Наконец мы справились с веревкой, приподняли мешок и в недоумении переглянулись: в мешке лежал скелет. Мы потянули его за ноги и вскоре извлекли на свет божий. Женька сунулась в мешок, но, кроме камня, там больше ничего не оказалось.
– Это что ж такое, – растерянно пробормотала она, а я хмуро разглядывала скелет у своих ног. Конечно, скелет немногим лучше трупа, потому что, как ни крути, тоже труп. Но этот был с головой и руками. Женька подняла нашу находку и со вздохом заметила: – Скорее всего мужчина… рост где-то метр восемьдесят. Тебе это о чем-нибудь говорит?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… тот дядька, с которым писатель разговаривал, был какого роста?
– Ты хочешь, чтобы я его опознала? – кивнув на скелет, осведомилась я и принялась внимательно рассматривать находку. – Мне кажется, что он, так сказать, фабричного производства, – через некоторое время изрекла я. – Собран очень аккуратно, две кости сломаны, но их, скорее всего, раздавило камнем при падении.
– Ты чего мне голову морочишь? – разозлилась Женька. – Что значит фабричного производства?
– Ну… такие вещи изготавливают для школ и прочих учебных заведений, где изучают анатомию человека. Скелет можно приобрести в магазине «Наглядные пособия».
– В нашем магазине скелета нет, только глобус.
– Это в каком? На Малой Ильинской? А на Васильевском проспекте стоял, я сама видела.
– Ну, хорошо. Предположим, этот чокнутый Горемыкин купил его в магазине, чтобы изучать анатомию. Но тогда какого хрена он его утопил? Да еще камень в мешок сунул…
– А вот это мы и узнаем, – кивнула я.
– Как узнаем?
– Спросим Горемыкина, с какой стати он решил утопить скелет?
– Значит, ты считаешь, у него должна быть причина?
– Логично предположить, что у любого человека, совершающего тот или иной поступок, есть причина.
– А я вот что считаю. Никакой он не фабричный, дядя кого-то убил, потом… ну… как бы это выразиться…
– Сварил мертвеца, – подсказала я, а у Женьки глаза буквально полезли на лоб.
– Как это сварил?
– Чтобы кости отделить от мяса, именно так и поступают, желая изготовить скелет.
– Господи, тебе-то откуда знать?
– Я классику читаю. И тебе советую.
– В какой это классике написано, как скелет варить?
– В «Соборянах» Лескова.
Женька «Соборян» не читала и обиделась.
– Вот вернемся домой, покажешь, где там о таком рассказывается.
– Покажу, – охотно согласилась я. – Ладно, хватит дискутировать. Давай засунем скелет обратно в мешок и спрячем в воде. Не то кто-нибудь его найдет и чего доброго помрет от страха.
– Только спрятать надо в другом месте, – кивнула Женька, – чтоб Горемыкин его не смог перепрятать.
Это показалось мне разумным. Мы сунули скелет в мешок и потащили его дальше по берегу. Нашли подходящий камень и утопили.
– Место бы не забыть, – пробормотала Женька.
– Вон куст торчит прямо на берегу, так что найти будет нетрудно.
– Пойдем к Горемыкину?
– Ага.
Мы выбрались на крутой берег и зашагали к деревне.
– Вот ты умную из себя строишь, говоришь, что он фабричный, а если нет? – начала зудеть Женька. – Если этот Горемыкин форменный маньяк? Здесь ведь люди пропадали, так? Вот он их того… варил. Может, не всех, может, остальные в подполе зарыты, а этого сварил.
– Слушай, не могла бы ты заткнуться? – не выдержала я.
– Мы идем к нему, а ведь это может быть опасным. Конечно, с виду он старичок не сильно впечатляющий. Я хочу сказать, похож на безобидного чудака, но только дураки по внешности судят. Может, нам кого предупредить о скелете и о том, что мы к этому маньяку идем?
– Кого ты собираешься предупредить?
– Ну, не знаю… Валеру, к примеру.
– Вот уж кому я бы ни в жизнь не доверилась.
– Просто у тебя предубеждение против блондинов.
– Возможно, – не стала я спорить. Женька обиделась и замолчала, что позволило мне в тишине и спокойствии добраться до деревни.
Все жители, как один, собрались возле колодца и обсуждали новости. Точнее, новость была одна: та самая кисть руки, которую принесла собака. Мы приняли деятельное участие в обсуждении, были внимательно выслушаны, как свидетели происшедшего, но сами ничего ценного не узнали. Новость в деревню принес не Горемыкин, как я поначалу предположила, а Коля, внук Валентины. Завидя нас, он исчез в доме, и это показалось мне странным, в том смысле, что парень явно нас невзлюбил, иначе трудно понять его поведение. В конце концов, мы с ним ровесники, без лишней скромности скажу, далеко не дурнушки. Лично я на его месте постаралась бы познакомиться с нами поближе, а не одаривать злобными взглядами и поспешно прятаться. Впрочем, может, у него несчастная любовь или он вообще женоненавистник.
