Когда одержимые солдаты напали на Наймс, существуй артефакт Старой Магии, способный сдержать их и спасти всех…
– Вот откуда я знаю о Неустрашимых, – продолжал Восставший. – Они, конечно, немногое могли сделать против необузданных Восставших, разве что слегка раздражали, но я не могу не отметить, насколько это отвлекает, когда кто-то досаждает тебе в разгар битвы. Это полностью портит настрой.
Я изучила Неустрашимого. Если эта булава была освящена, она могла разрывать духов, словно паутину. Но ее не освящали. Этого не могло быть. Для Госпожи Старая Магия являлась настоящим проклятием; она была противоположна самой Ее сути. Старая Магия не могла сосуществовать с Ее благословением. Или могла?
Имелся простой способ узнать это – прикоснуться к доспехам.
Тогда я узнаю.
Я взглянула на Неустрашимого. И не пошевелилась.
– Ты опять бредишь, – неискренне ответила я.
– Кто-то может сказать, что это бредни. Другие могли бы назвать мои слова ценной информацией из первых уст об одном из самых важных событий в… Ладно, хватит! – Я потянулась к реликварию святой Виктории, который был определенно освящен. Восставший кисло продолжил: – После Войны Мучеников, среди неразберихи и смертей, вполне вероятно, мне кажется, что происхождение многих артефактов Старой Магии было забыто, а их силу приписали Кругу. Эти кандалы, например, могли храниться где-то в склепе подобно священным кандалам святой Милдред Отвратительной или что-то в этом духе.
Я обнаружила очевидный изъян в его логике.
– Не все же погибли. Кто-то должен был знать, чем является Круг на самом деле.
– Конечно, но собирались ли они сказать другим людям: «Эти кандалы способны подчинить себе Восставшего, но, ох, ладно, Круг решил, что они – зло, так что давайте уничтожим их»? Конечно, нет. Люди глупы, но не настолько. Поэтому те, кто знал правду, держали это знание при себе. И со временем…
– Все забыли, – медленно закончила я. – Руны Старой Магии постепенно стали восприниматься как священные символы.
Именно к такому выводу подталкивал меня Восставший, и, к своему беспокойству, я обнаружила, что не способна найти убедительного контраргумента. Нас учили, что священные символы были божественным языком Госпожи, их тайные значения открывались умам святых в виде символов, вытравленных в священном огне. Это объяснение удовлетворяло меня как послушницу; теперь же оно казалось несколько слабым. Но и доверять объяснениям Восставшего я не была готова.
– Значит, ты считаешь, что артефакт Старой Магии, такой как кандалы, мог оказаться среди сокровищ собора, и Леандр ищет его? – уточнила я с сомнением.
– Да. – В его голосе прозвучало облегчение. Возможно, он опасался моей неадекватной реакции. – Без недостающей страницы мы не можем узнать наверняка. Но это кажется очень вероятным.
Независимо от того, говорил ли Восставший ловкую полуправду или откровенно лгал, факт оставался фактом: Леандр что-то искал. Это не обязательно должен быть артефакт. Он мог разыскивать мощную реликвию Четвертого Порядка, подобную руке святой Виктории. Его Кающийся был полезен, но не универсален.
Я все еще держала книгу. Просмотрела записи до и после пропавшей страницы. Последняя гласила: «Год Госпожи Нашей 1155, гобелен, изображающий битву при Озерах». А следующая, после вырезанной страницы: «Год Госпожи Нашей 1155, мраморная статуя святой Агнес».
– Что бы это ни было, мы знаем, что оно было передано собору в 1155 году, спустя примерно пятьдесят лет после окончания Войны Мучеников, – подумала я вслух.
Это не сильно помогло сузить круг поиска. Я поставила книгу обратно на полку и повернулась, чтобы уйти.
Когда я поднимала фонарь, мое внимание привлекла золотистая вспышка. Свет отразился от другой книги, страницы которой блестели даже сквозь слой пыли. Я замерла.
– Тебе не нужно на это смотреть, – поспешно сказал Восставший, что окончательно убедило меня в обратном. Я повернулась назад, поднимая фонарь повыше.
Это был иллюстрированный манускрипт. Я видела подобные книги в Наймсе, но никогда не встречала таких. Не в силах удержаться, я склонилась ближе.
На открытых страницах, раскрашенных в яркие цвета и сверкающих позолотой, была изображена клубящаяся масса Изможденных. Сцена, казалось, кружилась перед моими глазами. В любой момент голова одного из духов могла повернуться, тянущиеся руки – сомкнуться, засохшие стебли пшеницы, обрамляющие картинку, могли зашуршать на ветру. Мне казалось, что если я наклонюсь слишком близко, то провалюсь в изображение, словно в окно.
– Великий голод 1214 года, – прошептала я себе под нос. Картинка не нуждалась в пояснениях. Все казалось очевидным, таково было мастерство создателя рисунка.
Я стянула одну из перчаток и с благоговением приложила кончики пальцев к краю плотной пергаментной страницы. На следующей иллюстрации меня ожидала еще одна сцена, где был изображен чумной призрак, волочащий свои миазмы, изображенные в виде замысловатых узоров, по лабиринту городских улиц. Чем дольше я присматривалась, тем больше деталей улавливала. Кошку, выглядывающую из окна. Детскую куклу, брошенную на мостовой. Трех крыс, исследующих разлитое содержимое бочонка.
