– Сказали, скоро не ждать, у них бензина нет.
– Черт знает что такое, – возмутился Владислав Петрович, но мне показалось, что в его возгласе прозвучало больше удовлетворения, чем досады.
– Пожалуй, надо домой собираться, раз такие дела, – подал голос Геннадий Степанович.
– Нет, – встрепенулась Женька, – никому уезжать нельзя. Речь идет об убийстве и…
– Вы что же, кого-нибудь подозреваете? – усмехнулся Владислав Петрович.
– При чем здесь это? Я точно знаю: если совершено убийство, все должны оставаться на местах до окончательного прояснения.
– Возможно, и нет никакого убийства, – вступил в разговор Валера. – Насколько мне известно, существуют определенные правила…
Он еще что-то говорил, но я не слушала, углубившись в собственные мысли. Если с утра я еще сомневалась в существовании отрубленной головы, считая ее то галлюцинацией, то чьей-то глупой шуткой (шутник вполне мог натянуть резиновую маску, например, на футбольный мяч, а мы в темноте да с перепугу вообразили невесть что), так вот, если с утра я еще сомневалась в ее существовании, то теперь была абсолютно уверена: мы видели настоящую голову, раз к ней еще прибавилась и кисть руки, самая что ни на есть настоящая. Вон она лежит на подоконнике, завернутая в тряпочку. Выходит, мы имеем дело с убийством, причем с изощренным и совершенным с особой жестокостью.
Допустим, кто-то кого-то убил (к сожалению, такое не редкость), но зачем же отрубать руки и голову, а потом расхаживать с этой головой по болоту? И тут на ум приходит черная месса, россказни про Зеленого охотника и прочее в том же духе… Логично предположить, что убийство совершил человек психически ненормальный, увлеченный местными страшилками, в связи с чем возникает кандидатура Горемыкина с его неуемной тягой к фольклору. К сожалению, есть и второй кандидат – Иван Бородин. Этому с ума сходить не надо, у него и так большие проблемы, а то, что слабую голову ребенка бабка умудрилась забить всякой чушью, в которую сама свято верит, известно доподлинно.
– Как вы думаете, это долго продлится? – громко спросил Геннадий Степанович. – У меня через два дня отпуск кончается, и вообще…
– Это вы в милиции узнайте, – с усмешкой заявил Владислав Петрович. Он о чем-то сосредоточенно размышлял, а Валера исподтишка наблюдал за ним. Мало мне печали с отрубленными головой и кистью, так еще эти двое ведут себя крайне подозрительно.
Внезапно возле веранды послышались шаги, и вскоре нашим очам предстал улыбающийся Иван Иванович. Правда, улыбка вскоре сползла с его физиономии, и он с тревогой спросил:
– Что случилось?
– Собака принесла кисть руки, – сообщил Валера, пожимая плечами.
– Какую кисть? – не понял Горемыкин. Я бы, кстати, тоже не поняла, если б мне сказали такое.
– Человеческую, – вторично пожал плечами Валера. – Желаете взглянуть? Она на подоконнике.
– Это что, шутка? – нахмурился Иван Иванович.
– И рады бы шутить, но… что есть, то есть. Ждем милицию, обещали к вечеру приехать.
Иван Иванович вытер ладонью вспотевший лоб и тяжело опустился в плетеное кресло.
– Выходит… совершено преступление? – помедлив, спросил он.
– Если хозяин кисти не найдется живым и здоровым – выходит. Но лично я не верю, что найдется. Мне почему-то кажется, что обнаружить такую потерю не так сложно и о несчастном случае мы бы уже знали. Маловероятно, что собака принесла кисть издалека, значит, пострадал кто-то из местных. Так как о несчастном случае нам до сих пор ничего не известно, значит…
– Что – значит? – точно очнулся Владислав Петрович.
– Значит, руки лишился человек, не проживающий здесь постоянно. Приезжий, турист, рыбак… не знаю кто… – Не успел Валера договорить, а по спине моей уже побежал холодок, и вспыхнула догадка. Мой взгляд встретился с Женькиным, и я поняла, что думает она о том же. Я легонько кивнула. Мы стали перемещаться ближе к выходу и в конце концов незаметно покинули веранду.
– Это ночной гость, – взволнованно шепнула она, – разговор которого с писателем ты подслушала.
Я кивнула, но, не желая делать поспешных выводов, заметила:
– Разговаривали они вполне мирно.
– Это ничего не значит. Заманил дядю куда-то ближе к болоту, головку, ручки оттяпал, и привет. Очень это на писателя похоже. Жутко подозрительный тип. А ведь нам до сих пор неизвестно, что ему тут понадобилось.
– Мы же думали, что ночной гость – это Геннадий Степанович. Кстати, ты заметила, происходящее ему здорово не нравится и он даже решил уехать.
– Ну и что? Мне происходящее тоже не нравится. А то, что решил уехать… Ты считаешь, ему есть что скрывать?
– Не знаю.
– И все-таки я думаю, что убитый – тот самый ночной гость. Хотя… Вот беда, знать бы точно про голову, а то сунешься с ней к ментам, а потом выйдет сплошное посмешище.
– Вот что, – подумав, сказала я, – надо как следует все здесь осмотреть. Прежде всего желательно узнать, где собачка нашла руку. Может, в том месте еще чего лежит… – Я закатила глаза, приходя в отчаяние от подобной формулировки.
