– Не забудь про черную мессу и огни. И еще кто-то двинул мне по затылку.
– Итак, – согласно кивнув, продолжила я, – на человека, который готов хладнокровно убить другого человека, Горемыкин все-таки не похож, потому я предлагаю следующую версию: чертовщина – его рук дело, так как он на суевериях попросту помешан, а к покушению на нас он рук не прикладывал, это работа других субъектов, пока неизвестных. И тут под подозрение попадают все, в том числе и твой блондин. При этом события каким-то образом завязаны на болотах, раз уж буквально все ими остро интересуются. Значит, ответив на вопрос о нечистой силе, точнее, о том, кому выгодно ее появление, мы приблизимся к другой разгадке: кто нас хотел укокошить.
– Вот за что я тебя уважаю, Анфиса, так это за толковые объяснения. Я, правда, мало что поняла, но чувствую…
– Если ты такая умная, – презрительно перебила я, – давай свою версию.
– Не принимай близко к сердцу, я ж так, дружески критикую, от кого еще правду услышишь, как не от меня?
– Нужна мне твоя правда…
– Ладно, давай развивай идею, больше перебивать не буду. Честно.
– Я думаю, собака есть, и она принадлежит Горемыкину. Только держит он ее не в доме, а где-то неподалеку. Возможно, на той же мельнице. Надо поговорить с местными. В конце концов, тебя прислали, чтоб ты с народом общалась. Думаю, Зеленый охотник – это тоже Горемыкин. То, что он по ночам не спит, а где-то бродит, нам с тобой доподлинно известно.
– Ты ж сама говорила, это вряд ли Горемыкин. Рост неподходящий, – напомнила Женька.
– Может, это какой-то фокус. Ни плащ-палатки, ни штормовки я не видела, но они могут висеть в запертом шкафу или вообще спрятаны вне дома. Короче, предлагаю следующее: сегодня начнем тотальную слежку за этим типом. Собаку надо кормить, а еще спускать ее и вновь сажать на цепь. Если она будет свободно носиться днем, от нее толку, то есть страха, совсем ничего. Собака и собака.
– Да поняла я, – нахмурилась Женька. – Меня что смущает: если мы тотально следим за Горемыкиным, то автоматически теряем из виду художника и остальных подозрительных. Или ты предлагаешь разделиться? – не без испуга спросила подружка.
– Разделяться, пожалуй, неразумно, – подумав, ответила я. – Чувствую, это небезопасно. Что там за дела у писателя, нам неведомо, но он вполне может и подождать, а нечистая сила мне уже надоела. Надо с ней решать вопрос.
– Хорошо, – с готовностью согласилась Женька, поднимаясь со скамейки. – Идем опрашивать граждан.
Опрос занял довольно много времени. Надо сказать, что население Липатова, не считая Горемыкина, состояло из старушек в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти семи лет, двух мужчин – Василия и Вовы Татарина, и одного подростка – Ивана Бородина. На вопросы граждане отвечали охотно, правда, слегка пугаясь Женькиного диктофона, который она в конце концов убрала в сумку. Население волновало несколько вопросов. Первый, и самый насущный, – электричество, второй – мост, третий – телевизор, то есть трансляция передач, конечно. Далее: автолавка, которая прекратила свое существование одновременно с мостом, прибавка к пенсии и повышение цен на электроэнергию. Были и еще вопросы, но менее существенные. По поводу нечистой силы удалось узнать следующее: Гутька Игнатова и кое-кто еще общаются с ней регулярно, потому что пьют до чертиков; на болото стало ходить опасно, там «водит». На вопрос «кто?» отвечали пожатием плеч и виноватой улыбкой: «Кто водит, Кукуй, конечно, по-вашему, леший». О Зеленом охотнике слышали от Ивана Ивановича, он о чем только ни рассказывал, когда к нему в лото играть ходили. Большую собаку видели трое, оба раза в темноте, таких собак здесь сроду не водилось, может, сбежала откуда… Вой с болота слышали все, колокол тоже. И огни видели. С прошлого лета на болоте нечисто, и ходить туда боязно, оттого и не ходят. Иван Иванович человек хороший, но чудной, собаки у него точно нет. Внук Валентины – Николай – два года назад развелся с женой, а так как работает в пансионате, то с весны по осень живет у бабки. Он в прошлом году едва на болоте не утонул, выбрался чудом и что-то видел, хоть и молчит, потому что молчун с детства. И вообще – парень себе на уме, но бабке дал понять, что к болоту ходить опасно и приезжих следует предупреждать заранее, чтоб не было беды. Последнее меня очень заинтересовало. Может, гневный взгляд парня при первой встрече был вызван нашим праздным, с его точки зрения, любопытством?
Я сидела рядом с Женькой и слушала разговоры, иногда лезла с вопросами и сама себе казалась идиоткой. Ладно Женька, ей за командировку деньги платят, а я-то чем занята? Однако, несмотря на самокритику, возникала и другая мысль: есть, есть в Липатове какая-то тайна. То ли хранят ее крепко, то ли мы, люди городские и мыслящие стереотипно, не в силах нащупать разгадку, наверняка несложную и, возможно, даже лежащую на поверхности, совсем рядом, стоит лишь руку протянуть. И от этого становилось почему-то обидно.
