Это была самая абсурдная вещь, какую только можно ляпнуть такому существу, как Восставший, но в то же время и нет, потому что я была уверена, что никто и никогда не говорил ему ничего подобного за все долгие века его существования. И это сработало. Восставший перестал забрасывать меня словами. Вместо этого начал пронзительно кричать, беззвучно завывать и рвать меня своими когтями. Стало больно, но это была знакомая боль, та самая, которую я причиняла себе столько раз в сарае. Тогда я поняла, что с нами действительно все будет в порядке, потому что уже пережила это раньше, и переживу снова.
– Мы почти на месте, – заверила я его и на последнем издыхании потратила остатки сил, чтобы втянуть себя в серую лужу света на полу туннеля.
Восставший издал ужасный вопль и снова начал метаться, но теперь он чувствовал себя слабее. Это был другой вид борьбы – отчаяние от осознания того, что после окончания схватки ему придется столкнуться с тем, что он натворил. Мне было знакомо и это чувство.
Мне, козе, Восставшему – в конце концов, мы не сильно отличались друг от друга. Возможно, в глубине души каждый был лишь напуганным животным, боящимся, что ему причинят боль, и это объясняло все запутанные, подлые и ужасные вещи, которые мы совершали.
Леандр был прав. Он меня недооценивал. Восставший, быть может, и монстр, но он – мой монстр. Я обхватила себя руками и не отпускала, пока он кричал, дрался и царапался. Я держалась, пока наконец он не обмяк.
Глава двадцать три
К моему глубокому облегчению, никто из нас не захотел говорить об этом после. У меня болело все тело, и было чем занять свои мысли. Некоторые из них – идеи, которые я не хотела рассматривать слишком пристально, они кружили на поверхности моего сознания, подобно акулам.
Теперь, когда мы вернулись на улицы, я знала, что столкнуться с ними мне придется нескоро. Следы гари на алтаре. Кость пальца святой Евгении, почерневшая от огня.
Но пока что я сосредоточилась на текущих проблемах. Первое, что обнаружила, поднявшись на поверхность, – это то, что наступила ночь; серый свет, пробивавшийся сквозь решетку, принадлежал луне, сверкавшей над городскими крышами, точно яркая серебряная монета. Улица выглядела пустынной, но я все равно удостоверилась, что за мной никто не следит, прежде чем задвинуть решетку на место.
Присутствие Восставшего ощущалось словно синяк, тупой и мучительной болью. Он почти не разговаривал со мной, пока я лезла наверх; лишь вяло произнес «кинжал», оставив меня в общем-то догадываться, что следовало использовать лезвие как рычаг, чтобы поддеть решетку. Он ничего не сказал и теперь, когда я сунула кинжал за пояс, где он будет скрыт плащом.
Лунный свет резко очерчивал брусчатку и линии крыш серебром. Окна за ставнями были темны, а тишина сковывала воздух, подобно морозу. Все казалось неестественно спокойным – я никого не увидела, несмотря на то что, по моим расчетам, час был слишком ранний, чтобы все жители уже спали. Кожу кольнуло то же, что и в туннелях, ощущение, что за мной наблюдают. Я запрокинула голову к небу и отыскала шпили собора, торчащие над крышами. Затем, сориентировавшись, плотно запахнула плащ и поспешила вниз по улице, взвешивая варианты. В монастырь путь был заказан – это первое место, куда заглянет Леандр. О доме Элейн не могло быть и речи.
На стене впереди мерцал огонек свечи, оттуда доносились негромкие голоса. Я дождалась, пока свет ослабнет, и осторожно заглянула за угол. Впереди сияло еще больше огней, вырисовывая силуэты нескольких молодых женщин, что несли свечи; их дыхание вырывалось белыми облачками, а лица были измазаны пеплом. Их возбужденный шепот отражался от стен переулка.
– Сюда, скорее…
Дойдя до перекрестка, я почувствовала себя так, словно погрузилась в сон. Повсюду стояли люди со свечами, освещавшими улицу пляшущим светом. Мне, дезориентированной и моргающей, потребовалось время, чтобы прийти в себя. Когда я оправилась, в поле зрения показалась торжественная процессия, приближающаяся под ритмичный звон колоколов; в свете свечей переливался шелк; из темноты поднимались стяги.
Я пробралась вперед и выглянула из-за спин. Суть происходящего доходила до меня урывками: жидкий блеск золотых канделябров, трепещущие свечи; проплывающая мимо икона святой Агнес, которую везли на покачивающейся платформе, ее взгляд, благоговейно поднятый к бахроме балдахина. Священнослужители в капюшонах шли стройными рядами, распевая и размахивая кадилами, их одежды были присыпаны пеплом, символизируя самопожертвование святых. Один раз я даже мельком увидела осунувшееся лицо аскета, склонившееся под капюшоном. Я догадалась, что блеск серого агата на его пальце принадлежал реликвии Изможденного, сила которого позволяла ему неделями обходиться без пищи.
