– Монашка, спроси его, впервые ли он касается шкатулки?
Я повторила вопрос вслух, и Леандр бросил на меня тот же испытующий, собирающий все воедино взгляд, что и на Божественную ранее.
– Нет, – осторожно произнес он. – Я осматривал ее в ту ночь, когда вернулся в Бонсант, после твоего побега из кареты. Я давно собирался взглянуть на нее поближе.
Это случилось в ночь видения – в тот момент, когда от него начало пахнуть Старой Магией.
– Мне показалось странным, – продолжил он, похоже, приняв мое молчание за разрешение говорить дальше, – что все записи, относящиеся к ней, таинственным образом исчезли из архивов собора.
Это ли я увидела в видении? Он не применял Старую Магию. Тогда он вставал после прикосновения к шкатулке. Глядя на нее сейчас, я впервые обратила внимание на то, как крепко он держал реликварий закрытым.
– Ты знаешь, что находится внутри? – спросила я, имея в виду вовсе не пепел.
Он встретил мой взгляд. Под напускным спокойствием в его глазах я разглядела бездонные колодцы ужаса.
– Уже две ночи – да.
– Я ошибся, – произнес Восставший. – Запах Старой Магии исходил от Саратиэля – от ритуала, который едва не уничтожил его. Она оставляет след на всем, к чему прикасается. Все это время духами командовал он. Нападение на Бонсант, возможно, стало ответом на то, что священник обнаружил его реликварий.
– Ратанаэль что-то говорит тебе, или ты просто размышляешь? – спросил Леандр. – Не могу определить. Твое лицо очень трудно прочесть.
Прямой вопрос меня шокировал. Но если он хотел вывести меня из равновесия, это не сработает.
– Ему не нравится, когда его так называют, – сказала я.
Священник издал тихий, недоверчивый смешок. Он смотрел на меня взглядом, который я не понимала, – напряженным, горящим, словно я была единственным существом в мире. Время вокруг нас, казалось, остановилось. Сквозь витражные окна струился лунный свет, и в нем, подобно частицам инея, перемигивались пылинки.
– В склепе ты сказала, что хочешь остановить меня. Когда ты говорила это, ты имела в виду…
– Я думала, что это ты ответственен за нападения на Ройшал. Использовал Старую Магию.
– Понятно.
Он колебался. Его губы разомкнулись, но ничего не вышло. Я никогда не видела, чтобы он выглядел таким неуверенным.
– Я изучал происходившее в течение некоторого времени, – произнес он наконец быстро, на лице его отражалось неверие в то, что он говорит об этом вслух. – До появления первых одержимых солдат то тут, то там происходили подозрительные инциденты. Но чем больше я их исследовал, тем чаще обнаруживал, что мне поручают… задания. Меня отправили в Наймс проводить аттестацию. Отправили в деревню сражаться с духами. А затем…
– Послали конвоировать меня в дормезе, – закончила я.
Он одарил меня невеселой улыбкой. Мне стало интересно, думает ли клирик о том же, о чем и я. Все это время, даже тогда, мы были на одной стороне. Гнев, что я видела на его лице в зале аттестации, при известии об одержимых солдатах… Все произошло, когда он находился далеко от Ройшала, вынужденный остановить свое жизненно важное расследование, чтобы провести испытания для десятков хихикающих послушниц. Неудивительно, что он хотел покончить с этим как можно быстрее.
Я подумала о заметках на полях его молитвенника. О безликой пустоте его кельи. Исследование поглощало его жизнь уже несколько месяцев, и я готова поспорить, что он до сих пор никому в этом не признавался. С неприятным чувством в животе я поняла, что напутствие, должно быть, написал его умерший брат Габриель.
– Значит, Восставшие не в сговоре друг с другом, – произнес он медленно, почти про себя. – Рат… Твой Восставший хочет остановить Саратиэля, а не освободить его? Когда тот послал порабощенных в Наймс, это было сделано для того чтобы уничтожить реликвию святой Евгении, а не для того чтобы найти сосуд для твоего Восставшего.
– Они не очень любят друг друга, – объяснила я.
– Это безумие, – выдохнул Леандр. – Я не должен… – Леандр отвел взгляд, щека дернулась. Затем клирик оглянулся на меня. – Помоги мне, – сказал он словно превозмогая себя. – Понимаю, ты ненавидишь меня, но это должно быть сделано. Я должен довести дело до конца.
Я забыла, что все еще держу кинжал. Когда вновь сунула оружие за пояс, Леандр мгновенно расслабился.
– Спроси его, что он собирался делать со шкатулкой, – скомандовал Восставший.
– Что ты собирался делать со шкатулкой?
– Я собирался бросить ее в Севр. – Леандр сделал паузу, настороженно глядя на меня, и я поняла, что он обращался к Восставшему, когда задал вопрос. – Это сработает?
– Вероятнее всего. – Я дождалась ответа Восставшего, а затем передала его. – Было бы проще высыпать пепел на алтарь и позволить Старой Магии завершить работу, но тогда есть риск, что Саратиэль сбежит.
– И скажи ему, чтобы держал крышку закрытой, – добавил Восставший. – Сейчас я уверен, это единственное, что удерживает Саратиэля внутри. Вероятно, крышка была немного приоткрыта, и он смог выпустить достаточно своей силы, чтобы убить ризничего. Готов поспорить, священник поднял шкатулку как раз вовремя.
