Однако найти в деревне Вову Татарина не удалось. Домой он, по словам жены, не возвращался. Как ушел после обеда за водой, так его и нет, одни ведра стоят у колодца. На вопрос: «Где он может быть?» – мы услышали: «Да где угодно. В какой-нибудь канаве валяется. Или в луже. Очухается, придет. А не очухается сегодня, значит, придет завтра». Получив исчерпывающую информацию, мы побрели к дому Горемыкина, чтобы убедиться, что старикан в самом деле у себя. Так и оказалось: Иван Иванович в компании двух старушек сидел на скамейке возле соседского дома и с увлечением что-то говорил.
– Решили еще погулять? – крикнул он нам. Мы ответили, да, мол, решили, и он помахал нам рукой.
– А вот и Коля, – пробормотала Женька, стараясь особо не выказывать своего интереса, я осторожно огляделась, но Коли не увидела. – Он в огороде, – подсказала подружка.
И точно. В огороде, рядом с домом его бабки, я увидела шофера пансионата, он шел к калитке, глядя себе под ноги, и почему-то казался очень злым. Вдруг он увидел нас и притормозил, должно быть, надеясь остаться незамеченным, но сообразив, что мы его уже увидели, направился к крыльцу. Хлопнула входная дверь, и женский голос спросил:
– Коля, это ты?
– Я.
Голоса стихли. Мы удалились от дома на приличное расстояние, дошли до конца деревни, тщетно разыскивая Вову.
– Надо было за ним сразу идти, – кусая губы, заметила я.
– Подумаешь, поговорим с ним завтра. Один день ничего не решает, – утешила меня Женька.
– До завтра он успеет забыть, что кричал сегодня, – расстроилась я.
– Вполне возможно, что и сегодня не вспомнит. – Женька пыталась смотреть на ситуацию философски, но я-то видела, что она огорчена не меньше меня.
Выждав немного, мы вновь вернулись к дому Вовы Татарина, но он так и не появился.
– Придется ждать до завтра, – вздохнула я.
– Девчонки, – услышали мы в этот момент, обернулись и увидели Августу Поликарповну, которая шла от колодца с двумя полными ведрами. Мы с Женькой торопливо направились к ней и взяли ведра из ее рук. – Ну как? – спросила она, тяжело дыша, хотя шли мы довольно медленно. – Разобрались, что у нас тут за дела творятся?
– Пока нет, – покаялась Женька. – Однако уже убедились, что в самом деле творятся.
– Да? – вроде бы испугалась Августа Поликарповна. – А что случилось?
– На мельнице кто-то черную мессу служит.
– Это что такое? – заволновалась пенсионерка.
– Вроде церковной службы, но наоборот, то есть поклоняются отнюдь не господу.
– Святые угодники… – Августа Поликарповна перекрестилась. – И еще удивляемся, что у нас телевизор не кажет да мост смыло. Удивляться надо, как живы до сих пор. И кто ж ее служит, эту мессу?
– Пока не выяснили, дверь была заперта, а в окошко многого не разглядишь. Анфиса видела человека в чем-то черном. Августа Поликарповна, мы вот что узнать хотели, вы за Горемыкиным ничего странного не замечали?
– Так вы думаете?.. Нет, Иван Иваныч человек богобоязненный, в Троицу вместе в храм ездили, на коленях всю службу выстоял… Какая уж тут черная… забыла слово… Он чудак, конечно, но добрый.
– А почему чудак? – влезла я.
– А чего городскому человеку у нас делать? Скука. Добро бы запасливым был: грибы там, ягоды, но ведь он всем этим не интересуется. Живет один, ест суп из пакетиков. Разве ж это дело? А теперь надумал на зиму остаться. Да здесь зимой и привычный человек волком воет.
– Ну… вдруг у него проблемы, семейные, к примеру, – хитро предположила Женька.
– Какие проблемы? Вдовец он, а сын с семьей за границей живут. У Иван Иваныча в Москве квартира и пенсия хорошая. Я так думаю, он решил зимой на остров идти. Чтоб, значит, взглянуть на Кукуя.
– Что значит взглянуть? – не выдержала я. – Неужто Иван Иванович всерьез полагает, что на острове сидит какой-то Кукуй… – Женька скорчила зверское лицо, и я замолчала, мы поднялись на крыльцо дома, где жила Августа Поликарповна. Хозяйка пожала плечами, пропуская нас вперед.
– Может, и не сидит, а может… Кто знает?
Женька пристроила ведра на широкую лавку в сенях, и Августа Поликарповна предложила нам выпить чая. Мы отказались, так как я боялась проглядеть Ивана Ивановича, который казался мне все более подозрительным. Тут за моей спиной что-то грохнуло, я вздрогнула и увидела, как из терраски, дверь которой выходила в сени, появился Иван Бородин.
– Привет, – сказала Женька, мальчишка вздохнул, пряча глаза, а бабка заметила:
– Чего молчишь, поздоровайся с людьми…
Иван Бородин замер, глядя куда-то в пол, а потом зажмурился, точно видеть нас было для него совершенно невозможным делом, после чего жалко пискнул и со всех ног бросился вон из дома.
– Да ты чего? – крикнула ему вдогонку бабка и покачала головой: – Вот уж правда говорят, ума нет… Вы на него не обижайтесь…
– Что вы…
– Пойду поищу мальчишку, – вздохнула Августа Поликарповна, и мы вместе с ней спустились с крыльца и тут увидели Василия, он как раз шел к дому соседки. – Вася, ты моего мальца не видел?