В общем, опрос жителей закончился, а похвастать нам с Женькой было нечем, хотя мы и покидали Липатово с ощущением, что сделали все возможное.
– Но мы ведь всерьез и не надеялись, что вдруг сразу все узнаем? – виновато сказала подружка, и я согласно кивнула. – Что теперь? – спросила она.
– Пошли ужинать. А после ужина к мельнице и к болотам прогуляемся, благо, что темнеет поздно. Еще не худо бы фонарик раздобыть, раз ночью нам предстоит выслеживать Горемыкина.
– Где ж мы его раздобудем?
– Это уж твоя забота, – нахмурилась я.
– Почему моя? – насторожилась Женька.
– Раз я мозговой центр, ты должна заняться материальным обеспечением, – резонно рассудила я.
Женька подумала и кивнула:
– Я попробую. Уверена, у Марии Павловны фонарик есть, а если нет, так его в селе купить можно. А зачем он нам, я как-нибудь объясню, найду что соврать.
В чем в чем, а в этом я ни капельки не сомневалась.
Иван Иванович остался ужинать. Оказалось, что никакой он не вегетарианец, кушал с аппетитом, без конца благодарил Марию Павловну, которая сама подавала на стол. Настроение у хозяйки было отличное, она похвалилась ожидавшимся наплывом отдыхающих и порадовалась, что дела потихоньку налаживаются. Женька тут же попросила фонарик, сославшись на вчерашние неудобства, и с легкостью его получила. Словом, все складывалось просто отлично.
После ужина новый постоялец ушел на речку, Лидия Артуровна осталась на веранде с Горемыкиным, который говорил без умолку, а Валера заканчивал пейзаж (думаю, жена писателя по этой причине и сидела здесь как приклеенная), «писатель» отправился «поработать». Валера через десять минут после этого вместе с мольбертом покинул веранду, где стало «мало света», и выбрал место, где света, по моему мнению, было еще меньше, зато отлично было видно окно комнаты писателя.
Сомнения меня оставили: Валера следит за Владиславом Петровичем, хотя пытается весьма неловко это скрыть. Лидия Артуровна, в свою очередь, изо всех сил соблазняет Валеру, даже не очень стараясь делать это тонко и незаметно. Настоящий змеиный клубок, да и только. Да еще Валера явно охмуряет мою Женьку, поглядывая на нее со значением и прямо-таки засыпая комплиментами. Моя дуреха слушала и сияла, как тульский самовар. Само собой, я нервничала и не чаяла, как покинуть веранду.
– Нам пора, – устав придумывать подходящий предлог, заявила я.
– Должен заметить, Анфиса Львовна, вы очень деятельный человек, – смеясь, сказал Валера. – На месте вам не сидится.
– Между прочим, мы сюда работать приехали, – ответила я. – Нам надо встречаться с людьми, проникнуться их проблемами.
– Да, пойдем в самом деле, проникнемся, – покорно ответила Женька, и мы направились к калитке, постепенно ускоряясь.
Мы как раз достигли забора, когда Женька повела себя странно: ни с того ни с сего замерла навытяжку, укрывшись за кирпичным столбом, и зашептала:
– Иди, не обращай на меня внимания.
Легко сказать, не обращай. Я сделала несколько шагов, пытаясь понять, чего это Женька ведет себя точно в белой горячке. Подружка через полминуты присоединилась ко мне, но вместо того, чтобы все объяснить, схватила меня за руку, увлекла в ближайшие кусты, хлопнулась там на зеленую травку и, стоя в странной, я бы даже сказала, неприличной позе, принялась что-то рассматривать, напряженно вытянув шею.
Я хотела задать вопрос, вполне естественный в данной ситуации: «А не спятила ли ты, дорогая?», но Женька зло отмахнулась, не поворачивая головы в мою сторону. Понять, что происходит, мне очень хотелось, поэтому я тоже опустилась на четвереньки и осторожно выглянула из кустов.
Вот тут и выяснилось, что не только у Женьки признаки белой горячки, те же симптомы демонстрировал наш знакомый – Коля, внук Валентины и сотрудник пансионата: в настоящий момент он затаился за столбом и выглядывал оттуда с самым идиотским видом.
С минуту ничего не происходило, затем Коля вышел из-за столба, посмотрел в направлении кустов, нахмурился, перевел взгляд на дорогу, а потом стал вертеть головой во все стороны, затем чертыхнулся и бросился к деревне. Так как он пронесся буквально в двух метрах от нас, нам с подружкой пришлось залечь.
Выждав время, мы поднялись и отряхнулись.
– Видела? – сурово насупив брови, спросила Женька.
Я кивнула.
– Этот тип за нами следит.
– Вот-вот. Смотри, что делается. Его-то как привязать ко всей этой истории? Я имею в виду, где мы ему дорогу перешли, что его так разбирает?
Я призадумалась, в самом деле, с какой такой стати Коле следить за нами? Разумного объяснения не находилось. Однако сейчас мне не хотелось менять намеченные планы (я считала, что они у нас есть), чтобы гоняться за этим типом, поэтому я заявила:
– С ним потом разберемся, идем к мельнице.
И мы пошли.
При дневном свете сие сооружение выглядело совершенно безопасно. Просто старое здание. Правда, крылья впечатляли, Женька не удержалась и толкнула одно, со страшным скрипом крыло качнулось, но почти тут же замерло.