Услышав это, Леандр стал еще бледнее под синяками.
– О, – тихо произнес он.
Клирик вышел из-за алтаря и спустился по ступеням, избегая смотреть на тело ризничего. Меня поразило, что он даже не знал, сработает ли его план. Любая ошибка могла его убить. Это бремя Леандр был готов нести в одиночку.
– Почему ты решил довериться мне? – спросила я, догоняя его, широко шагающего в развевающихся одеяниях.
Он бросил на меня косой взгляд.
– В склепе ты не убила меня. Я был без сознания и в твоей власти, а ты оставила меня в живых. Если Рат… Если Восставший под контролем…
– Я не святая, – сказала я, потому что понимала, к чему все идет.
Глядя на пустой трансепт впереди, он улыбнулся. Это была не его прежняя снисходительная улыбка, а настоящая, хоть и довольно бледная.
– Что? – потребовала я.
– Ничего, – ответил он. – Процессия должна скоро вернуться, но у нас достаточно времени, чтобы ускользнуть через черный ход. Оттуда прогулка до парапетов с видом на реку займет у нас всего несколько минут. Любой, кто нас увидит, будет держаться на расстоянии. Я достаточно в этом удостоверился.
В моей груди начал нарастать глухой гнев.
– Так ты поэтому мучаешь людей своей реликвией? – спросила я. – Чтобы они не мешали тебе?
– Мы уже выяснили, как сильно я тебе не нравлюсь. Если тебя это утешит, себе я тоже не нравлюсь. Иначе никак, если речь идет о том, чтобы быть клириком. – Леандр заявил об этом прямо, словно ему было все равно, но, открыв дверь в ризницу, он приостановился. – Когда я использовал реликвию святой Лилианы на тебе в Наймсе, признаюсь, я был не совсем…
Он замолк. В ризнице стояла Божественная, служитель снимал ее многослойное облачение. В ее одежды впитался запах холодного зимнего воздуха и благовоний. Когда она убрала митру, я увидела, что ее вьющиеся каштановые волосы коротко подстрижены, чтобы легче за ними ухаживать, отчего Божественная выглядела еще более юной.
– Леандр? – спросила она в замешательстве.
Мы оба замерли: клирик на открытом месте, я – на полпути, за вешалкой для одежды, все еще будучи заметной для любого, кто потрудился бы бросить взгляд в мою сторону.
– Я обнаружила, что ты пропал, и забеспокоилась, – произнесла она нежным, встревоженным голосом. – Поэтому объявила о скором завершении шествия. Ты сам на себя не похож в последние дни.
Она заметила сначала меня, а затем шкатулку в руках Леандра. Ее глаза расширились.
– Что ты делаешь? – Она жестом отстранила служителя.
Ее умоляющий взгляд задержался на мне, в глазах вспыхнула искра узнавания. Она потрясенно перевела взгляд на клирика.
– Леандр, ты должен положить это на место, – мягко сказала она.
– Я все знаю, – невозмутимо заявил он.
– Ты не понимаешь. Пожалуйста.
Осознание пришло ко мне потоком. Кто-то подделал соборные записи. Кто-то неоднократно отсылал Леандра подальше от города, чтобы помешать его расследованию. Лишь один человек в Бонсанте имел право отдавать такие приказы.
Возможно, кто-то даже специально сдвинул крышку шкатулки и оставил ее приоткрытой.
С криком отчаяния Божественная бросилась к шкатулке. В то же самое время Леандр выскочил обратно за дверь. Вместе мы захлопнули ее перед носом Божественной.
Наступила тишина. На лице Леандра отразилось выражение неверия в то, что он сейчас совершил. Я представила себе Божественную, стоящую по ту сторону, ошеломленную. С ней, вероятно, никогда в жизни не обращались так неуважительно. Затем она издала вопль и принялась колотить в двери.
– Скамья, – подсказал Восставший.
Я оставила Леандра стоять, прижавшись спиной к двери, чтобы схватить деревянную скамью. Она должна была весить по меньшей мере вдвое больше человека, огромная старинная вещь, покрытая резьбой, но теперь Восставший не пытался скрываться. Когда я закончила втаскивать ее на место, Леандр потрясенно посмотрел на меня.
– Сюда, – бросил он, выходя из своего транса.
Он повернул назад к нефу и побежал. Позади нас дверь слабо подрагивала от ударов кулачков Божественной. Затем все стихло.
– Сомневаюсь, что это хорошее развитие событий, – заметил Восставший, прямо перед тем, как по всему трансепту разлетелись деревянные щепки.
Оглянувшись через плечо, я замерла. Из развороченного дверного проема с выражением глубокого потрясения выскочила Божественная, прижимая к груди разбитую в кровь руку. Из своего одеяния она извлекла амулет с янтарным камнем – реликвию Расколотого. Но вдруг резко остановилась, увидев тело ризничего.
– Нет, – прошептала она, казалось, с искренним огорчением, а затем снова взглянула на нас покрасневшими глазами.
И начала поднимать свой скипетр.
Восставший полыхнул со всей силы так быстро, что я пошатнулась и была вынуждена опереться о колонну. По моему плащу прокатилось серебристое пламя, стекая призрачными угольками на ковер.