Я не знала, что ответить и на это тоже.
– Я не такая, как ты, – продолжила она. – И не создана для такого места, как монастырь.
Маргарита глубоко вздохнула. Когда заговорила в следующий раз, ее голос дрожал от гнева.
– Убегая, я понимала, что могу умереть или еще хуже. Но оно того стоило. Стоило того, чтобы прожить неделю, день, даже минуту вне жалких серых стен. Застрять там было все равно что умирать. Только долго и мучительно.
Я рискнула бросить на нее взгляд из-под тряпки. Она не смотрела на меня; глаза ее были устремлены в конюшню, куда-то в другое место, зубы стиснуты, а щеки порозовели.
– Я хочу побывать в разных местах, – призналась она. – Увидеть мир своими глазами, а не только читать о нем в письмах. Хочу отправиться в Шантлер. Посмотреть на океан. Тетя Жизель рассказывала, что там, на юге, он синий, а не серый, как в Наймсе. И я собираюсь убедиться в этом.
Похоже, она повторяла эти слова про себя снова и снова, словно молитву. Я вновь задумалась, почему тетя Маргариты перестала писать письма. Я мало что знала о ее семье, лишь то, что они часто навещали ее в первые годы послушничества, но со временем их визиты становились все реже и реже. Я предполагала, что было несложно забыть о дочери, запертой далеко среди скалистых утесов Наймса, – легкое оправдание отказа от долгого, скучного и утомительного путешествия, чтобы увидеть ее.
– Рада, что ты взяла реликвию, – произнесла я.
И услышала резкий вздох. Я не могла заставить себя снова посмотреть на свою спутницу, но мысленно представила, как она колеблется, гадая, не разыгрываю ли я ее.
– Рада, что я украла кольцо, ты хочешь сказать?
– Восставший объяснил мне, что тень помогает тебе, потому что матушка Кэтрин дружила с ней, и та научилась любить людей.
– Я не так выразился, – возразил Восставший. – Я не сказал, что они были друзьями.
Значит, он все-таки слушал.
– О, – тихо воскликнула Маргарита.
– Если бы ты не взяла ее, тень была бы сейчас заперта в одиночестве внутри своей реликвии. В конце концов ее получил бы кто-нибудь другой, но он мог не очень хорошо с ней обращаться и держать ее призванной недолго. Ей лучше с тобой. Я думаю, матушке Кэтрин это понравилось бы – знать, что тень досталась тому, кто о ней заботится. – Невероятно, но похоже, что после того как я проплакала всю ночь, у меня прояснилось в голове. – Она бы хотела, чтобы реликвия была у тебя.
Со стороны Маргариты донеслось угрюмое сопение.
– Я все равно ее украла.
– Не уверена, что это считается кражей, – задумчиво проговорила я, мрачнея от уверенности, что приближаюсь к той же ереси, из-за которой Жозефину Биссалартскую чуть не сожгли на костре. – Ты можешь похитить вещь. Но ты не можешь украсть кого-то.
Восставший промолчал. У меня создавалось ощущение, что он забился в уголок моего сознания, погруженный в какие-то сложные эмоции. Я рискнула взглянуть на Маргариту и увидела, как она резко прикрыла глаза рукавом.
– Реликварий святой Евгении – если ты хочешь его вернуть… – пробормотала она.
– Наконец-то! – воскликнул Восставший одновременно с моим «Сохрани его». – Нет! – зашипел он.
– Правда? – В голосе Маргариты прозвучало сомнение.
– Монашка!
– Это единственный способ уничтожить Восставшего, – объяснила я.
– Не говори ей, – зарычал он. – Зачем ты это рассказываешь?
– Это значит, что для меня опасно носить реликварий, – непреклонно продолжала я. – Мне нет смысла иметь его при себе, особенно в бою. Если его будет хранить кто-то другой, он будет целее.
Восставший вздрогнул, я ощутила его глубочайшее уныние. Но если бы он хоть на мгновение остановился и подумал рационально, то понял бы, что я права. Кроме того, дух все еще не знал, почему я хотела держать реликварий святой Евгении под рукой раньше. Надеюсь, что никогда и не узнает.
Маргарита звонко рассмеялась.
– Знаешь, я всегда тебе завидовала, – призналась она.
Тряпка чуть не упала с моего лица.
– Что?
– Ты всегда была так уверена в себе. Точно знала, чем хочешь заниматься, и каждый мог сказать, что у тебя это получится. Все сестры любили тебя. Меня они ненавидели.
– Нет, это не так.
– Ладно. – Ее голос затих. – Они меня не замечали. Это еще хуже.
Я припомнила ее слова в лазарете: «Они, наверное, даже не заметили, что меня нет», – и то, как сильно она в это верила.
– Прости, что обсуждала тебя за твоей спиной, – продолжала Маргарита. – Это было подло, и мне не следовало этого делать. Я никогда не имела в виду ничего плохого. Мне просто хотелось нравиться другим девчонкам. Хотелось дружить с кем-нибудь, а тебе, очевидно, нет…
– Я хотела дружить с тобой, – перебила я; ужасные слова вырвались сами по себе, словно годами таились где-то внутри, ожидая самого неподходящего момента, чтобы быть произнесенными.
