– Идемте-ка в пансионат, – заявил Василий Иванович, как видно, имея свои мысли насчет преступников.
Через пятнадцать минут мы уже входили в холл, сонная дежурная сообщила, что все давно спят, но на нас данное утверждение впечатления не произвело.
– Василий Иванович, – зашептала я ему на ухо, – вы всех в холле соберите, а я пройдусь по комнатам, если кто-то из них сейчас выходил, обувь должна быть мокрой…
– Молодец, Анфиса, – кивнул он. Женька перестала дрожать и с видимым облегчением устроилась в кресле.
Через несколько минут в холл спустился Валера, затем Владислав Петрович, сонно щурясь, последней появилась Лидия Артуровна, выглядела она очень недовольной.
– Что за шум? – спросила она капризно.
– Произошло ЧП, – заявил участковый. – Я хотел бы знать, кто из вас покидал дом в течение последнего часа.
– Шутите? – поднял брови Валера. – Кому придет охота гулять в эту пору? – Тут взгляд его остановился на нас с Женькой, надо сказать, выглядели мы занятно, как, впрочем, и Василий Иванович. Джинсы мокрые до самых коленей, на них налипла какая-то трава, собачник и просто грязь. – Да что случилось-то? – испуганно спросил Валера.
– До прибытия милиции вынужден умолчать. Анфиса, у вас есть телефон? – обратился он ко мне, достал бумажку из кармана и протянул со словами: – Вот, позвоните срочно.
Позвонить я не могла, так как из-за местоположения дома связи не было и приходилось подниматься на гору, о чем я Василию Ивановичу рассказывала, вряд ли он это забыл, значит, имел в виду другое.
– Хорошо, – кивнула я, направляясь к лестнице. Писатель проводил меня настороженным взглядом, его жена откровенно враждебным.
Обе комнаты, и Валеры, и писателя, были открыты. Впрочем, если бы они позаботились запереть их, отправляясь по тревоге в холл, это само по себе выглядело бы подозрительным. Я вошла в комнату писателя и быстро все осмотрела. У мадам обуви немного: босоножки, туфли на высоченном каблуке и кроссовки (сухие), у самого писателя ботинки и резиновые сапоги, на первый взгляд в них сегодня не выходили, однако рифленая подошва говорила об обратном, она была влажной. Скорее всего сапоги заботливо вытерли сухой тряпкой, проделать такое с подошвой затруднительно. Значит, либо Владислав Петрович не так давно выходил в этих самых сапогах, либо решил их вымыть на ночь глядя. Я перебралась в комнату Валеры, но здесь меня постигло разочарование: ничего такого, что позволило бы уличить его в том, что он тайно покидал комнату.
Я вернулась в холл и услышала, как писатель раздраженно говорит:
– Да, я выходил ночью. Мне не спалось, и я немного прогулялся в саду, это что, запрещено?
– Нет, – торопливо заверил Василий Иванович. – Я просто хотел узнать, не заметили вы чего-нибудь подозрительного или, возможно, что-то слышали?
– Я ничего не видел и не слышал, – отрезал писатель.
Дальнейший разговор никаких результатов не дал. Обычная вещь: никто ничего не видел и не слышал, завтра прибудет милиция, и как бы нам с подружкой при таком раскладе в дураках не остаться. Труп видели только мы и голову тоже… Чего доброго – менты решат, что мы и есть преступницы, а воду мутим, чтоб отвести от себя подозрение.
От этой мысли мне сделалось так нехорошо, что продолжение разговора я даже не слышала, а в себя пришла, только когда Женька ткнула меня локтем в бок, и я сообразила, что в холле остались мы вчетвером: участковый, дежурная и мы с подругой. Девушка подтвердила, что Владислав Петрович действительно выходил в парк и гулял минут пятнадцать, она лично за ним дверь запирала.
– Это ничего не значит, – заметила Женька. – Он мог выйти на пятнадцать минут, вернуться, затем выбраться через окно и преспокойно стащить труп.
Я поведала ей о своих исследованиях и горестно вздохнула:
– В лесу как будто были двое. Но мадам и Валера, похоже, комнат не покидали.
– А если кто-то из них не стал рисковать и свою обувь просто выбросил?
– Тогда мы должны ее найти, – недовольно заметила я.
– Обувь? – вытаращила глаза Женька. – И где ее искать?
– Не знаю.
Все это время Василий Иванович стоял рядом и взирал на нас с интересом.
– Насчет обуви – это хорошо, надо бы ее найти. Еще предложения есть?
– Есть предложение выпить чаю, – вздохнула Женька, и мы пошли на кухню.
Пока закипала вода, я с потерянным видом таращилась в окно и вдруг глухо простонала от неожиданной догадки.
– Ты чего? – испугалась подружка.
– Женя, я дура…
– Ну, что ж теперь…
– Да заткнись ты и послушай. Нам Иван Бородин что сказал?
– Он много чего говорил.
– Про Зеленого охотника. Напрягись. Он сказал, что тот из логова не выйдет, если быть точной, он выразился так: ходить не будет. А почему?
– Почему?
– Вспомни легенду, то есть страшилку эту дурацкую.
Женька сначала поморщилась, злясь на то, что я заставляю ее шевелить мозгами в два часа ночи, затем вытаращила глаза и даже схватилась за сердце.
– Потому что похоронили его голову…
– Ну, конечно.
