– Какого черта вы выдумали эту сказку?
– Что? – растерялась я.
– Какого черта вы выдумали, что ночью ко мне кто-то приходил?
С Женькой беседовали раньше, чем со мной, после нее как раз опрашивали Владислава Петровича, тут-то он и узнал от следователя о наших показаниях.
– Я ничего не выдумала, – ответила я с достоинством, по крайней мере, на это рассчитывала. – Я действительно слышала, как вы разговаривали ночью с мужчиной…
– С каким мужчиной? – удивился Бороднянский.
– Я его не видела. Только слышала.
– А я слышал, что вы вовсе не из газеты, а детективы пишете. Так вот, уважаемая, жизнь – это не литература. Из-за ваших глупых бредней у людей могут быть неприятности. Вы отдаете себе отчет?
Слово за слово, и мы многое чего успели сказать друг другу. В крайней досаде, хлопнув дверью, Владислав Петрович удалился в свою комнату. Поле битвы, таким образом, осталось за мной, что, впрочем, не очень-то и радовало. Конечно, писатель – подозрительная личность, но если все-таки к убийству отношения не имеет, то выходит, что я оклеветала человека. Впрочем, какая же клевета, если разговор я и в самом деле слышала?
Совершенно несчастная, с головной болью, я сидела возле окна и мучилась своими мыслями. К тому времени милицейские чины покинули Липатово (правда, участковый предпочел остаться в деревне), а у нас появился Горемыкин. То есть он пришел гораздо раньше вместе с жителями и все это время проявлял повышенную активность, желая быть в курсе событий. Ближе к вечеру он утомился и остался у нас ужинать. Писатель к ужину не вышел. Лидия Артуровна смерила меня гневным взглядом и заметила:
– Удивительно, как мало у некоторых людей совести.
Я неожиданно покраснела, а Женька рявкнула:
– Вы дур из нас делать прекратите. Что мы слышали, за то отвечаем. Ваши тайны нам по фигу, но здесь убийство, и промолчать мы не могли.
– Нормальная гражданская позиция, – хмыкнул Валера, и Бороднянская сразу же накинулась на него.
– А вы что зубы скалите? Моего мужа пытаются смешать с грязью, а почему? Потому что каким-то девицам что-то там послышалось. А между тем господам из органов следовало бы обратить свое внимание на вас.
– С какой стати? – поднял брови Валера.
– А с какой стати нормальному человеку носить с собой оружие?
– Так вот почему вы так стремились в мою комнату, – засмеялся он. – При этом давали понять, что готовы к супружеской измене. Хотели порыться в моих вещах? Вынужден вас разочаровать, Лидия Артуровна, у господ милиционеров ко мне никаких претензий. Я, видите ли, состою сотрудником смежной организации, крупной охранной фирмы, которая призвана всемерно и со всей ответственностью с органами сотрудничать. Разрешение на оружие у меня есть, а прихватил я пистолет потому, что места здесь глухие, дорога дальняя, а у меня тачка дорогая. В области за последний месяц одиннадцать случаев разбойных нападений с целью захвата транспортных средств. Это первое. И второе, еще неизвестно, был ли найденный мужчина застрелен. Скорее всего, нет, раз выстрелов никто из нас не слышал. И в-третьих, очень сожалею, но в ночь заселения сюда Анфисы и Евгении я плохо спал и, каюсь, тоже проявил любопытство, оттого ответственно заявляю: разговор вашего мужа с неизвестным имел место быть. Я не сообщил о нем следователю просто потому, что успел забыть о нем, так как никакого значения этому факту не придал.
– Да вы с ума сошли, – ахнула Лидия Артуровна. – У моего мужа здесь нет знакомых. Откуда им взяться, раз мы впервые в этих местах? Нет, это какой-то заговор, – заявила она возмущенно.
– Я думаю, вам стоит поговорить с мужем, – заметила я. В какой-то момент мне стало жаль женщину, и я подумала, возможно, ей и в самом деле ничего не известно. – Если к нему приезжал какой-то знакомый, лучше сообщить об этом, не вызывая подозрений. Установлено, что в ту ночь на лесной дороге находились двое мужчин, один назвал другого «Саша» и предложил сойти с дороги, а затем, скорее всего, убил. – В этот момент что-то упало, мы дружно вздрогнули и посмотрели на Горемыкина. Он растерянно заморгал, затем виновато улыбнулся.
– Я хотел чаю… сегодня слишком много волнений. – И стал собирать с пола осколки. А мы замолчали. Лидия Артуровна поднялась и, гордо вскинув голову, покинула комнату. – Может быть, все-таки чаю? – виновато предложил Горемыкин.
– Давайте чаю, – вздохнула Женька.
Чаепитие прошло в молчании. Я наблюдала за Иваном Ивановичем, который упорно избегал моего взгляда и явно волновался.
– Иван Иванович, – обратилась я к нему, – а с вами сотрудники милиции беседовали?
– Конечно.
– И что вы им рассказали?
– А что я могу рассказать? Топор мой, кстати, нашелся, за бочкой лежал. Я ничего не видел и не слышал. Так оно и есть… То есть, если честно… я не уверен, что все это к чему-то приведет…
– Что приведет? – не поняла я.
– Вот вы сказали об этом ночном разговоре. Вы ведь не видели Владислава Петровича, а только слышали голос. Но ведь обознаться так легко, туман, звук разносится, преображается.
