приблизилась к статуе, губы мраморной святой, казалось, изогнулись в таинственной улыбке. Ее веки опустились в мнимой скромности. Я сказала себе, что это всего лишь обман света, подобно образу святой Евгении в крипте Наймса.
– Стой, – внезапно зашипел Восставший, впиваясь в меня когтями. – Не наступи на тот камень.
Я отдернула ногу. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, о чем говорил Восставший. Центр коридора успел обветшать от многовекового пользования, но камень, на который я едва не наступила, выглядел заметно менее потертым, чем остальные.
– Ловушка. Будут еще. Во время Войны Мучеников Круг возвел несколько таких мест.
Во рту пересохло. Статуя продолжала смотреть на меня с едва заметной улыбкой, словно терпеливо ожидая, когда я сделаю еще один шаг.
– Зачем?
– Один из моих сосудов, кажется, думал, что они предназначены для того, чтобы замедлять атаки одержимых, но я подозреваю, что в двенадцатом веке Круг просто переживал особенно садистскую фазу. Шевелись, монашка. От этой статуи у меня зуд.
Мы двинулись дальше. Иногда я мельком замечала скрытые ловушки, в обход которых вел меня Восставший, – блеск металла между сцепленными руками святых, острия шипов опускной решетки, выглядывающие из потолка, готовые упасть. По мере того, как мы пробирались все глубже, он заставлял меня все чаще останавливаться, тщательно изучая каждую трещинку и неровность, прежде чем разрешить двинуться дальше.
Дорожка из капель крови уводила нас вниз по еще одной спиральной лестнице, у подножия которой я чуть не споткнулась о тело монахини, распростертое на камнях. Глаза ее были открыты; выражение запрокинутого лица было искажено мучительным выражением вины. С бьющимся сердцем я опустилась на колени, чтобы проверить ее пульс.
– Все еще жива, к сожалению. Но священник не сдерживался со своей реликвией. Она очнется не раньше, чем через час или два. – Обратив внимание на коридор, Восставший внезапно насторожился. – Быстрее – прячься.
Я втиснулась за статую, которую Восставший признал безобидной, и вжалась в тень. Рядом располагалась огромная, грязная от старости дверь, обитая железом, с парой крюков, прикрепленных с обеих сторон. С одного из них свисал фонарь, а другой был пуст. Я проследила за тем, как дверь распахнулась, явив Леандра по ту сторону.
Он надолго замер, прислушиваясь. Затем шагнул к выходу, пряча в складках рясы кусок пергамента. В другой руке он держал тот самый отсутствовавший фонарь. Когда священник повернулся, чтобы повесить его обратно на крюк, тот едва не выскользнул из его рук.
Леандру потребовалось три попытки. После этого он прислонился к стене, его лицо было искажено болью. Клирик прижал дрожащую руку к боку. А когда отнял, на пальцах алым блеснула кровь. Его тяжелое дыхание было единственным звуком в коридоре.
Рука Леандра сжалась в кулак. Медленно он выпрямился во весь рост. На мгновение замер с закрытыми глазами, словно молясь. Затем приподнял подол рясы и отер кровь с пальцев. Когда священник двинулся дальше, о его ране свидетельствовало лишь легкое прихрамывание. Он перешагнул через потерявшую сознание сестру, не удостоив ее даже взглядом.
Пока его шаги затихали на лестнице, я стояла пораженная. Если бы не следы крови, которые я сама увидела, я ни за что не догадалась бы, что он ранен, настолько велико было его актерское мастерство.
– Он становится все более безрассудным, – заметил Восставший.
Нападать на сестру было рискованно. Целители уже заметили изменения в поведении священника. Либо его действия становились все более отчаянными, либо он был так близок к осуществлению своих планов, что уже не заботился о скрытности. Ни один из вариантов не сулил ничего хорошего.
Я подождала еще немного, после чего вылезла из убежища и сняла другой фонарь – тот, к которому Леандр не прикасался. Прежде чем войти, оглянулась через плечо. Коридор был пуст, молчаливые статуи с застывшими полуулыбками смотрели в темноту.
Все мысли улетучились после того, как я закрыла дверь и подняла фонарь. Его свет струился над пыльной кучей драгоценностей, золота, резных сундуков, книг в кожаных переплетах. Одни были расставлены на полках, другие бесцеремонно свалены в углах. Над головой висела железная люстра размером с тележное колесо, с ее незажженных свечей каскадами стекали застывшие водопады воска.
– Хватит глазеть, словно крестьянка, – буркнул Восставший. – Это ерунда. Тебе стоит взглянуть на хранилище в Шантлере: в нем можно заблудиться.
Я подняла фонарь повыше.
– Здесь целые доспехи.
– Это не просто доспехи. Это Неустрашимый.
Я подошла к нему, заинтересованная. Доспехи были созданы для настоящего гиганта, человека размером с Жана. Несмотря на черную тусклую патину, замысловатая гравировка на металле все еще проступала. На земле рядом с Неустрашимым лежал шар булавы, прикрепленный цепью к рукояти молота. Шипы шара доходили мне практически до колена. Я не была уверена, что его в состоянии будет поднять человек, даже наделенный потусторонней силой.