Теперь, начав смотреть, я уже не могла остановиться. Перевернула еще несколько страниц, каждая из которых, казалось, дышала жизнью, даже если на них были изображены образы Мертвых. Пепельный, его почерневший от огня череп наполовину скрыт в вихре дыма и серебристых углей. Схема, описывающая различия между Иссушенным и Увядшим, заключенная в переплетающиеся круги, чьи завитки, казалось, вращались, словно колеса, перед моим пораженным взором. Я перелистывала теней и Лихорадочных, Утопших и Яростных. Все это время на задворках сознания я гадала, что же здесь было такого, чего Восставший не хотел, чтобы я видела.
Затем добралась до последней главы. Вступительная страница была богато украшена позолотой. Надпись на ней гласила «СЕМЬ ВОССТАВШИХ, ВЕСТНИКИ СМЕРТИ».
Глава шестнадцать
От Восставшего исходила тишина.
Я вспомнила о выцветшем гобелене в Наймсе, изображающем святую Евгению, противостоящую Восставшему, и поняла, что должна посмотреть, даже если в итоге пожалею об этом. Медленно я перевернула страницу.
Дух, что предстал передо мной, не был похож ни на что из того, что я видела раньше. Это был шестикрылый скелет, испускающий сверкающие звездной пылью линии, что, насколько я поняла, символизировало свет, подобный лучам солнца. На голову его, озаренную нимбом, была водружена полурасплавленная корона, и золото блестящими струйками стекало по черепу. Подпись внизу гласила: «Симелиарх Светлый».
Я перевернула страницу. Следующий Восставший скрывался в тени, видны были лишь кости его руки и кисти, покрытые чешуей. Этот был обозначен как «Архитрав Потускневший».
По позвоночнику пополз холодок, когда я перелистывала все новые страницы, каждый раз встречая необычные скелеты в вуалях или коронах или держащие предметы – весы, меч, чашу. Все они были крылаты: кто-то с одной парой крыльев, кто-то с несколькими. И под ними позолоченными буквами было выведено: «Кахетал Безумный», «Оремус Заблудший», «Малтас Опустошенный», «Саратиэль Омраченный».
– У тебя есть имя, – сказала я вслух.
– Имена, данные нам людьми, – с отвращением откликнулся Восставший.
Я посмотрела на Саратиэля Омраченного, вглядываясь в его далекий, прекрасный лик и безмятежно полузакрытые глаза. Через его черты по диагонали проходила тонкая трещина, разделяя их на две части, словно его лицо было фарфоровой маской. Из опрокинутой чаши, что он держал в своей костяной руке, лился туман, собираясь под его серебряным оперением. Его тело обрамляли три пары крыльев, одна расправлена, а другие сложены. Меня не удивляло наличие у Восставших крыльев – я чувствовала их. Но изображения оказались почти неподвластны пониманию.
Никто не знал, как были созданы Восставшие. Возможно, они не являлись душами людей. Может быть, в них вообще не было ничего человеческого.
Молчание затянулось. Наконец Восставший его нарушил.
– Саратиэль – это тот, кого уничтожила святая Агнес. Я слышал, что реликвия Оремуса тоже была уничтожена, когда он перестал сотрудничать с людьми, а Кахетал сошел с ума и похоронил свой последний сосуд под обвалом. Возможно, реликварий Кахетала все еще существует в целости и сохранности, но если это так, то он заперт под горой, откуда люди не могут его достать. Нас осталось лишь четверо.
Я не слышала ничего подобного раньше. Знала о том, что случилось со святой Агнес, но не о других. Осталось лишь четыре высшие реликвии. Это знание не обеспокоило бы меня несколько месяцев назад, когда мысль о необходимости высших реликвий для защиты Лораэля казалась чем-то выдуманным. Но теперь все изменилось.
Если Саратиэль, Оремус и Кахетал сгинули, то оставались Симелиарх, Архитрав, Малтас и еще один. Я испытывала необъяснимую уверенность в том, что еще не видела Восставшего – моего Восставшего.
И перевернула последнюю страницу.
«Ратанаэль Презренный» – гласила надпись.
Прямо над ней нависал скелет, замотанный в обрывки савана, с двумя парами оборванных, похожих на вороньи крыльев. Его лишенный плоти череп ухмылялся, глазницы были затянуты темной пеленой. Он держал железный факел, прижимая его к грудной клетке. Навершие факела усеивали шипы, что делало его похожим на корону, а пламя взвивалось вверх, охватывая огнем тело и крылья духа. Серебро его очертаний имело темный, потускневший вид, словно старое зеркало, но я не смогла определить, было ли это сделано намеренно или явилось результатом отслаивания позолоты.
Некоторые могущественные духи держали предметы, подобно тому, как Расколотые удерживали мечи. Это символизировало что-то важное в их сущности, но я понятия не имела, что мог означать факел, и сомневалась, что Восставший в курсе, – понимала лишь то, что по иронии судьбы мне достался Восставший, связанный с огнем.