Маргарита повернулась и в шоке уставилась на меня, в то время как я страстно желала провалиться сквозь землю.
– Ты пыталась посадить на меня паука, – сказала она наконец.
– Просто чтобы продемонстрировать, что он не причинит тебе вреда.
– О. Я не… – Она осеклась и отвела взгляд.
Маргарита прикусила губу, затем бросила на меня косой взгляд, словно желая убедиться, что я все еще оставалась собой, а не самозванкой, натянувшей личину Артемизии.
– Жаль, что ты не сказала мне этого раньше, – промолвила она.
Вместо того, чтобы молча пытаться заставить паука ползти по ее руке. Оглядываясь назад, я поняла, что именно пошло не так.
Я уже начала испытывать настороженную радость по поводу того, что мы можем закончить разговор, когда во внезапном порыве она призналась.
– Я никогда не знала, что тебе сказать! Мне всегда казалось, будто я говорю что-то не то. Иногда ты смотрела на меня так, словно хотела, чтобы я просто выбросилась из окна и умерла.
– Клянусь, я и не думала о подобном, – запротестовала я в удивлении. – Наверное, просто долго пыталась придумать, как тебе ответить. Я тоже никогда не знала, что тебе сказать.
– Правда?
Она недоверчиво смотрела на меня. Вот почему я ненавидела свои попытки поговорить с людьми.
– Ты бы не умерла, если бы выпрыгнула из окна, – разочарованно заметила я. – Мы же жили всего на втором этаже. В худшем случае сломала бы руку. И если бы я действительно хотела, чтобы ты вылетела из окна, то сама бы тебя столкнула.
Улыбка коснулась ее губ, прежде чем она успела справиться с собой.
– Ты могла бы, – признала она.
– Это тошнотворно, – вставил Восставший. Я чувствовала, как он бродит по задворкам моего сознания, бунтуя. – Поторопись и покончи с этим.
– Маргарита, я никогда не ненавидела тебя, – настойчиво проговорила я.
Она опустила глаза. Затем улыбка снова появилась на ее лице.
– Можешь возненавидеть в ближайшее время.
Я напряглась.
– Почему?
Она спустилась по лестнице и поднялась обратно с корзиной белых цветов. Я узнала их. Их называли слезами Госпожи, это был единственный вид, что цвел в это время года, осыпая бесплодные склоны холмов звездчатыми соцветиями. Существовала традиция вплетать их в волосы в день святой Агнес.
Я никогда не принимала участия в этой церемонии. Мои руки не могли справиться с такой сложной задачей, как заплетание кос, и к тому же никто не хотел дотрагиваться до меня, к моему глубокому облегчению, да и я тоже не горела желанием к ним прикасаться.
– Я подумала, что клирик Леандр, вероятно, будет там, и он знает, как ты выглядишь, – пояснила Маргарита все с той же застенчивой улыбкой.
Я слегка отпрянула в сторону.
– Он знает, как ты выглядишь, тоже.
– Сомневаюсь, что он помнит меня. Я пробыла в комнате Испытания меньше минуты, и он едва поднял глаза от стола. В любом случае это была бы идеальная маскировка. Кто может ожидать увидеть тебя с цветами, вплетенными в волосы?
Если повезет, Леандр вообще не будет ожидать увидеть меня. Насколько я знала, он все еще думал, что я утонула в Севре. Но у меня появилось мрачное подозрение, что это равносильно попытке Маргариты вручить мне паука. Мне следует принять участие в этом мероприятии, чтобы закрепить нашу дружбу, чего я почему-то очень хотела.
– Ладно, – протянула я таким тоном, словно заглядывала в собственную могилу.
Глава восемнадцать
– Разве это не чудесно? – воскликнула Маргарита. Ее удивленное лицо было обращено вверх к разноцветным вымпелам, развевающимся над головой, а я пристально разглядывала булыжники и пыталась не расстаться со своим завтраком.
Мне казалось, что и в обычный день достопримечательности и запахи Бонсанта – это слишком. Как оказалось, город во время фестиваля был во сто крат хуже. Я тащилась за Маргаритой, словно калека, мой желудок сжимался от запахов пота и жирных уличных пирожков. Издевательские звуки кукольных представлений мешались с гвалтом торговцев, громко расхваливающих свои безделушки; голова беспрестанно чесалась от стеблей цветов, коловших кожу. Восставший постоянно заставлял меня останавливаться, чтобы посмотреть на мое отражение – то в полированном жестяном блюде, то в дамском зеркальце, выставленном на витрине в лавке.
Он никогда бы в этом не признался, но я сильно подозревала, что ему понравилось, когда мне заплетали волосы.
– Не волнуйся, – заверил меня Восставший. – Мы идем в правильном направлении. След становится четче с каждым мгновением. По крайней мере, мы хотя бы на несколько часов вырвались из этого жалкого монастыря.
Он откровенно наслаждался окружающей обстановкой и говорил неестественно бодро.
– Я с облегчением вижу, что человеческая мода улучшилась за последнее столетие. Монашки провели меня; вы все еще носите такие же жалкие серые мешки, как и прежде. Взгляни вон туда, – добавил он с интересом.
– На те шляпы?
В тот же миг их заметила и Маргарита.
– Шляпки! – пискнула она, бросаясь к ним.