряли их города, убивая людей, которых они любили. Я знала, каково это, когда что-то напоминает тебе об ужасных вещах, происходивших с тобой. Но более того, я знала, каково это – быть Жаном.
Ропот начал потихоньку оживать. Мой резкий возглас присек его словно нож.
– Вы знаете, как он стал таким?
Никто не ответил, но, по крайней мере, они снова замолчали.
– Он был солдатом, – объявила я. – И сражался, чтобы спасти вас всех.
Это, казалось, их проняло. Лица многих окрасились багрянцем стыда; несколько человек отвернулись. Затем раздался вызывающий голос.
– Артемизия Наймская спасла нас.
Я прошерстила толпу взглядом, пока не нашла человека, сказавшего это.
– Может быть. Но если бы он не сражался за тебя сначала, ты была бы мертва еще до ее прихода.
Мне не хотелось, чтобы это прозвучало столь угрожающе, но, видимо, получилось именно так. Жан сделал шаг назад, натолкнувшись на человека, стоявшего позади. Затем пробурчал что-то похожее на извинение и скрылся, опустив голову.
– О, мне действительно нужно было увидеть тебя в такой момент, – прокомментировал Восставший.
Так же стремительно, как и возникло, напряжение в толпе испарилось. Собравшиеся не были плохими людьми, просто слишком многое пережили. Люди стали молча расходиться, помогая подняться упавшим, некоторые бросали виноватые взгляды на Жана, который, сгорбившись, держал руки перед лицом, словно закрываясь от невидимых ударов, не реагируя на осторожные попытки Чарльза опустить их. Я наблюдала за тем, как все расходятся, когда мою спину закололо – сигнал о том, что кто-то буравит меня пристальным взглядом.
Это была Маргарита. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, слегка приоткрыв рот, словно хотела что-то сказать.
Что бы там ни было, я не хотела слышать. У меня возникло подозрение, что это может стать последней каплей. Я отвернулась и растворилась в толпе.
– Артемизия.
Было темно, и Маргарита разбудила меня, встряхнув. Сначала мне в голову пришла ужасная мысль, что она хочет поговорить о том, что произошло с Жаном. Я думала притвориться спящей, но это было невозможно, потому что я сильно вздрогнула, когда послушница коснулась меня.
Ее присутствие было почти осязаемым: молчаливая, нерешительная, она нависла надо мной. Я насторожилась и перевернулась. За спиной Маргариты горели лампы, превращая ее волосы в пушистое сияние вокруг смуглого лица. Царила глубокая ночь, и все вокруг спали.
– Тебе нужно спрятаться, – прошептала она. – Леандр здесь. Он что-то ищет.
«Тебя», – подсказывало выражение ее лица, хотя она и не смотрела мне в глаза. Маргарита вложила в мои перевязанные руки сверток и отодвинулась в ожидании. Меня охватило облегчение, когда стало ясно, что это: мои перчатки, единственная вещь, которую сестры еще не вернули. Я быстро сорвала бинты и натянула их на ладони. Но когда Маргарита вопросительно взглянула на мои ботинки, я покачала головой. Со своими искалеченными руками я потратила бы слишком много времени, чтобы зашнуровать обувь, и мне не хотелось, чтобы она это лицезрела.
– Кладбище, – сказала я.
Маргарита всегда ненавидела ходить на кладбище в Наймсе. Она дрожала, пока шла со мной по темным окрестностям, хотя это я шагала босиком, и это под моими ногами была ледяная галька. Один раз она едва не вскрикнула, когда раздуваемый ветром лист пронесся перед ней, и я поняла, что она приняла его за паука. Маргарита до ужаса боялась этих насекомых, что стало одним из самых первых поводов для разногласий, возникших уже через несколько дней после того, как мы начали жить в одной келье. Я лишь хотела показать ей, что они безвредны, но, когда попыталась продемонстрировать это, подобрав одного и протянув ей, она не разговаривала со мной целую неделю.