– Какой туман?
– Я просто к примеру. Я не уверен, что поступил бы правильно…
– Вот так всегда, – нахмурилась Женька. – Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, но все об этом помалкивают. В результате у нас раскрывается лишь сорок процентов преступлений. Да и те по большей части случайно.
– Вы думаете, я… вы считаете необходимым…
– Следствию надо помогать, вот что я считаю, – отрезала Женька.
Тут дверь распахнулась, и в комнату влетела Лидия Артуровна.
– Славе плохо…
– Что случилось? – первым пришел в себя Валера.
– Не знаю. Он весь белый и дышит с трудом.
Мы бросились в комнату писателя. Он лежал на кровати и выглядел действительно скверно. Мы бестолково затоптались в дверях, Женька подошла к постели, взяла Владислава Петровича за руку и проверила пульс.
– Надо вызвать «Скорую», – волновалась Лидия Артуровна. – Кто-нибудь должен добраться до Заручья и вызвать «Скорую».
– Это можно сделать по телефону, – заметила я. – Вопрос, когда они приедут? Не проще ли отвезти Владислава Петровича во Фрязино? На джипе это не проблема, там наверняка есть фельдшер, и до райцентра рукой подать.
– Не надо никому звонить, – тихо сказал Владислав Петрович. – Это давление. Я немного поволновался… Я только что выпил таблетки. Уверен, через час все пройдет. Дорогая, уверяю, тебе не о чем беспокоиться. Извините мою жену, – попросил он, обращаясь к нам.
– Славик… – начала Лидия Артуровна, но он перебил:
– Все будет хорошо.
Мы вышли из комнаты, Бороднянская вместе с нами.
– Что же делать? – кусая губы, спросила она. – Я так беспокоюсь.
– Подобные приступы у него не редкость? – спросила Женька.
– Да, у него гипертония…
– Возможно, действительно стоит подождать? Лекарство есть?
– Да-да… Спасибо вам, – сказала Лидия Артуровна, пожимая руку Женьке. – Я… я так испугалась. Хорошо, что вы оказались рядом. Я пойду к нему.
Она скрылась за дверью, а мы вернулись на веранду. Только тут я обратила внимание, что Горемыкина нет. В самом этом факте не было ничего особенного, человек ушел, так как помочь больному не мог, а путаться под ногами не хотел, но исчезновение Горемыкина почему-то меня насторожило.
Женьке пришло в голову искупаться, и Валера ее поддержал, я же после сегодняшних событий к реке подходить совсем не хотела, и они ушли вдвоем. Я сидела на веранде и листала журнал, оставленный Валерой, не обращая внимания на содержание, до того была угнетена чем-то, что затруднялась определить. При желании это можно было бы назвать предчувствием.
– Анфиса Львовна, – вдруг услышала я совсем рядом, повернулась и увидела Горемыкина.
– Иван Иванович? Так вы не ушли? – обрадовалась я.
– Я, знаете ли… я тут… прогулялся… Я бы хотел с вами посоветоваться. Знаете, я вас очень уважаю, у вас острый ум… Иногда трудно решить… в этом мире все так запутано…
– Иван Иванович, может, вы подниметесь сюда и мы поговорим? – предложила я.
– Да-да… я через минуту буду… через минуту… – И он исчез за углом, оставив меня в некотором недоумении.
Минута прошла, потом прошло десять минут, а он все не появлялся. Я спустилась с веранды и громко позвала:
– Иван Иванович!
Кто-то торопливо прошел за ближайшими кустами, я бросилась туда и увидела Колю. Он направлялся к гаражу с ведром воды в руке.
– Вы Горемыкина не видели? – спросила я, почему-то испугавшись.
– Видел. Он к деревне пошел.
Не раздумывая, я выскочила на дорогу и побежала в Липатово, очень надеясь, что смогу догнать старика. Однако этого не случилось. Дома я его тоже не застала, и это всерьез меня обеспокоило. Конечно, он мог пойти другой дорогой, в конце концов, он мог вернуться и сейчас преспокойно сидит у нас на веранде, но под ложечкой у меня тревожно сосало, и мысли эти успокоения не принесли. Я бросилась искать Женьку, но они с проклятущим блондином как сквозь землю провалились. В общем, ничего не оставалось, как бежать к участковому.
Он ужинал, но, как только я объяснила, в чем дело, лишних вопросов задавать не стал, поднялся из-за стола, и мы вместе покинули дом его родственницы.
– Думаешь, Анфиса, ему что-то угрожает?
– Не знаю, Василий Иванович. Чувство у меня нехорошее… Он мне что-то сказать хотел и вдруг ушел. Странно, да? И дома его нет. Я в деревню бегом бежала и просто обязана была его догнать.
– Что ж, пойдем в пансионат. Если Горемыкина там не окажется, будем искать. В твое чувство верить приходится. Вова Татарин в воде дня два пролежал, родная жена не почуяла, а ты… идем.
Мы выбрали короткий путь до пансионата, о котором я ранее не знала. Тропа была узкая, Василий Иванович шел впереди, а я за ним и вдруг буквально похолодела от ужаса, услышав за спиной грозный рык. Сначала я закричала, а уж потом обернулась.
Огромный пес мчался на меня из зарослей. Надо отдать должное участковому, среагировал он быстро. Раздался выстрел, и зверь упал в полуметре от меня, а я без сил опустилась на землю.