:
– Вчера мы с вами встретились возле хоздвора. Помните?
– Конечно, прекрасно помню.
– Это вы разговаривали там с Вовой Татарином?
– Ничего подобного, – замотал он головой. – Я отправился домой и хотел сократить путь, вдруг услышал крики. Каюсь, я любопытен, очень захотелось взглянуть, с кем это Вова ссорится, вот я и пошел… Но Вова уже покинул территорию пансионата, и никого, кроме вас, я не увидел.
– Значит, вы нам не хотите помочь, – вздохнула Женька.
– Я очень желал бы помочь, но я действительно ничего не знаю. Ничего.
– Ну, хорошо, – неохотно согласилась я. – Давайте поговорим о нечистой силе. Неприятности начались два года назад?
– Да, именно так.
– И шалит нечистая сила только в теплое время года?
– Если верить местным…
– Зимой черти в спячку впадают, – скривилась Женька.
– И вся чертовщина сконцентрирована в районе болот?
– Вот именно. Я лично видел огромную собаку. А еще огни на болоте. И слышал звук колокола. Точно похоронный звон.
– Этот ваш колокол – на мельнице. Газовый баллон и железная палка, – сообщила я.
Судя по выражению лица Горемыкина, новость произвела на него впечатление.
– Вы шутите… Но я ходил на мельницу, точнее, я много раз проходил мимо. На двери замок…
– Но, несмотря на это, некто устроил там себе пристанище. Есть подозрение, что это Иван Бородин. Вы хоть раз подумали, какое влияние могут оказать ваши глупые россказни на его слабый рассудок? Скорее всего, чудотворную икону тоже он стащил, зря грешат на Вову Татарина. По крайней мере, нашли мы ее на той же мельнице.
– Что вы говорите? Но зачем он взял икону?
– Об этом лучше у него спросить, но со вчерашнего дня парень нас активно избегает. А что вы скажете о Коле, вашем соседе?
– Внуке Валентины Ивановны? Обычный молодой человек. Неразговорчив… Я, собственно, с ним никогда не общался, ограничиваясь приветствием.
– Ясно, – вздохнула я, поднимаясь со стула. Женька растерянно переводила взгляд с меня на Горемыкина, должно быть, не веря, что я собралась уходить. – Что ж, спасибо за содержательную беседу, – поблагодарила я и направилась к двери. Женьке ничего не осталось, как идти за мной.
– Вы так и не сказали, – всполошился Иван Иванович, – что же мне делать?
– В каком смысле?
– Ну… стоит ли сообщать о скелете?
– Это вы сами решайте, – ответила я. Подружка не удержалась и заглянула в комнату.
– А что у вас в шкафчике? Вон в том, на ключик запертом?
Горемыкин с готовностью распахнул шкаф.
– Ничего. Пуст, как видите.
– А что раньше было? – полюбопытствовала она, и Иван Иванович со вздохом ответил:
– Скелет. Я не хотел, чтобы посторонние…
В общем, несолоно хлебавши мы покинули его жилище и отправились в пансионат.
– Надо было как следует нажать на этого типа, он бы раскололся…
– Чего ему раскалываться, раз он ничего не знает.
– Сколько времени впустую потратили с его дурацким скелетом. И на обед опоздали…
Я взглянула на часы, что верно, то верно.
– Вот что, – внезапно остановилась я, так как в голову мне пришла одна мысль. – Позвони своему приятелю, пока связь есть. И узнай, что он смог накопать. А еще сообщи номера машин, на которых сюда приехали отдыхающие, пусть проверит.
– С чего это вдруг? – насторожилась она. – То есть почему вдруг такая спешка?
– У меня было две версии, – принялась пояснять я, зная Женькин безотвязный характер. – Первая версия: некто свихнулся на чертовщине и творит свои черные дела. Основной подозреваемый – Горемыкин. Теперь я почти уверена, он просто чудак и скорее всего мухи не обидит, не говоря уже об убийстве. Значит, остается вторая версия: все происходящее каким-то образом завязано на острове, точнее, на том, что там находится. И здесь подозреваемых пруд пруди, но самый подозрительный – писатель, которого неудержимо тянет на болото. И твоего Валеру, между прочим, тоже.
– Почему моего? Кстати, не такой уж он и блондин. Волосы у него скорее русые, а русый и есть русый, при чем здесь блондин? Ты как считаешь?
– Так же. Звони. – Я протянула Женьке телефон, она поспешно набрала номер, произнесла слова приветствия и вскоре начала гневаться. Разговор вышел эмоциональным, хоть и занял не более двух минут.
– Вот гад, – в досаде сообщила Женька, – у него, видите ли, времени не было. Ну, ладно… Теперь у него со временем будет полный порядок, об этом я позабочусь.
– Когда ему можно позвонить?
– Завтра.
– А завтра он порадует нас сведениями?
– Если нет, то лучше ему скоропостижно скончаться.
Зная Женьку, я была согласна: в самом деле лучше.
Мы ускорили шаг и минут через десять уже входили в калитку. Сразу стало ясно: в пансионате что-то происходит. С веранды доносились возбужденные голоса, я заметила Колю и Василия, устроившихся на ступеньках, а затем и остальных обитателей. Тут выяснилось, что об обеде забыли не только мы, но и гостеприимная Мария Павловна. И тому было две причины: первая – появление у нас участкового, вторая – обнаружение второй руки, то есть кисти. Она лежала в тряпочке на подоконнике вместе с первой. Заметив нас, подошел Валера и шепнул:
– Степаныч смылся.
