– Куда же все делось? – растерялась я, шаря в кустах и при этом напрочь забыв о своем желании никогда не видеть проклятую голову. Теперь я так старательно ее искала, точно от этого зависела моя дальнейшая жизнь.
Надо отдать должное подружке: она присоединилась ко мне, и мы тщательно осмотрели кусты, близлежащую местность и даже дорогу, по которой шли сюда. Никакого намека на рюкзак и голову. Следов, само собой, тоже не осталось, потому что шел дождь. Вывод напрашивался сам: либо хозяин головы вернулся за ней, когда мы лежали в беспамятстве, и забрал рюкзак, либо вовсе никакой головы и даже рюкзака не было, а все нам только привиделось.
– Такого быть не может, – подумав, заявила я. – И ты, и я отчетливо помним одно и то же. Выходит, нам одновременно приснился один и тот же сон, а так не бывает. Значит, рюкзак был…
– И голова была? – вздохнула Женька.
– Не знаю, – растерялась я. – Может, в самом деле привиделось?
– Знаешь, что я тебе скажу, Анфиса, – запечалилась подружка, – пойдем-ка спать. Что-то мне наше состояние не нравится. Галлюцинации – штука опасная, так и до психушки рукой подать.
Насчет психушки я была согласна, меня хоть сейчас туда отправляй на профилактическое лечение. Мы ходко затрусили в сторону пансионата. Когда уже достигли ограды, Женька вдруг спросила:
– Неужто правда померещилось? – Я пожала плечами, а она горячо зашептала: – Анфиса, вдруг нас леший водил? То есть, я хотела сказать, может, такое и называется «водил»? Галлюцинации там и прочее…
– Может, – отмахнулась я и тут весьма некстати вспомнила страшилку о Зеленом охотнике, который носит свою голову не на плечах, а под мышкой, слабо пискнула, а Женька схватила меня за руку.
– Ты чего?
– Ничего, – пролепетала я, не хватало только еще и ее напугать.
На счастье, мы уже поднялись на крыльцо и постучали. Дверь открыла Марина.
– Я уж беспокоиться начала, – сонно щуря глаза, сказала она, а мы принялись оправдываться:
– Задержались в деревне, потом дождь…
– Так вы от деревни без провожатых шли?
– Конечно.
– Страсть какая… Сегодня на болоте точно все черти собрались, такой вой устроили.
Словно в подтверждение ее слов, с болота донесся протяжный вой. Мы все трое машинально перекрестились.
– Вода горячая есть? – неизвестно почему перешла я на шепот.
– Есть, – кивнула Марина, и мы с Женькой стали подниматься по лестнице.
– Что скажешь? – спросила она.
– О чем?
– Обо всем происходящем.
– Ничего.
– Но ведь должно же у тебя быть мнение, хоть какое-нибудь?
– Мое мнение: нам спать пора, а будешь разговорами допекать, получишь по носу.
Проснулась я с первыми лучами солнца. Женька еще сладко спала, а я, уставясь в потолок, попыталась проанализировать происходящее. Назвать эту свою попытку особо успешной я не могла, потому что исходных данных было маловато. Как я отвечу на вопрос: совершено убийство или нет, если наверняка не знаю, видели ли мы ночью голову или все это проделки Кукуя?
Пострадав еще немного, я поднялась и растолкала Женьку. Она охнула, села в постели и посмотрела на меня безумными глазами. Потом прижала руку к груди и молвила:
– Ох, напугала до смерти… всю ночь кошмары снились.
– Когда кошмары снятся, человек спит чутко, а ты как лошадь…
Женька взглянула на часы и нахмурилась:
– Ты что, с ума сошла? Поднимать человека в такую рань.
– Не забывай, тебя сюда послали с нечистой силой бороться, а не бока отлеживать.
– Ты что-то придумала, – порадовалась Женька.
– Вот что, черная месса и отрезанная голова – звенья одной цепи, и все это дело рук Горемыкина.
– Почему? – пробормотала подружка.
– Потому что голова понадобилась Горемыкину для пущего эффекта, чтобы придать истории с Зеленым охотником необходимый драматизм.
– Точно, – охнула Женька. – Он ведь нам рассказывал, что Зеленый охотник голову в рюкзаке носит… Анфиса, а вдруг это правда…
– Что правда? – взъелась я.
– Ну… в каждой легенде есть доля истины.
– Лучше не зли меня. Говорю, Горемыкин спятил, и голову эту…
– А где он ее взял? – нахмурилась подруга. – Ведь голова такой предмет… на дороге не валяется… я имею в виду…
– Конечно. Поэтому мне абсолютно ясно: совершено преступление. Нам нужно срочно найти голову и звонить в милицию.
– Почему бы просто так не позвонить, без головы?
– Без головы они с места не сдвинутся. Пойми ты, для того чтобы менты зашевелились, нужен труп. А у нас что? Рассказы о голове в рюкзаке, ничем, кстати, не подтвержденные.
– Я все понимаю, – вздохнула она. – Только знаешь что… не хочется мне ее искать, то есть видеть…
– Тогда собирай вещи и поехали отсюда, нет никакого смысла в том, чтобы здесь торчать…
– Ладно, – перебила она, – пошли искать голову. Ты уже знаешь, куда за ней идти?
– Я хочу проверить мельницу. Вчера мы там видели огонь, так? И этот тип с рюкзаком встретился нам в нескольких метрах от мельницы. Я думаю, он шел с этой службы и столкнулся с нами, ведь свет к тому моменту уже погас.