– К мельнице побежал, точно за ним черти гонятся. А что?
– Да ничего. Нашло на парня. То тихий, точно ангелочек, то вдруг пуганый какой-то. Придется осенью опять к врачу идти. Надо таблетки успокоительные.
– Это конечно, – кивнул Василий, косясь на нас. – Я чего зашел-то… Нет ли у тебя взаймы бутылки?
– Найдем…
Повеселевший Василий начал подниматься на крыльцо, а Женька спросила:
– Вы Вову Татарина не видели?
– Сегодня? Видел раз пять. По деревне мотался, выпить искал. Я с сеном возился, вот теперь с устатку…
– А давно вы его видели?
– Да уж больше часа, как он в пансионат пошел.
– Зачем?
– Говорю, искал, где бы выпить. Жена его – баба неплохая, зря говорить не стану, но уж очень скандальная и бабкам нашим строго наказала Татарину взаймы не давать и не наливать соответственно. После того как они со Степановной возле колодца крупно поговорили, никто и не дает, вот Вовка и мается.
– А в пансионате он у кого думал денег занять?
– Откуда ж мне знать? Может, у вас.
– Он ничего по этому поводу не говорил?
– Так я не спрашивал, смотрю, потрусил в ту сторону, понятное дело, худо человеку… – Василий кашлянул, должно быть тем самым намекая, что разговор затянулся и ему, между прочим, тоже худо, но я решила не обращать на это внимания.
– Василий, мы с Евгенией Петровной хотели бы попасть на остров. Вы не могли бы нас туда проводить?
– Раньше мог, а второе лето – нет. Водит на болоте.
– Кто водит?
– Кукуй, естественно. Не пройдешь. Участковый сунулся, еле жив остался. Не нужен вам этот остров, делать там совершенно нечего.
– Как нечего? А Кукуй? – возмутилась Женька.
– Так вы его поймать хотите? – Василий хихикнул, покачал головой: – Если б можно было, уж, верно, давно бы поймали. Вы, девки, на болото не лезьте, болото штука опасная, был человек и нет человека, а вы молодые, вам жить да жить.
– А вы на острове сами когда в последний раз были? – спросила я. Тут на крыльце появилась Августа Поликарповна и сказала:
– Идите в дом, чего на крыльце стоять?
Василий повеселел и первым занял место у стола, выпил, мы все это время терпеливо ждали, закусил капустой и наконец ответил:
– Позапрошлой осенью с дачниками за ягодой ходил. Ну и на остров зашли. Зимой делать там нечего, а с весны водить начало.
– Как это «начало»? – не выдержала я. – Ни с того ни с сего?
– А это уж вы у Кукуя спросите, – хмыкнул Василий, хитро поглядывая на нас.
– Но ведь много лет туда люди ходили, и ничего.
– Точно. А теперь водит. Я сам часа два плутал, не чаял выбраться, а непривычному человеку и вовсе не выйти. Слыхали, у нас здесь сразу четверо сгинули? Одна машина осталась. Здоровые мужики и как в воду… то есть в болото, конечно. А вы чего? Вас комар укусит и то беда. Нет, держитесь от острова подальше.
– Значит, вы нас к острову не поведете? – хмуро спросила я.
– Нет. И Вова не поведет. Никто из наших шагу туда не ступит. И не просите.
– Послушайте, но ведь Августа Поликарповна письмо в редакцию написала, чтобы мы приехали и разобрались, а вы нам помочь не хотите.
– Помочь мы всегда рады, а вот вести вас на верную погибель – это не помощь, а совсем наоборот. Вы про беды наши в газетке пропишите, чтоб мост восстановили, дорогу подлатали, да чтоб телевизор хоть одну программу путью показывал. И Кукуй на своем болоте затихнет и людей губить перестанет. Это я вам авторитетно говорю. Так что на болото не лезьте, а заставьте начальство местное шевелиться.
Поняв, что разговор окончен, мы простились и покинули дом Августы Поликарповны.
– Он что-то знает, – тревожно зашептала я.
– Дураку ясно. Только вот что? Уверена, на болоте чертовщиной не пахнет, там кое-что похуже.
– Что похуже? – нахмурилась я.
– Ну, не знаю, – пожала плечами Женька. – Но идти туда он боится вовсе не из-за Кукуя.
– Точно. И намекнул, если б не оторванность деревни от окружающего мира, этого безобразия здесь не было бы.
– Что ж там такое? – нервно кусая губы, бормотала Женька. – Как на этот остров пробраться, хоть бы одним глазком взглянуть…
– Надо поговорить с участковым, – решила я. – Он при исполнении, и ему всякую чушь про Кукуя говорить неприлично, а местность он должен знать. Вот и отправимся с ним.
– А может, здесь какая-то сатанинская секта? – выдвинула предположение подружка. – Окопались на острове и не хотят, чтоб об их тайнах кто-то знал?
– Нечего гадать, надо сходить и проверить. Завтра с утра поедем к участковому.
– Как? – поморщилась Женька. – Ты ж знаешь, у местных ни одной лодки. Надо двигать пешком до Фрязина, а там автобусом до райцентра, потом опять автобусом до другого райцентра и уж только оттуда в Заручье. Хорошо, если к вечеру доберемся.
– Ну и что, назад можно на твоей машине.
– Я у Маринки спрашивала, от Фрязина проедешь только на джипе, а еще лучше на гусеничном тракторе.