– Использовать весь город в качестве единого ритуального места? Это… это абсолютно…
Я чувствовала, что он хотел сказать нечто вроде «смешно» или «безумно», но не мог. В моем предложении присутствовало рациональное зерно.
– Но сработает ли это? – упорствовала я.
– Никто из тех, кто действительно обладает познаниями в Старой Магии, никогда не предложил бы такую идею, но только потому, что им никогда не приходило в голову пробовать подобное. Ритуал такого масштаба… Последствия его провала были бы катастрофическими.
Тут Восставший замешкался, и мое сердце упало.
– Но нет ничего хуже того, что сделает Саратиэль, когда восстановится, – поспешил заверить он меня слегка приглушенно. – И я бы не ошибся.
– Ты уверен? – спросила я хрипло, с затеплившейся надеждой в голосе.
– О, более чем уверен. Как уже говорил, я не дилетант. Давай посмотрим. Массив ритуала должен охватывать весь город, подобно тому, как если бы он представлял собой очень большой алтарь.
Я кивнула, словно бы соглашаясь.
– А руны необходимо расположить на значительном расстоянии друг от друга, чтобы не оказывать слишком сильного воздействия на одно место. В отсутствие ритуальных материалов они должны быть начертаны твоей кровью; необходима сила стихий, а кровь – одна из самых мощных. Но мы можем сделать руны небольшими, чтобы не использовать слишком много…
Я сжала кулаки. Наверное, ногти впились в ладони; сквозь шрамы я слабо ощущала боль. Огонь, пылавший в моем сердце с тех пор, как Саратиэль сбежал, казалось, вновь начинал разгораться. Я больше не могла оставаться на месте. И, сама того не сознавая, поднялась на ноги.
– Монашка, не вставай, я еще не закончил… – начал говорить Восставший.
Слишком поздно. Я уже была на ногах, отодвигала шторку. И не могла повернуть назад: вся площадь ждала, пока Артемизия Наймская закончит молиться, а теперь, когда я вышла, не поверженная отсутствием ответов, но оживленная целью, на сотнях лиц зажглось ответное пламя надежды.
В этот раз говорить было нетрудно. Я обратилась к собравшейся толпе.
– Мне нужно что-нибудь острое. И еще, могу ли я одолжить чью-нибудь лошадь?
Как оказалось, лошадь мне нужна не сразу. Первую руну можно было нарисовать на соборной площади, поскольку та находилась примерно в центре Бонсанта.
– Я как раз собирался сообщить тебе, пока ты грубо меня не перебила, – сказал Восставший. – Продолжай идти. Нам нужна самая старая брусчатка. Да, вот здесь.
Я остановилась и опустилась на колени в указанном им месте. Шепот сопровождал каждое мое движение. Поначалу, пока я расхаживала по площади, некоторые люди пытались коснуться хотя бы моей одежды, но Чарльз, Маргарита и Жан окружили меня, словно личная охрана. Я чувствовала, как Восставший пытается устремить свои чувства к матушке Долорес, но останавливается, не в силах справиться с оковами.
– Просто продолжай молиться, кошмарная монашка, – пробормотал он. Я сделала вид, что не услышала, и с ужасом ждала, что будет дальше. Для всех, кто наблюдает за действом, это будет выглядеть не как обращение к Старой Магии, а, скорее, как начертание священных символов. Однако, несмотря на данное обстоятельство, под сорочкой выступил пот. Никто из окружающих этого не понял бы, но я-то прекрасно осознавала, что собираюсь совершить святотатство.
Мне пришлось собрать все мужество, чтобы начать чертать символы. А ведь нужно будет сделать еще шесть; эта руна станет первой из семи, разбросанных по всему городу.
– Это будет легко, – заверил Восставший. – Я могу создать образ руны в твоем сознании, и тебе придется лишь скопировать ее форму. Эта, возможно, даже покажется тебе знакомой. Это знак заземления, он очень распространен.
Я колебалась, оглядываясь на собор. Больше не было видно свечей, горящих в окне. Оглядев воронов, сидящих на окрестных крышах, я не заметила белых перьев Беды. У меня никак не получалось найти слова для того, что хотелось спросить. Но мне было и не нужно. Восставший понял.
– Это не обязательно делать тебе, – тихо произнес он.
Я опустила голову, пытаясь проглотить комок в горле. Не в силах ответить, кивнула.
– Просто попробуй расслабиться. Нет, не так. Ты когда-нибудь расслаблялась прежде? – Он вздохнул. – Впрочем, неважно. Помнишь, что ты почувствовала на поле боя, когда передала мне контроль над своей рукой?
Тогда это не было осознанным выбором. Я передала часть себя Восставшему, абсолютно не задумываясь, словно одолжила инструмент или уступила место у станка. Сконцентрировавшись, я постаралась воспроизвести то же неосознанное подчинение.
Когда произошла перестановка, все оказалось не так, как случилось в соборе. Не было заметно ничего странного до тех пор, пока мой рот не открылся и я не заговорила.
– Чарльз, не подашь мне нож? – Вот только вопрос задала не я. Это был Восставший, говорящий моими губами.