– И ты считаешь, что он вернулся на мельницу и там ее спрятал?
– Если, конечно, не утопил в болоте, то скорее всего так и есть. Не домой же он ее поволок. А если на мельнице ее случайно кто-то и найдет, то связать с Горемыкиным не сможет.
– В этом что-то есть, – подумав, кивнула Женька. – Идем. А как мы проникнем на мельницу, там же замок?
– Найдем какую-нибудь железку и выломаем раму.
– Может, лучше сходить в деревню и узнать, у кого ключ?
– Горемыкин сразу насторожится и, чего доброго, сбежит.
– Ладно, пошли искать железку.
Мы быстренько оделись, прокрались в умывальную, стараясь не шуметь, и вскоре выскользнули из дома, воспользовавшись тем, что Марина крепко спит.
Зашли на хоздвор и немного пошарили в поисках подходящей железки. Двор, как на грех, выглядел образцово-показательно: чистота, порядок и никакого тебе металлолома.
– Сарай, по-моему, открыт, – кивнула Женька на низкую пристройку возле гаража. Мы направились туда, потянули на себя дверь, из темноты сарая послышалось грозное рычание. Мы замерли, как по команде. Глаза привыкли к полумраку, я начала различать предметы в сарае, и тут Женька сказала с досадой: – Тьфу, пропасть… – А я увидела рыжую собачонку, которая, опасливо пятясь от нас, грозно рычала. – Вот ведь что значит нервная система взволнованная, – заметила подружка, проходя в сарай и перестав обращать внимание на собаку. Та тоже потеряла к нам интерес, выскочила за дверь, справила нужду, пробежалась по двору и улеглась возле ворот гаража с самым довольным видом.
– Я не знала, что здесь есть собаки, – словно оправдываясь, заметила я.
– Может, из деревни приблудилась, а может, вправду держат так, на всякий случай. Не думаю, что от нее много толка.
Пошарив в сарае, заваленном всяким хламом, мы обнаружили железку, с нашей точки зрения вполне подходящую для взлома, и отправились к мельнице. По росе идти не очень-то приятно, и я в который уже раз пожалела, что мы не прихватили из города резиновые сапоги, на будущее надо знать, что в сельской местности это наиважнейшая вещь.
Эти мысли немного отвлекли меня, и я не заметила, как мы вышли к мельнице. Туман у реки только-только начал редеть, и мельница выглядела довольно зловеще. Я перевела взгляд на Женьку, на лице ее читалось нечто подозрительно похожее на отчаяние. Вздохнув, я преодолела оставшиеся несколько метров и оказалась перед запертой на замок дверью. Женька предложила попробовать сбить замок. После первой попытки стало ясно, что это нам не по силам. Пришлось вернуться к первоначальному замыслу, и мы направились к окну.
Женька сцепила руки замком, я приподнялась и поддела железкой сгнившую раму. Минут через пять моими усилиями она была выставлена, а я с Женькиной помощью влезла в окно, подождала, когда глаза привыкнут к полумраку, и спрыгнула. Помещение оказалось довольно большим, пыльным и, судя по всему, каким-то опасным. Доски во многих местах сгнили. А лестница, ведущая наверх, сохранила всего несколько ступенек, так что все это сооружение в любой момент могло рухнуть мне на голову.
Я затосковала: найти здесь что-либо будет непросто, а находиться долго в этом мрачном месте желания никакого. Вздохнув, я приступила к более тщательному осмотру. Первое, что привлекло мое внимание, был газовый баллон, без вентиля и с пробоиной, к нему был привязан металлический брус. Я хмуро прикидывала, что бы это могло быть, взяла и легонько стукнула бруском по баллону. Раздался звук наподобие колокольного.
– Что там? – заволновалась Женька, и я увидела в окне ее физиономию.
Подружка здорово запыхалась, что неудивительно, ведь окно находилось довольно высоко над землей. Я порадовалась, что она в хорошей физической форме. Увидела в углу какие-то ящики и подтащила их к окну. Ящики хоть и выглядели подозрительно, но подо мной не развалились, когда я взгромоздилась на них, чтобы помочь Женьке. Через пару минут она уже стояла рядом со мной и оглядывалась.
– Чего это бухнуло? – спросила Женька тихо.
– Идем. – Я подвела ее к газовому баллону. – Вот тебе первая разгадка: звук колокола якобы с болота. Примитивно, но действенно. Ночью звук расходится далеко, его деревенские и слышали.
Женька усмехнулась и вроде бы повеселела, а мы продолжили осмотр. В деревянном ящике, прикрытом листом фанеры, обнаружили церковные свечи, крест, выпиленный из куска дерева, кстати, довольно умело, и черный балахон, который оказался женским демисезонным пальто.
– Это что ж такое? – возмутилась Женька, глядя на все эти предметы. – Горемыкин, наверное, спятил.
– Может, и не Горемыкин, – нахмурилась я.
– А кто? – спросила Женька.
– Давай здесь все как следует осмотрим, – не стала торопиться я с ответом.
Дальнейший осмотр поначалу не дал ничего интересного. Многочисленные ящики оказались пустыми, в уголке стояла банка с огарками свечей, у стены три самодельных подсвечника, слепленных из глины, опять же не без мастерства. В противоположном углу мы обнаружили дырявую кастрюлю с остатками пирога в ней, пластиковую бутылку с водой и старое одеяло с подушкой, наволочка была расшита крестиком. Мы с Женькой переглянулись и дружно хмыкнули.