Моя спутница побледнела, когда я потянула ее в сторону мавзолея, темного, зловещего, ворота которого стояли слегка приоткрытыми. Приглушенный свет пробивался сквозь ржавые решетки, серебристым ореолом очерчивая увядшие цветы, которыми были усеяны ступени.
– Мне и одной здесь хорошо, – сказала я ей. – Ты можешь идти.
Она переступила с ноги на ногу, плотно закутанная в плащ. Казалось, девушка собирается спорить. Я понадеялась, что она не предложит остаться со мной. Как бы великодушно подобное ни прозвучало бы со стороны Маргариты, я полагала, что это значительно увеличит мои шансы быть пойманной.
Я окинула мавзолей более внимательным взглядом и постаралась придать голосу должное воодушевление.
– Наверняка там полно пауков. Не могу дождаться.
Это было все, что потребовалось, чтобы обратить ее в бегство.
Я прошмыгнула сквозь открытые ворота в мавзолей. Пол был сырой и грязный, в углах лежали скользкие коврики из гниющих листьев. Вдоль стен до самого потолка были выстроены небольшие запечатанные строительным раствором ящики, полные кремированных останков. Тени, клубящиеся вокруг них, потянулись было ко мне, но тут же отпрянули, испуганно гримасничая. Учуяли Восставшего. Невзирая на собственное плачевное положение, мне было жаль их. Они хотели лишь немного моего тепла.
– Просто из любопытства, когда ты выбираешь место, где спрятаться, то всегда предпочитаешь самый неприятный вариант из возможных?
Я осмотрела наше окружение.
– Восставший, ты вообще-то мертв.
– Это не значит, что мне нравится находиться рядом с другими мертвыми, – огрызнулся он, что, как я предполагала, было вполне справедливо; обычно мне тоже не нравилось находиться рядом с другими людьми.
Некоторое время мы ждали в неловком молчании.
– Я чувствую священника, – произнес он безо всякого предупреждения. – Он идет в этом направлении, разговаривая с монашкой.
Дыхание мое прервалось. Я ожидала, что Леандр проверит келийные, трапезную, лазарет. Но не это место.
В холодном воздухе раздались слабые голоса. Я вскарабкалась на лепные украшения и приподнялась, пальцами нащупывая в крошащемся растворе уступы, чтобы выглянуть в крошечное зарешеченное окошко, вмурованное в стену мавзолея. Кладбище было окутано темнотой, но я различила смутное движение двух фигур, идущих по дорожке. Серые одеяния сестры рассмотреть оказалось легче. Если бы не бледная кожа и золотистые волосы Леандра, он бы полностью сливался с ночью. Похоже, клирик шел куда-то целенаправленно. Я немного расслабилась, когда стало ясно, что он не искал меня, а объявился в монастыре по каким-то другим делам.
Почти не спавший. Бродящий в необычные часы. Если он был здесь не ради меня, то его визит, очевидно, связан со Старой Магией.
– Я не слышу, о чем они говорят, – шепнула я разочарованно.
– Я слышу.
Восставший замер, а затем мир вокруг меня изменился. Стены мавзолея стали дымчатыми и прозрачными, словно витражное стекло. Мне больше не нужно было выглядывать в крошечное окошко; я могла видеть погост и надгробия вдалеке прямо сквозь камень, окружавший меня: их очертания менялись, подобно туману над водой. Я видела, как клубятся тени внутри других мавзолеев, не заслоненные камнем, их формы напоминали яркое переливающееся серебро. А в дальних зданиях монастыря – в келийной и лазарете – сияли золотые огоньки, подобные свечам, только это были не свечи; я увидела, как один из них медленно скользит мимо аккуратного ряда других огоньков, и поняла, что это был человек – сестра, патрулирующая между тюфяками с дремлющими беженцами. Они были душами – живыми душами.