По моей просьбе Чарльз обратился к людям в толпе и вернулся с простым разделочным ножом, лезвие которого оказалось толстым, но хорошо заточенным. Он молча передал его мне и с благоговением отступил назад. Люди с нетерпением ждали, что будет дальше. В отчаянии я подумала, не станет ли этот нож в конце концов называться священным кинжалом, а его копии – продаваться на улицах.
Чарльз побледнел, когда Восставший отдернул рукав и занес кинжал над моей рукой. Маргарита, менее удивленная, взяла Жана за руку и решительно развернула его от меня. Я была рада, что Энгерранд ушел искать лошадь. У меня появилось странное чувство, что, будь он здесь, то мог попытаться остановить процесс.
Нож завис над моей рукой. Я ждала пореза. Потом подождала еще немного. Ничего не происходило. Мое тело словно обратилось в камень, а кинжал застыл в воздухе. Свет дрожал на лезвии; рука дрожала.
– Не могу это сделать, – наконец пробормотал Восставший.
Я с удивлением поняла, что он имел в виду не Старую Магию. Дух подразумевал, что не может порезать меня, даже если нужно лишь немного моей крови и ранка получится незначительной. Грудь сжалась от неожиданного сочувствия. Смутившись, Восставший быстро передал контроль обратно.
Кто-то в толпе прошептал: «Она собирается…» за мгновение до того, как острие ножа встретилось с моей кожей.
Последовала краткая вспышка боли. А затем медленная струйка крови прочертила след по изгибу руки, и одна блестящая капелька упала на булыжники. Я не стала резать глубоко, зная, что для каждой руны мне придется наносить новую рану. Через секунду контроль перешел к Восставшему, который тут же отбросил нож в сторону. Он обмакнул пальцы в кровь и начал рисовать.
Руна обрела форму в сверкающих красных пятнах. Восставший оказался прав – символ был мне знаком. Он был высечен на одном из угловых камней часовни в Наймсе и украшал не одно старое надгробие на кладбище. Послушниц учили, что он означает что-то вроде «мир» или «покой».
Ропот прозрения пронесся над толпой, когда окружающие начали узнавать форму. Я представила, как новости расходятся от ближайших свидетелей, словно рябь по пруду, превращаясь в слухи в самых дальних уголках площади.
Я надеялась, что это никогда не окажется на каком-нибудь гобелене под названием «Святая Артемизия, молящая Госпожу о помощи кровью ее собственного сердца». Или еще хуже – придумают, что сама Госпожа направляла мою руку, как поступала со святым давних времен, вытравливая руны в их и моем сознании священным огнем. По крайней мере, теперь стало понятно, почему в писаниях никогда не упоминалось, что в Войне Мучеников использовалась Старая Магия. В книгах у нее было совсем другое название – чудеса, ниспосланные Госпожой.
Восставший взглянул вверх лишь однажды, привлекая внимание Чарльза и Маргариты. Никому из них я не объясняла свой план. На это не было времени. Чарльз осенил себя знамением, когда увидел, что я смотрю на него. Маргарита же слегка нахмурилась.
Когда Восставший закончил рисовать руну, я ожидала, что произойдет какое-то изменение, что почувствую, как яд Старой Магии просачивается в мою душу, Госпожа покидает меня и отвращает взор от моей оскверненной души. Но я ощущала лишь легкое истощение, словно часть жизненных сил покинула мое тело вместе с кровью. Восставший медленно сел, помня о том, что у меня кружится голова.
Пока я пребывала в оцепенении, сквозь туман пробился топот копыт. Капитан Энгерранд, восседая на собственном черном скакуне, вернулся с лошадью – да не с абы какой. Увидев приближающегося серого жеребца, Восставший безмолвно уступил мне контроль.
Не обращая внимания на окружающих, я бросилась к Погибели и поймала его уздечку, чтобы удержаться на ногах. Меня обдало горячее дыхание коня, когда он коснулся моего лица, а его шерсть пощекотала мою щеку. Похоже, он не винил меня за то, как сильно хозяйка загнала его после битвы. Я склонилась, проводя руками по его мощным ногам, желая убедиться, что на них нет ожогов.
– Он здоров. Это хороший конь, – добавил Энгерранд немного резковато.
Я почувствовала, что он смотрит на меня.
– Можешь ехать верхом?
Мне стало интересно, неужели я выгляжу настолько непрезентабельно, чтобы он обеспокоился этим. Прежде чем капитан успел предложить помощь, я забралась в седло самостоятельно. Едва успела устроиться, как ощутила тепло прижавшегося сзади тела. Чарльз подсадил Маргариту позади меня.
– Если ты собираешься резать руки и истекать кровью, я еду с тобой, – яростно заявила она. – И не спорь.
У меня и мысли не возникло отталкивать ее, по крайней мере не при таком количестве людей. Я полагала, что она не замедлит меня – Погибель был рыцарским конем и спокойно мог носить на себе взрослого мужчину в броне хоть целый день. Лишний вес Маргариты не помешает ему насладиться легкой прогулкой.
– Мы должны начать с северо-западного края города и нарисовать вторую руну, а затем двигаться по кругу,