Они удивленно взирали на меня.
– Анна! – раздался резкий вскрик.
Я вздрогнула. Мне все еще казалось, что я чувствую запах дыма, и звук моего прежнего имени принадлежал той же наполненной болью темноте, эху отвращения, страху. Я не была готова к тому, что Чарльз ворвется в круг солдат, расталкивая их локтями. Он выглядел обезумевшим. Должно быть, спрыгнул с навеса в поисках меня. В оцепенении я вспомнила, что у него было пять сестер.
Сначала Чарльз посмотрел на меня, затем его взгляд переместился на бессознательного нищего у меня под боком. Он растерянно оглядел солдат.
– Анна? – повторил он несмело.
– Это не мое имя, – буркнула я.
Он снова обернулся к другим солдатам, затем на меня, его взгляд упал на мои перчатки. В его глазах начало зарождаться осознание. Он понял, что никогда не видел моих рук.
Я не знаю, чего ожидала от Чарльза, когда он понял, кто я. Быть может, смеха. Что он будет выглядеть разочарованным или преданным. Он не сделал ни того, ни другого. Вместо этого солдат опустился на колени, прямо на грязные булыжники мостовой.
– Госпожа Веспера, – произнес он, устремляя на меня взгляд. Его глаза были темны и искренни под прядью мокрых волос, прилипших к потному лбу.
Запах дыма становился все сильнее. Воздух – слишком горячим. Я задыхалась. Мне хотелось, чтобы Чарльз перестал стоять на коленях и поднялся. Я попыталась встать, но ноги подкосились. Чарльз бросился вперед и поймал меня, прежде чем я рухнула с постамента статуи.
– Монашка, что случилось?
Думать не получалось. Тревога Восставшего, кружащаяся в моей голове, только усиливала дурноту.
– Что-то горит? – спросила я.
Ответил незнакомый солдат, мягким тоном, означавшим, что я задала странный вопрос, ответ на который был настолько очевиден, что нормальному человеку не стоило и спрашивать.
– Госпожа, чучело загорелось.
Конечно. Искры от упавшей кадильницы легко воспламенили бы сухую солому. Это казалось достаточно очевидным. Но мои мысли кружились, путались. На какой-то непостижимый миг я ощутила коленями камни у семейного очага, увидела красный, живой пульс углей, прежде чем сунуть в них руки. Но это случилось много лет назад. Случилось ли?
Кожа покрылась испариной. Меня наполняло тошнотворное осознание того, что со мной что-то не так, но я не знала, что именно.
– Ты сказала, что огонь не беспокоит тебя, – внезапно промолвил Восставший, словно разгадав загадку, не дававшую ему покоя несколько дней.
– Он не беспокоит, – без особой уверенности откликнулась я.
– Госпожа? – спросил один из солдат.
Я почувствовала, как Чарльз коснулся моей головы.
– Вот же тупица! – с чувством заявил Восставший. Но на этот раз оскорбление предназначалось не мне. Я подумала, возможно ли это, что он называет так себя, хотя это не имеет никакого смысла. – Это не обычный костер – конечно же, он влияет на тебя.
– Не думаю, что ее ударили по голове, – говорил Чарльз. И затем другим тоном: – Капитан!
Через его плечо показалась броня, отполированная поверхность которой отражала пляшущие отблески пламени. Энгерранд.
– Уведите ее отсюда, – приказал капитан. Голос его звучал хрипло, он словно выстреливал словами. – Ее нужно доставить в безопасное место. Дух Четвертого Порядка – мы еще не знаем, кем именно он был. Талбот, Мартин…
Он отдавал приказы, но остального я не услышала. Шум толпы расколол страшный крик. На доспехах капитана Энгерранда вспыхнул серебристый свет.
– Что происходит? – прохрипела я.
Это было неправильно – Божественная и ее церковники уже должны были уничтожить духа. Красное свечение отразилось от зданий, оживленное тенями бегущих людей. По площади безжалостно прокатился жар. Я сопротивлялась сдерживающим меня рукам, затем поняла, кому они принадлежат, и попыталась успокоиться. Это был Чарльз. Мне не хотелось причинять ему боль.
– Они уведут тебя отсюда. Все кончено. Не смотри.
– Покажи мне!
– Монашка…
Обеспокоенный Чарльз кого-то окликнул.
– Кажется, она бредит!
Возможно, Восставший боялся, что если не замолчу, то кто-нибудь догадается, что я разговариваю с ним. Он уступил, и мое зрение изменилось. На этот раз я была готова увидеть мир через его органы чувств – или думала, что готова. Но сейчас мне открылось нечто большее, чем просто полупрозрачный мир, словно подернутый дымкой, с приглушенными запахами и звуками. На площади происходило что-то невероятное. В толпе носились серебристые силуэты, охотясь и набрасываясь на солдат и священнослужителей на помосте. Духи.
– Оскверненные призраки, – уточнил Восставший.
Но откуда они взялись?
Предвидя вопрос, он перевел взгляд на изгнанного нами духа. Он парил над толпой, невидимый для собравшихся внизу, не обладающих Зрением. На его скелетообразных ногах красовались остроносые тапки, а с истощенного тела свисали роскошные одеяния. Голову венчала митра, увядшее лицо обрамляли ниспадающие ленты, иссохшая кожа плотно прилегала к кости, придавая его впалым щекам выражение кислого презрения.
