– Валера ушел купаться, – точно Владислав Петрович этого не знал.
– Вот как, – глядя на меня без намека на любезность, ответил он, а я вдруг подумала, что мы во всем доме втроем: он, я и его препротивная супруга, взгляд у парня многообещающий, и я сваляла дурака, вот так бросаясь ему навстречу. – Хотел одолжить у него бритву, – хмуро сообщил Владислав Петрович и направился по коридору, а я вошла в свою комнату и заперла ее на задвижку.
«Ну и что я узнала? То, что писателя чем-то привлекает комната Валеры, совершенно ясно. Вопрос, что он там надеется найти? Золото, бриллианты? Довольно глупо везти с собой их в эдакую глушь. Тогда что?» Размышляя над этим, я вышла на балкон и огляделась. До соседнего балкона рукой подать. Почему бы не попробовать?
Перекрестившись, я перелезла через перила, шагнула над пропастью и вцепилась рукой в перила соседнего балкона. Дальше стало легче. Теперь я думала не столько о безопасности, сколько о том, чтобы остаться незамеченной. Присев на корточки, я выждала некоторое время и лишь потом приступила к осмотру. Дверь на балкон была заперта, но форточка открыта. Сама форточка была забрана сеткой, крепилась она при помощи обыкновенных канцелярских кнопок. Я легко вытащила их, просунула в форточку руку и нащупала задвижку, предварительно подергав дверь и убедившись, что закрыта она лишь на один верхний запор.
Через секунду я вошла в комнату. Она была точной копией нашей. В углу стоял рюкзак, рядом мольберт и еще какое-то приспособление, состоящее из медных трубок, брезента и крючков. Я заглянула в рюкзак. Краски, бутылка с подозрительного вида жидкостью, в общем, ничего интересного. Оставив рюкзак в покое, я огляделась. В таком столе хранить ничего невозможно, остается шифоньер и тумбочка.
В тумбочке бритвенные принадлежности, зубная щетка, паста, лосьон, две расчески и фен для сушки волос. Я перешла к шифоньеру. Куртка с подкладкой в клетку, два свитера, нижнее белье, две рубашки, стопка носовых платков. Совершенно ничего интересного.
В крайней досаде я закрыла шифоньер, и тут взгляд мой упал на нижний выдвижной ящик. Максимально выдвинув его, я встала на колени и смогла увидеть, что задняя стенка у шифоньера в этом месте отжата, я сунула туда руку, фанера легко отошла, а я нащупала между стеной и шкафом сверток. Нечто тяжелое было завернуто в плотную тряпку. Еще не развернув сверток, я знала, что увижу, и не ошиблась: в руках у меня был пистолет. Или револьвер? Нет, пистолет. Роман Андреевич, уличив меня в очередной ошибке во время прочтения моей новой повести, битый час втолковывал мне, чем отличается пистолет от револьвера. У кого-то из них должен быть барабан, только я сейчас не помню у кого, от волнения, наверное, хотя Роман Андреевич говорит, от бестолковости.
– Тоже мне толковый, – пробормотала я. Как всегда, при воспоминании о муже я почувствовала себя сиротой. А домой-то как захотелось, не высказать.
Я торопливо завернула оружие в тряпку и положила на место, стараясь вычеркнуть из сердца Романа Андреевича и всецело сосредоточиться на своей миссии, как я ее представляла в ту минуту. Ящик я закрыла и, почесав затылок для улучшения мыслительного процесса, вернулась к одежде.
Под курткой на вешалке висела барсетка. Я открыла ее и увидела паспорт, водительское удостоверение, двести долларов и пачку отечественных денег – все купюры по пятьсот рублей, икона Николая Чудотворца в конвертике, и больше ничего. Отступать было обидно, я тщательно осмотрела барсетку еще раз и была вознаграждена за настойчивость: в ней имелось еще одно отделение, которое вот так сразу и не заметишь. Заглянув в него, я вытащила на свет божий документ и задумалась. Удостоверение сотрудника частного охранного агентства «Феникс» Беляева Валерия Сергеевича, которому, между прочим, разрешалось иметь при себе оружие.
Пока я уясняла для себя этот факт, раздался стук. Я едва не подпрыгнула с перепугу, прежде чем сообразила, что стучат вовсе не в комнату Валеры, а в соседнюю. Скорее всего в нашу. Я вернула барсетку на место, попыталась скрыть следы своего вторжения и выпорхнула на балкон. Однако, чтобы запереть дверь, закрепить сетку на форточке, потребовалось время, стук усилился, а затем я услышала голос Лидии Артуровны.
– Анфиса Львовна, вы дома? – почти кричала она. – С вами все в порядке?
К тому моменту я уже вернулась на свой балкон, но подавать голос не спешила. Придется ведь как-то объяснять мою неожиданную глухоту. Лидии надоело стучать, послышались удаляющиеся шаги, я прокралась к двери и отперла ее, но покидать комнату сочла неблагоразумным: этой мымре ничего не стоило затаиться где-нибудь в коридоре.
Я вышла на балкон и без всякого энтузиазма огляделась. Конечно, спуститься можно вон по тому выступу, держась за балкон, а затем за лепнину с изображением то ли колосьев, то ли пучка розог. Тяжко вздохнув, я в третий раз махнула через перила и вскоре спрыгнула в высокую траву, после чего бегом припустилась к реке.