– Господи, так ты думаешь…
– Разумеется, если Иван так уверен, это значит одно: он эту голову и похоронил.
– Мама моя, так это мы тогда с ним возле мельницы столкнулись? Он с перепугу рюкзак выронил, а когда мы лежали в отключке, стащил его и голову закопал. Неужто он того… голову, то есть… у какого-то приезжего?
– Вряд ли. У Ваньки в мозгах каша… Скорее всего он обнаружил страшную находку и со своей точки зрения вполне логично предположил, что голова принадлежит Зеленому охотнику, и он ее похоронил, чтобы тот наконец угомонился.
– Девчонки, какая еще голова? – насторожился Василий Иванович. Мы с Женькой сообразили, что о голове он ничего не знает, и принялись объяснять. Рассказ наш у участкового вызвал шок. – Ох, как некстати, – закручинился он. – И так в районе обстановка не очень, а теперь с этим охотником нас во всех газетах пропечатают. Ладно бы просто убийство, а тут такое… А эти сукины дети из района где? – чуть не плача, возопил он и ударил ладонью по столу.
Мне его чувства были очень даже понятны. Дядька жизнь прожил, увещевая не скандалить пьяных соседей, следил за тем, чтоб ребятня на мотоциклах по дорогам не гоняла и не крала яблоки из чужих садов. Худшее преступление – драка в клубе по пьяному делу или хищение комбикорма с фермы. И вдруг такое. Журналисты историю состряпают причудливее «Секретных материалов», а Иванычу расхлебывай. За мистику и по шеям надавать могут за милую душу, чтоб другим неповадно было. А тут еще мальчишка несовершеннолетний и не совсем здоровый, скажут, тоже недоглядел…
– Вот что, надо с Иваном поговорить и узнать, где он зарыл голову, – заявила Женька. – Идемте.
– Сейчас? – приподнялся со своего места участковый.
– С Иваном стоит поговорить нам, – сказала я. – Увидев Василия Ивановича, он может испугаться и начнет в молчанку играть. К тому же лучше будет, если кто-то здесь останется и приглядит за постояльцами. Как бы не удрали.
Василий Иванович болезненно поморщился, не зная, что сказать на это, потом махнул рукой:
– Идите. Только поосторожней, мало ли что… В случае опасности кричите громче, – присовокупил он, чем отваги нам не прибавил.
И мы с Женькой понеслись в Липатово. Небо на востоке понемногу светлело, и, если честно, особого страха не было. В доме Августы Поликарповны горел свет, но открыли нам далеко не сразу. Хозяйка выглядела сонной и удивилась нашему приходу.
– Иван дома? – спросила я.
– Пришел. Говорю, где тебя носит, а он плетет всякую околесицу.
– А где он сейчас?
– Спит на терраске. Да зачем он вам?
– Августа Поликарповна, дело важное, Ваня должен помочь следствию…
– Какому следствию? Неужто натворил чего? Так ведь он слабоумный, с него какой спрос…
– Не думаю, что он что-то натворил, но может знать, что здесь происходит. Идемте к нему.
Иван Бородин не спал. Когда мы вошли, приподнялся на локтях и спросил шепотом:
– Видели?
– Видели, Ваня. – Я устроилась рядом с ним на табуретке, Женька присела на краешек кровати, а тетка Августа замерла в дверях, сложив на животе руки. – Он теперь неопасен, так ведь? – продолжила я, очень боясь спугнуть мальчишку. – И это ты спас деревню. Ты закопал его голову?
– Я, – кивнул он.
– А где закопал, помнишь? Там надо кол осиновый вбить, на всякий случай, чтоб он не вылез.
– Помню, – важно ответил Иван, – возле мельницы, прямо у двери. Я его камнем придавил, не выберется.
– Молодец. А как ты голову раздобыл? Он что, ее где-то оставил?
– Ага, под кустом спрятал, а я выследил.
– Расскажи, как это было.
– Я в пансионат пошел…
– Когда?
– Ночью.
– А зачем ты в пансионат пошел?
– Просто так, хотел посмотреть. Баба сказала, вы приехали, чтоб порядок здесь навести, чтоб нечести не было. Я думал, у вас ружье с серебряной пулей или еще чего.
– И ночью пошел в пансионат?
– Ну да…
– Вчера ночью? – Тут я вспомнила, что у Вани большие проблемы по части времени, но Женька пришла мне на помощь.
– Первую ночь мы у вас ночевали, так?
– Так.
– А как перебрались в пансионат, ты и решил проверить?
– Ага. И пошел. Иду, и он идет. Прямо по дороге. Я его сразу узнал, он в капюшоне был, как Иван Иванович рассказывал. Я испугался – и в кусты. А сам смотрю. Потом еще один идет и окликнул его: «Саша».
– Саша?
– Ага.
– Ты точно запомнил?
– А как же. Так и крикнул: «Саша».
– Так, и что дальше?
– Шаги слышу, а не вижу, голову боялся поднять. А тот говорит: «Здесь есть кто-то». Зеленый охотник рассмеялся: «Кто тут может быть?» А другой ему: «Давай отойдем-ка с дороги на всякий случай, я тебя провожу…» И они в лес вошли.
– И что потом?
– Я испугался и домой побежал.
– Хорошо, но как же ты голову нашел?
– Я днем туда ходил. И охотника увидел, в логове. Но подойти побоялся. Пошел на мельницу, чтоб к иконе приложиться и сил набраться, а он к болоту идет.