Горемыкин в толпе граждан отсутствовал. Я заметила, что среди собравшихся нет также ни Ивана Бородина, ни Вовы Татарина. Оказалось, что Вова до сих пор не появился, но его супругу сие обстоятельство беспокоило мало. Она лишь рукой махнула: «Небось к сыну в район подался. Чтоб у него водка-то поперек горла встала…» Августа Поликарповна на мой вопрос ответила, что Иван домой заходил, поел и опять куда-то отправился. Может, на рыбалку, а может, в «гнезде» сидит. «Гнездом» оказалась солидная с виду домушка, сколоченная Иваном на вековой липе. Сооружение впечатляло размахом инженерной мысли, опять же претворение ее в жизнь тоже вызвало уважение. К липе была приставлена лестница, мы ею воспользовались, но Ивана Бородина в «гнезде» не обнаружили. В общем, так ничего и не выяснив, мы отправились к Горемыкину.
В дом вошли без стука и нашли хозяина в кухне, он сидел и пил чай с видимым удовольствием, должно быть, отдыхал от трудов праведных. Увидев нас, сначала удивился, но тут же заулыбался, точно мы были долгожданными гостями.
– Здравствуйте, – нараспев сказал он и поднялся, демонстрируя гостеприимство.
– Так вроде виделись, – не особенно любезно ответила Женька.
– Ах, ну да, конечно. Присаживайтесь, вот сюда, пожалуйста. Чай горячий, варенье, угощайтесь.
Я села за стол, и Женька, подумав, тоже взяла предложенную чашку, при этом она впилась пристальным взглядом в лицо Горемыкина, отчего тот начал беспокойно ерзать.
– Вы зачем скелет утопили? – не стала я играть в прятки.
Горемыкин подавился, закашлялся и покраснел. Женька треснула его по спине, он охнул и беспомощно огляделся, словно ища поддержки в родных стенах.
– Вы только дурака не валяйте, мы нашли мешок, – вздохнула я.
– Вы… вы не так все поняли, – пролепетал он. – Этот скелет… я его у соседа купил, за триста двадцать рублей. Он ему не нужен, и жена постоянно нервничала, вот он и предложил, а я купил, так как интересуюсь анатомией.
– Тренировались на беззащитном скелете ручки-ножки отрубать? – влезла Женька.
Горемыкин сделался из красного серым и схватился за сердце.
– Да вы с ума сошли! Какие ручки-ножки, что за бред…
– Иван Иванович, – вздохнула я, – вы зачем скелет утопили? Вы же его у соседа купили, за триста двадцать рублей. Если сию минуту не объясните, в чем дело, встретимся у прокурора.
– Я так и думал, – чуть не плача, сказал он и горестно закивал. – Я так и думал…
– Чего вы думали?
– Что скелет вызовет подозрения. Вот и поспешил от него избавиться.
– У кого вызовет?
– У милиции, естественно. Ведь если нашли руку, должно быть и все остальное… А здесь скелет. На расправу у нас скоры…
– Чего ж вам бояться, если ваш скелет с обеими руками? – удивилась я.
Горемыкин обиженно насупился.
– Кому надо разбираться? Был бы повод…
– Вы меня, Иван Иванович, не убедили, – проявила я суровость. – Или есть еще что-то, сильно вас беспокоящее?
Он думал не меньше минуты.
– У меня топор пропал, – сказал он тихо. – Лежал на дворе, дверь на двор почти всегда открыта, взять у меня совершенно нечего… Утром я обратил внимание: топора нет. Это меня обеспокоило. Сам не знаю почему. Я его искал, думал, возможно, убрал куда-то и забыл, хотя это глупость, конечно, память у меня отличная. Нигде не нашел. На всякий случай спросил у Василия. Он часто заходит и вообще интересуется инструментом. Но он сказал, что топор не брал. Мне это очень не понравилось. Кому он мог понадобиться? А когда сегодня я пришел к вам и узнал… Меня охватила паника. А что, если преступление совершено моим топором? Что, если его найдут, а тут еще и скелет… Вот я и… Конечно, глупо, но я плохо соображал в те минуты, и мне казалось… Я только сделал хуже, навлек на себя подозрение, – кусая губы, заключил он.
– Допустим, мы вам верим, – выждав немного, кивнула я.
– Хотя история, скажем прямо… – тут же влезла Женька, презрительно морщась.
– Я вам клянусь, все рассказанное мною правда.
– Допустим, – повторила я. – У меня к вам вопрос: что такого особенного на острове? Почему местные не желают там никого видеть?
– Но я понятия не имею…
– Не торопитесь. Я вам свою мысль поясню: с моей точки зрения, убийство, а то, что мы имеем дело с убийством, для меня совершенно очевидно, так вот, убийство напрямую связано с островом, точнее, с тайной этого острова. Так как вы активно поддерживаете все суеверия, более того, буквально насаждаете их здесь, у меня есть повод считать, что вы в этой тайне заинтересованы. Так вот, не желаете все рассказать нам, расскажете в другом месте. На размышления у вас ровно минута.
– Но я вас уверяю… я клянусь… я ничего не знаю об этом острове. Я сам хотел на него попасть, но это совершенно невозможно. По вешкам не пройти, я пробовал и едва не погиб, а никто из местных провожать не хочет. То, что я так увлечен фольклором… что в этом плохого? И ни в каких тайнах я вовсе не заинтересован.
Надо признать, говорил Иван Иванович горячо и вполне искренне. Если честно, я не особенно надеялась, отправляясь сюда, раскрыть все тайны, но все равно было обидно. Женька, сообразив, что ничего мы не распутали, похлопала ресницами и обиженно засопела, но я не позволила ей открыть рот, задав очередной вопрос Горемыкину