На булыжниках под ним виднелась россыпь больших черных комков, похожих на залитые водой угли, – тела.
Пока я смотрела, он наклонился, чтобы возложить тонкую руку на голову спешившей мимо женщины, словно в знак благословения. Едва он коснулся ее, она рухнула, погибнув от скверны. Он замер над ней в молитвенной позе, и золотой свет, клубящийся внутри ее тела, остыл до холодного, безжизненного серебра.
Белый викарий.
Это были худшие из духов Четвертого Порядка, восстававшие из священнослужителей, которых постигла жестокая участь. Их боялись настолько, что даже над священниками, умершими естественной смертью, проводили сложные обряды, чтобы уберечь их души от малейшей возможности Скверны. Предположительно их вид был истреблен в Лораэле еще много веков назад.
Белый викарий вытянул палец, и серебро вытекло из тела мертвой женщины, обретая форму. Новый, только что появившийся призрак присоединился к остальным, струящимся сквозь толпу.
Должно быть, Восставший решил, что с меня хватит, потому что мои чувства вернулись обратно, оглушив ревом пламени. Чучело превратилось в пылающую башню, из которой вырывались клубы жирного черного дыма, и жар от него обжигал мое лицо через всю площадь. Все вокруг было залито красным светом и окутано глубокими синими тенями, а в воздухе над головой кружился пепел.
Мой взгляд зацепился за солдата, сражавшегося неподалеку с оскверненным призраком, в серебряном сиянии которого было хорошо заметно выражение ужаса на его лице. Я не осознавала своей реакции, но, должно быть, попыталась освободиться от хватки Чарльза. В поле моего зрения появился еще один солдат, заслоняющий от меня призрака.
– Монашка, – зарычал Восставший. – Монашка! Ты сделала достаточно. Позволь им помочь тебе.
Я потрясла головой, как в отрицании, так и в безнадежной попытке заставить себя думать. Словно всколыхнувшись, в голове промелькнула ужасная мысль.
– Чарльз. – Мои пальцы крепче сжались на его плечах. – Где Маргарита и Жан?
– Они вместе! – крикнул он прямо в мое ухо. – Они в безопасности. Я оставил их на…
Солдат прервался, вероятно, осознав, что это случилось до появления Белого викария, до призраков. Возможно, они и были в безопасности на том навесе прежде, но сейчас все изменилось. Он остановился и оглядел проносящийся поток людей.
– Чарльз, – едва слышно сквозь шум выкрикнул другой солдат, – нам нужно идти! У нас приказ.
Чарльз будто не слышал его. Он застыл на месте. Я проследила за его взглядом.
Одержимый солдат оттеснил группу людей к зданию. Я не смогла определить, были они горожанами или беженцами; их лица и одежду покрывала сажа от летящего пепла. В этом освещении все казалось странным, подобно сцене из ночного кошмара. Я не смогла бы различить Маргариту и Жана, если бы не выдающиеся размеры парня – даже сгорбившись, он оставался самым крупным человеком на площади.
Поразительно маленькая по сравнению с ним, Маргарита стояла перед ним и остальными, раскинув руки в стороны, словно пытаясь защитить их от порабощенного. Мне стало интересно, чего, по ее мнению, она собиралась добиться. Даже если бы девушка была вооружена, она совсем не умела драться. Одержимый человек убил бы ее легче, чем котенка.
Я поспешила вперед, сбрасывая руки Чарльза. Если другой солдат и пытался вмешаться, то я не почувствовала его прикосновений. Я не ощущала людей, которые сталкивались со мной, пихали или наступали на мои ботинки. Я поняла, что Восставший разговаривает со мной, лишь в самом конце.
– Продолжай идти, – грубо торопил он. – Не падай духом, ужасная монашка. Мы почти на месте. – А затем он произнес: – Хватай его.
Когда порабощенный увидел, что я приближаюсь, то поднял меч, но угол оказался неудачным. Я схватила его за руку и вывернула; клинок со звоном упал на землю. Прежде чем он успел догадаться броситься на меня, я опустила ладонь на его лицо и повалила его. С силой Восставшего это оказалось легко, и изо рта, носа и глаз одержимого, струясь между моими пальцами, вырвался дух. Я не была уверена, изгнал ли духа Восставший, или он настолько отчаянно пытался спастись, что умышленно покинул свой сосуд.
– Не отпускай, – злобно прошипел Восставший, и я ощутила, как дух втягивается внутрь, в меня, всасывается подобно дыханию, пока от него не осталась лишь холодная пустота, сковавшая мой желудок. Восставший поглотил его.
На площади воцарилась тишина – краткое затишье, в котором я различила странный задыхающийся, тяжелый выдох. Маргарита протянула ко мне руки, помогая встать на ноги, ее изумленное лицо озарилось серебряным светом, и тут я увидела: оскверненные призраки по всей площади массово покидали свои сосуды, взмывая вверх столбами света. Я в замешательстве уставилась на происходящее, гадая, не вмешалась ли Сама Госпожа, сотворив чудо. Благоговение холодком пронеслось по моему телу.