– Идем, – согласно кивнула Женька, – отыщем собачку, может, она нас приведет куда следует? – Мы направились на хоздвор, так как предполагали, что рыжая живет там. По дороге Женька продолжала мыслить: – Меня вот что смущает, допустим, писатель укокошил ночного гостя, но зачем руки-то отрубать? И голову, если это та голова… в общем, ты понимаешь. Хотел труп расчленить, чтобы легче спрятать? Но ведь мы не в городе, чего ж проще, раз здесь кругом болота.
Женькины слова навели меня на интересную мысль. Я замерла, посмотрела на подружку и кивнула:
– Голова и руки – это совсем не так глупо, как кажется. И насчет болота ты, конечно, права. В болоте труп ни за что не найдут. В этом случае что-либо отрубать глупо. Но мы имеем отрубленную кисть… от головы пока отвлечемся. Значит…
– Значит?
– Напряги извилины. Значит, убийство произошло довольно далеко от болота, и убийца не хотел рисковать, путешествуя с трупом пару километров.
– Конечно, – обрадовалась Женька, но тут же сникла. – Допустим, до болота далеко, но река вот она, рядом.
– Рядом. И здесь мы вновь возвращаемся к тому, что труп был расчленен. По крайней мере, его лишили рук (одной-то уж точно) и, возможно, головы. Это тебе второй вопрос.
– Ну, конечно, – с жаром заметила Женька. – В воде труп могли найти, верно? И опознать. А как опознать человека, если у него ни лица, ни отпечатков пальцев? Только по характерным приметам на теле, а далеко не у всех они есть.
– Само собой. Из этого делаем сразу два вывода. Первый: убийство произошло либо неподалеку от деревни, либо рядом с пансионатом. И второй убийца справедливо опасается, что, если труп опознают, выйти на него будет несложно.
– То есть убитый и убийца – близкие люди?
– Возможно, не такие уж близкие, но что-то их связывало, и связь эту нетрудно проследить.
– Значит, надо любыми путями найти голову, чтобы можно было опознать убитого. Я просто уверена: это дело рук писателя.
– А я – нет. Не забывай про местные страшилки. Для меня Горемыкин все еще подозреваемый номер один.
– Слушай, все ведь довольно просто, – воодушевилась Женька. – Мы столкнулись с головой, то есть с типом, который ее вчера нес, когда Горемыкин спал…
– Вовсе не факт. Он мог улизнуть у тебя из-под носа.
– Хорошо, хорошо. Давай установим, кто около часа ночи отсутствовал в пансионате, и если окажется, что писатель в это время…
– Как ты это узнаешь? – хмыкнула я.
– Спросим у Марины.
– Писатель мог выбраться в окно, у него первый этаж. И Валера тоже мог незаметно спуститься с балкона. Если я смогла, то ему это проще простого.
– Валере-то зачем кого-то убивать? – нахмурилась Женька.
– Откуда мне знать? – огрызнулась я. – Но твой блондин тоже ужасно подозрительный.
Тут мы сообразили, что уже довольно давно стоим возле сарая, злобно шипя друг на друга, а в нескольких метрах от нас лежит Рыжая и с интересом за этим наблюдает.
– Песик, – позвала Женька, наклонилась, протягивая руку, словно намереваясь угостить животное, и глупо улыбаясь при этом. Рыжая поставила уши торчком и вроде бы насторожилась. Женька сделала шаг вперед, собака вскочила и отпрыгнула в сторону. – Песик, – повторила Женька, добавив в голос меда. Собака немного понаблюдала за ее перемещениями, затем тявкнула и бросилась бежать в сторону парка. Конечно, мы бросились за ней.
Почему мы с подружкой решили, что Рыжая приведет нас к месту преступления, ума не приложу, однако мы исправно носились за собакой, избравшей замысловатый маршрут. Наша бурная деятельность была замечена с веранды. Лидия Артуровна подошла к перилам и громко спросила:
– Еще что-нибудь нашли?
Я отчаянно замотала головой и припустилась за Женькой и Рыжей.
Собака, покинув территорию пансионата, развила прямо-таки фантастическую скорость. Мы с Женькой тут же отстали, а через несколько минут вовсе потеряли ее из вида. Сели возле кустов и попробовали отдышаться.
– Вот вредная животина, – пожаловалась подружка. – Слушай, если менты догадаются привезти собаку, то вторую руку найти будет не трудно, как считаешь?
Я пожала плечами.
– Вчера дождь был.
– А если ей дать понюхать первую руку, она вторую найдет? Даже после дождя?
– Откуда мне знать? Я никогда никому ничего нюхать не давала.
– Упущение, – заметила Женька. – Такие вещи знать просто необходимо.
– Очень надо забивать голову всякими глупостями.
– Глупость не глупость, а сейчас здорово бы пригодилось.
– Вот что, давай взглянем на то место, где мы нашли голову, – подумав, предложила я.
– Зачем? Сама говоришь, дождь и…
– Идем, – поднялась я.
Женька тоже встала и начала приставать, вместо того чтобы идти себе молча и дать мне возможность подумать.
– Анфиса, если у тебя какая догадка, ты в себе не держи, одна голова хорошо, а две лучше.
– Много прока от твоей головы, – отмахнулась я.