Теперь стало понятно, что Божественная приказала организовать процессию, по всей вероятности, в ответ на знак в соборе. На мероприятии такого масштаба должен был присутствовать каждый свободный священнослужитель, у которого не оказалось других важных обязанностей. Я стояла очень тихо и ждала. И тут, словно бы по зову, появился Леандр.
Среди наблюдателей сразу же возникло волнение.
– Я слышал, что его нашли под собором без сознания… – сказал один человек другому.
– Какие-то проблемы с его реликвией, похоже… взяла над ним верх…
К разговору присоединился третий.
– Гораздо хуже – дух едва не овладел им! Церковники почувствовали его со всех концов площади.
Постепенно становилось очевидным, что обо мне Леандр никому не рассказал. Он солгал о том, что произошло – даже скрыл использование мной силы Восставшего. Я была уверена, что священнослужители почувствовали именно его, а не Кающегося. Возможно, священник не хотел, чтобы меня схватил кто-то другой, и намеревался сохранить меня для себя. Или, может, у него была другая причина, о которой я и не догадывалась.
Ощутив внезапную растерянность, я внимательно изучила Леандра. Он не сменил своего церемониального облачения, пыль катакомб маскировалась серым пеплом. Его строгое лицо было испещрено синяками. Глаза под золотистыми ресницами опущены, выражение лица не поддавалось расшифровке. На боку висела серебряная кадильница – та самая, насколько я поняла, что он вручил мне в битве с Расколотым. В памяти всплыло утраченное воспоминание – мимолетное прикосновение его руки к моей.
Я задрожала, глядя, как процессия снова скрывает его.
Каков был его план? Чего он хотел?
– Ты не убила его, – заметил Восставший, чем очень поразил меня.
Я быстро отступила в переулок, где меня не услышат; сердце колотилось о ребра.
– Ты в порядке? Ты сказал, что алтарь был создан для уничтожения Восставших.
– Да, что не имеет никакого смысла. – Его голос звучал уныло. – Насколько я могу судить, он не был предназначен ни для каких других целей – уж точно не для управления духами. Быть может, священник использует его в качестве источника энергии для другого ритуала, но не думаю… – Он замялся, задумавшись на мгновение, а затем удивил меня, заявив: – Хорошо, что ты его не убила. Он может нам пригодиться. Та страница, которую он забрал из монастыря, – мне нужно знать, что именно он нашел.
– Ты что-то подозреваешь, – поняла я вслух.
– Опасаюсь, а не подозреваю. Я ожидаю найти доказательства, которые развеют это.
– Можешь рассказать, что именно?
– На текущий момент знание ничем не поможет. – Он колебался. – Если моя догадка подтвердится, я дам тебе знать.
«Это невозможно», – говорил он под землей. Вероятно, у него не было логического объяснения, но он думал о чем-то другом, о чем-то, что не вполне имело смысл. О чем-то, чего не хотел мне рассказывать. Я сглотнула. О чем бы он ни думал, Восставший не хотел оказаться правым.
– Если только Леандр не носит страницу с собой, она, вероятно, в его жилище. Собор сейчас должен быть практически пуст. Ты сможешь провести нас внутрь, если двери окажутся заперты?
– Если не пользоваться всей моей силой и мне не нужно будет скрываться от множества священников… Да, это должно быть не трудно, если ты не имеешь ничего против высоты. Ты же не против, да?
Я покачала головой в недоумении.
– Хорошо. Когда мы окажемся внутри, я думаю, что смогу определить местонахождение покоев священника по запаху. Даже если он не оставил следов Старой Магии, вонь его одержимости невозможно не заметить. Идем.
– Не раньше, чем ты ответишь на мой вопрос.
– Какой вопрос? – Его голос звучал немного раздраженно.
Я подождала, пока Восставший вспомнит наш разговор, и почувствовала, как он вздрогнул от неожиданности, прежде чем оборвать себя, словно захлопнув крышку сундука, полного памятных сувениров, которые не хотел, чтобы я увидела.
– Конечно, я в порядке, – огрызнулся он. – Хватит бездельничать.
Я не приняла это близко к сердцу. Мне уже была известна причина такой реакции: он не привык, чтобы о нем кто-то заботился.
Путь к собору петлял по запутанному лабиринту лавок и домов. Я поняла, что мы уже близко, когда услышала одинокий голос: «Только пять монет! Пять монет за щепку от святой стрелы!», а затем подняла голову и увидела сверкающие надо мной в ночи сводчатые окна собора, каждое стекло которых было вырезано в форме бриллианта. Я обошла стороной храмовую стражу, расставленную у входов, и протиснулась через грязный переулок на задворках, испытывая облегчение от того, что мне не нужно встречаться со всеми местными обитателями. Вблизи, под покровом темноты, здание было проще рассмотреть.
Тем временем Восставший искал место, откуда мы могли бы взобраться незамеченными.
– Туда, – произнес он наконец, привлекая мое внимание к барельефу, украшенному изображениями духов.
Я предположила, что сцена должна была напоминать о битве во время Войны Мучеников, но сказать определенно было трудно, поскольку большая часть композиции скрывалась за строительными лесами. На страже никто не стоял, вероятно, потому что здесь не было никаких входов: лишь стена без окон наверху и источающий зловоние водосток снизу.