– Что? – растерялась я.
– Ушел к себе вздремнуть, собрал вещички и сбежал.
– Думаете, он…
– Это вон ему думать надо, – ткнул Валера пальцем в пожилого мужчину в милицейской форме, который, сидя в плетеном кресле, обливался потом, с тоской глядя на пеструю тряпку на подоконнике.
– Как нашли вторую руку? – шепотом спросила я.
– Решили прочесать все в округе, и Коля нашел ее под кустом совсем недалеко от ограды пансионата, в рюкзаке.
– Место показать сможете? – быстро спросила я.
– Конечно, – поднял брови Валера и тут же спросил: – А зачем вам?
– Интересно. Мы же журналисты.
– Я думал, вы Кукуя ловите.
– Кукуй нас тоже интересует, – не стала я спорить. На этом разговор пришлось закончить, так как Мария Павловна, заметив нас, сказала:
– А вот и девочки. Василий Иванович, девочки пришли, журналистки из областного центра.
Василий Иванович с трудом оторвался от лицезрения конечностей, завернутых в тряпку, и взглянул на нас.
– Здравствуйте, – дружно сказали мы.
– Здравствуйте, – без энтузиазма кивнул он.
Женька предъявила свое удостоверение, а я пошла в комнату за паспортами. Минут через десять, завершив процедуру знакомства, мы приступили к беседе. Василий Иванович задал нам стандартные вопросы, на которые мы вполне стандартно ответили, заранее договорившись с Женькой молчать о голове. Прежде всего до сих пор неясно, была она или нет, к тому же возникал вопрос: если мы видели голову, отчего же сразу не сообщили в милицию? И не отговоришься, что позвонить не могли, раз о наличии у нас телефона участковому известно доподлинно. О Горемыкине тоже умолчали, потому что скелет его – глупость страшная. А так как в милиции у нас особыми талантами не блещут, то сдуру вполне могут вплотную заняться Горемыкиным, что, безусловно, уведет следствие в сторону.
Разговор с участковым много времени не занял. Между тем к веранде подтянулись все жители деревни и теперь хмуро взирали на участкового. Тот упорно избегал взглядов и выглядел задумчивым. Милиция из района сюда не торопилась, вот и выходило, что отдуваться придется участковому, который гадал, что ему теперь делать с руками, а главное с жителями, которые требовали от власти ответа: что ж это такое творится?
Порыскав в толпе взглядом и в очередной раз не обнаружив Вову Татарина, я подошла к участковому и сообщила о его исчезновении. Василий Иванович оживился и попросил Зинаиду, жену Вовы, взглянуть на кисти. Зинаида долго собиралась с силами, но в конце концов взглянула и твердо заявила, что руки не мужнины, эти хоть и страшные, но чистые, а у мужа руки сроду чистыми не бывали, даже после бани под ногтями черно, к тому же на правой руке у Вовы отсутствовало два пальца, и это каждый знает, а здесь они на месте. Участковый слегка смутился, наверное, потому, что о Вовиных пальцах, точнее об их отсутствии, забыл и теперь чувствовал себя виноватым.
– Выходит, кто-то из чужих, – изрек Василий Иванович.
– Так чужих в деревне не было, – загалдели бабки. – Кто был, все на месте.
Тут одна из женщин вспомнила, что Семен Кулибин, когда вчера вез ее в район, рассказывал, что накануне подвозил мужика до Фрязина и тот вышел у развилки и отправился в Липатово. Мужик городской, здоровый и с усами. Семен поинтересовался, к кому тот приехал, и получил ответ, что ни к кому, просто слышал, что места там заповедные и есть где остановиться. Семен подтвердил, что есть пансионат, который то работает, то нет и сейчас скорее всего не работает, потому что в Липатове ни моста, ни света, так что какой дурак туда поедет? Но мужик твердо вознамерился попасть в пансионат и пошел в сторону деревни, причем Семен решил, что места наши мужику знакомы, потому что дорогу он не спросил, а их, как известно, на развилке три, и если он пошел по той, что ведет к нам, значит, знал, куда идти. Василий Иванович выслушал, достал из своей папки листок бумаги и авторучку и все подробнейшим образом записал. В это время остальные гадали, куда делся мужик, если он шел в Липатово. Семен говорил, было это в девятом часу вечера, стало быть, еще светло и вряд ли мужик заблудился, но если в пансионат он не пришел, выходит, кто-то его по дороге убил и руки точно его.
Тут принялись гадать, кто убил, и не смогли найти ни одной подходящей кандидатуры. А главное, не могли ответить, зачем мужика убивать? Вряд ли денег у него много, раз решил отдыхать в такой глуши, да еще без телевизора, хотя бывает, что убьют за милу душу и вовсе без причины. Но с самого убийства Холмогорского бог миловал и было тихо. Люди пропадали, это да, спорить никто не будет, и если б этот пропал, то совсем бы не удивились, но отрубленные руки другое дело, и тут уж не просто убийство, а черт-те что, и как жить дальше, если оторваны от всего мира и никакой защиты?