Женьку с Валерой я нашла без труда. Только вышла из леса, как услышала их голоса. Они плескались в нескольких метрах от берега и, судя по всему, были счастливы, то есть не нуждались в моем обществе. Не привлекая к себе внимания, я разделась и вошла в воду. Вода была теплой, дно хоть и вязким, но не настолько, чтоб отбить охоту к купанию, а моим нервам требовалась передышка. Я проплыла метров десять против течения, затем легла на спину и стала наблюдать за облачком. Словом, расслабилась как могла и получала удовольствие до тех самых пор, пока Женька не окатила меня водой, начав колошматить руками и ногами, отчаянно брызгаясь.
– Сумасшедший дом какой-то, – проворчала я.
– Ты давно вернулась? – спросила она.
– Давно. Просто не хотела вам мешать.
Тут из воды показалась голова Валеры, он отдышался, отбросил волосы с лица и заявил:
– Осторожнее, здесь коряга. Женя, нам пора выходить, у тебя губы синие.
Так, значит, пока меня здесь не было, они зря времени не теряли. Женька с Валерой выбрались на берег, а я еще немного поплавала и присоединилась к ним. Мне не терпелось рассказать Женьке о своей находке, оттого Валера здорово действовал на нервы, хоть я и старалась быть с ним любезной. Женька, видя, как я страдаю, потащила меня в кусты переодеваться и спросила, хмуря брови:
– Ну?
– Писатель пытался проникнуть в его комнату.
– Проник?
– Нет. Но зато проникла я.
– И чего? – насторожилась Женька.
– У него оружие и удостоверение сотрудника частного охранного агентства «Феникс».
– Что за мура такая?
– Откуда мне знать?
– Агентство это в Москве?
– Ничего подобного, в нашем городе. И теперь я припоминаю, что видела вывеску на Верхне-Ямской… Да, точно.
– Ага, значит, парень дует в уши, что из Москвы, а сам наш земляк.
– Земляк не земляк, а прописан действительно в Москве.
– Чепуха получается. Чего ж, ему в столице работы не нашлось?
– Не это меня волнует, – перебила я, – а то, зачем он сюда приперся. Ведь явно с какой-то целью.
– Думаешь, как и мы – на Кукуя охотится?
– Ничего смешного. Ты сама говорила: в Липатове что-то происходит. А тут парень с пушкой… Есть о чем подумать.
– Ладно, Анфиса, считается, что мы переоделись, потопали, а то как бы этот фрукт нас не заподозрил.
– Не вздумай в него влюбиться.
– Ты же знаешь, сердцу не прикажешь, – вздохнула Женька, чем очень меня огорчила.
Мы вернулись к Валерию, который терпеливо ждал нас на берегу, и побрели к дому, решив, что самое время выпить чаю. Эти двое о чем-то болтали, а я, поотстав, размышляла, почему писателя так тянет в комнату Валеры? Что это, нездоровое любопытство, как у нас с Женькой, или у него есть причина кого-то или чего-то опасаться?
Владислава Петровича с женой мы обнаружили на веранде, выходящей на другую сторону дома, веранда эта была застеклена, в углу стоял диван, в центре круглый стол, вдоль стен штук шесть кресел, возле двери на столике электрический самовар, посуда и нехитрое угощение в стеклянном шкафу.
– Перебрались сюда? – спросил Валерий, потрогал самовар и удовлетворенно кивнул: – Горячий.
– Там комары замучили, – капризно ответила Лидия Артуровна. – А у нас гость.
– Иван Иванович пожаловал?
– Пожаловал. Сейчас руки моет. Будет угощать брусничным вареньем. Как прошло купание?
– Отлично, – ответила за всех Женька.
Лидия, сверля меня взглядом, спросила:
– Я заходила к вам в комнату, но не застала. Как вы вышли?
– Обыкновенно, через дверь, – удивилась я.
В этот момент в комнату вошел мужчина в светлом костюме, рубашка в серую клетку, без галстука, бородка, пышные волосы. Надо сказать, он был здорово похож на Антона Павловича Чехова, только пенсне не хватало. К тому же в отличие от классика Иван Иванович был довольно упитан, что не мешало ему демонстрировать прямо-таки необыкновенную подвижность.
– Боже, какие красавицы, – воскликнул он, глядя на нас с Женькой и сложив руки на груди. – Позвольте ручки… – Ручки мы позволили и познакомились. Дядька мне скорее понравился, чем нет, пенсионер, которому скучно ковыряться на своем участке, вот он и придумал себе хобби, болтает всякую чепуху о Кукуе и учит тетку Августу бороться с вампирами. Безобидный чудак. – О вашем приезде говорит вся деревня, – сообщил он. – Не успел с болота вернуться, прибежала Августа и поведала мне о вашем чудесном явлении среди ночи.
– Да уж, явление было что надо, – засмеялась Женька. – Сначала нас до смерти напугал один местный житель, потом огромная собака…
– Огромная собака? – заинтересовался Иван Иванович, фамилия которого, кстати, была Горемыкин. – Вы видели собаку?
– Да. По-моему, кавказца.
– У местных таких собак нет, здесь одни дворняжки. Странно, – он покусал губу, глядя куда-то вбок, повторив: – Странно. – И задумался.
– А вы что на болоте делали? – вдруг спросил писатель. Горемыкин не сразу сообразил, что обращаются к нему, Владиславу Петровичу пришлось повторить вопрос дважды.