– Что же за рыцарь такой жил?
– Его никто не носил. Это конструкция, оживляемая Старой Магией. Она ходила сама по себе, без кого-либо внутри. Не волнуйся, монашка, – откликнулся он на мою реакцию. Я не дрогнула ни единым мускулом, но мое сердце едва не остановилось. – Это старинная вещь. Он был неподвижен на протяжении веков. Видишь это маленькое отверстие в центре нагрудника? Туда вставляется ключ, который должен был носить управлявший доспехом человек. Несомненно, он утерян сотни лет назад.
Я судорожно сглотнула, освещая фонарем все вокруг и заново осматривая содержимое комнаты. Свет упал на серебряный реликварий в форме руки, основание которой было украшено жемчужинами в узоре, напоминающем край кружевного рукава. Я слышала о подобном реликварии, в котором хранилась длань святой Виктории. В редких для святых случаях нетронутой осталась целая кисть с увядшей кожей и ногтями. Согласно легенде, святая сковывала Яростного, настолько жестокого и безумного, что после ее смерти никто больше не смог его контролировать.
Это не сокровищница. Скорее, место, где под замком хранились опасные, запрещенные вещи.
Я оторвала взгляд от сверкающих предметов, прежде чем смогла узнать что-то еще. Леандр ушел с куском пергамента. Я направилась к книгам.
Они были свалены в беспорядке, цепи, которыми они крепились к полкам, спутались в клубок.
Ценность, которую они представляли, была ошеломляющей. В скриптории в Наймсе хранилось всего несколько подобных книг в кожаных переплетах и с позолотой на корешках. Все остальное представляло собой свитки или стопки прошитого пергамента. Я учила буквы, копируя их, склонившись над столом и пытаясь заставить свои покрытые шрамами руки выводить корявые завитки под терпеливым руководством сестры Люсинды. Эти книги должны были быть полны ереси, чтобы их сослали сюда, бросив беспорядочной кучей, несмотря на ценность их содержания.
Пальцы священника оставили явные отпечатки на пыльных корешках. Узнать том, который брал в руки Леандр, оказалось нетрудно. Когда я подняла его, цепь неожиданно громко звякнула в тишине, и я замерла; но не услышала ответного звука из коридора снаружи и расслабилась.
Даже при тусклом свете фонаря было понятно, что книга очень древняя. На потрескавшейся, шелушащейся обложке под кожей виднелись лоскуты ткани, а когда я открыла фолиант, от страниц пахнуло затхлостью, подобной запаху содержимого реликвария святой Евгении. Но, к моему удивлению, в книге не обнаружилось пугающих пентаграмм или мрачных заклинаний. Похоже, это был список предметов.
«Год Госпожи Нашей 1154, – прочитала я. – Позолоченный канделябр в форме лилий, украшенный тремя рубинами и восемью сапфирами, подаренный собору Бонсанта Архибожественной».
Хмурясь, я перелистывала страницы. Меня ждало еще больше описаний драгоценных предметов, реликвий, картин и алтарных полотен, расшитых золотыми нитями.
– Это перечень сокровищ, завещанных собору. Что он делает здесь?
Я листала дальше, пока не наткнулась на пустое место, где раньше находилась отсутствующая страница. Пергамент был срезан у переплета.
– Интересно, – протянул Восставший. – Думаю, что священник может искать артефакт. – Он поколебался. – Монашка, ты помнишь, что я говорил тебе о кандалах в той повозке?
– Ты сказал, что это Старая Магия, – осторожно ответила я.
– Именно. Это были руны Старой Магии. Ты знаешь их как священные символы, но этому есть простое объяснение.
Желудок провалился в пропасть. Хоть я и предполагала нечто подобное, какая-то часть меня все же надеялась, что Восставший не попытается ввести меня в заблуждение. Я старалась говорить спокойно, ничем не выдавая себя.
– Продолжай.
– Ваш Круг запретил Старую Магию не сразу после Скорби. – Я чувствовала, как он тщательно подбирает слова, словно обходя невидимые ловушки, которые могут сработать при недостаточной осторожности. – На тот момент, как ты понимаешь, официально Круг не правил Лораэлем. Когда люди не готовились к смерти, они спорили друг с другом о том, чем до́лжно заменить монархию. Потом, конечно, повсюду стали появляться святые, и у Круга прямо слюнки потекли от того, как быстро росла его власть…
– Переходи к сути, – прервала я. – Какое отношение это имеет к Старой Магии?
– Ладно, раз уж ты просишь столь учтиво. Правда в том, что некоторые артефакты Старой Магии использовались в войне с духами. Я сталкивался с ними время от времени.
Я попыталась представить себе это – Старую Магию, высвобождающуюся бок о бок со святыми на полях сражений. Инстинктивно покачала головой в знак отрицания. Я не читала ничего подобного о Войне Мучеников. Но люди тысячами гибли от стай вновь поднимающихся духов, сражаясь с превосходящим по силе противником. Если бы они находились в достаточно безнадежном положении…