– Что это? – спросила я хрипло.
– Собака… овчарка кавказская… – Василий Иванович присел на корточки и стал рассматривать погибшего зверя. – Отощал-то как… видно, сбежал и долго бродяжничал. А может, дачники какие оставили. Прошлой осенью собаку привязали возле магазина и уехали. А ведь, поди, тоже людьми себя считают. – Он поднялся, помог мне встать и спросил участливо: – Испугалась?
– Ага. Откуда он здесь взялся? – пробормотала я, хотя участковый в общем-то уже ответил на этот вопрос.
– Жалко псину, – вздохнул он и взял меня за руку. – Вернусь, надо будет его зарыть… Пошли, Анфиса.
Мы подходили к воротам и около них увидели Колю, он шел навстречу.
– Горемыкин здесь? – крикнула я.
– Не видел, – парень пожал плечами, сворачивая в лес.
– Домой? – спросил его Василий Иванович.
– Домой. Машину вымыл, завтра в город…
– А чего по лесу?
– Так ближе.
Парень кивнул нам и отправился дальше, а мы пошли к пансионату. Валера с Женькой сидели на веранде.
– Горемыкин здесь? – спросила я.
– Нет.
– Куда же он делся? Придется опять в деревню возвращаться.
Однако возвращаться не пришлось. Пока мы прикидывали, где его стоит искать, раздался крик, а затем в воротах появился Коля с таким лицом, что сразу стало ясно: у нас опять беда.
– Скорее, – прохрипел он, размахивая руками, и бросился в лес, мы за ним. Всего в нескольких метрах от забора пансионата лежал Горемыкин. Руки раскинуты в стороны, глаза открыты, на лице дикий ужас, а шея… Можно сказать, что шеи не было вовсе, горло точно вырвали, голова держалась только на коже.
– О господи! – дружно произнесли мы.
Я опомнилась первой.
– Василий Иванович, это собака? Это собака сделала?
– Похоже на то… Псу вроде кавказца пару пустяков человеку горло перегрызть. Надо милицию вызвать, – встревоженно произнес он.
На этот раз милиция прибыла в рекордные сроки, но ничем особо не порадовала. Собаку сфотографировали, труп увезли и всех опять опросили. Жители деревни, обступив представителей власти, требовали света и охраны. Со светом ничего не вышло: ток поступает по проводам, а те, стараниями братьев Симаковых, отсутствовали, а вот двух милиционеров в помощь участковому оставили. Пожилой дядька в погонах ворчливо заметил, что от больших собак одни неприятности, и я поняла, что милицейские чины склоняются к мысли, что происшедшее с Горемыкиным несчастный случай. Впрочем, почему бы и нет? Вспомнив о своей встрече с овчаркой, я невольно поежилась. Но было еще кое-что, не дававшее мне покоя. Об этом я и завела разговор, оставшись вдвоем с Женькой.
– Это убийство, – заявила я и, как только облекла свои ощущения в слова, почувствовала себя значительно увереннее.
– Ты думаешь, кто-то специально натравил собаку?
– Специально или нет… это убийство.
– Подожди, Анфиса. Собака напала на вас. Она вполне могла до этого напасть на Горемыкина. Я допускаю мысль, что кто-то сознательно использовал зверя…
– Послушай меня, – перебила я подружку. – Горемыкин хотел со мной посоветоваться. О чем? Логично предположить, что это касалось убийства, точнее, двух убийств, потому что в несчастный случай с Вовой Татариным я не верю. Не настолько он был пьян, чтобы свалиться в реку, особенно если учесть, что он всю жизнь пребывает в таком состоянии, да еще легко путешествует по болоту… Так вот: Горемыкина что-то мучило. Вспомни наш разговор незадолго до того, как он покинул пансионат.
– Ну…
– Что «ну»? Вспомнила?
– Так я и не забывала. Говорили о том, что надо следствию помогать.
– Вот именно. И он сказал что-то насчет того, что, не видя человека, опознать его трудно, ведь можно ошибиться. Женька, он имел в виду голос. Что-то там сказал насчет тумана и того, что голос разносится…
– Ну и что?
– А еще он выронил чайник, когда услышал имя Саша.
– Это я помню… Мама моя, он той ночью кого-то слышал, не видел, а слышал. И этот кто-то был ему знаком. По крайней мере, по голосу он его узнал.
– Конечно. Саша – это наверняка имя убитого. Теперь понимаешь?
– Что ж я, дура… Почему этот хмырь ничего ментам не рассказал?
– А почему он скелет утопил? Старый чудак скорее всего решил, что его ночные прогулки для ментов будут выглядеть подозрительно. Не скажешь ведь, что Кукуя ловил, без того чтоб не прослыть чокнутым.
– Значит, убийство… Чей же голос он слышал той ночью, как думаешь?
– Первым на ум приходит писатель. Но когда я разговаривала с Горемыкиным, ни его, ни Лидии на веранде не было.
– Когда Горемыкин разбил чайник, Лидия Артуровна была с нами, потом ушла, но появилась буквально через секунду после произнесенных Горемыкиным слов и вполне могла их слышать. Так… Мы с Валерой пошли купаться, значит, в доме оставались писатель с женой и ты. Тебя я не считаю. Писатель вылез в окно и… расправился со стариком.
– Думаешь, это его собака?
– Почему бы и нет? Он сюда на джипе прибыл, мог и собачку привезти, а потом где-то спрятать… Болезнь нарочно симулировал, чтоб отвести от себя подозрение. Кто возьмется утверждать, было у него давление или это притворство чистой воды?
– А Коля? – развела я руками. – Ему держать собаку еще проще. И если Вова Татарин убит, он подозреваемый номер один: ведь Вова грозился разоблачить их махинации на острове.
– Это с таким же успехом может относиться и к писателю, – заупрямилась Женька, а я нахмурилась, в который раз подумав, что все происходящее каким-то образом связано с островом.
– Надо наконец взглянуть, что там, на этом самом острове, – твердо сказала я.
С утра пораньше мы отправились к Василию. Дом его был заперт изнутри. Мы постучали, но ответа не дождались и решили проверить двор. Ворота оказались распахнуты настежь, однако дверь со двора в сени была заперта и тоже изнутри. Мы пробрались в палисадник и постучали в окно.
– Наверное, всю ночь пьянствовал, а теперь дрыхнет, как лошадь, – проворчала Женька и оказалась не права.
Пока мы вертелись возле палисадника, Василий собственной персоной появился из ближайшего дома, держа что-то за пазухой. Я могла с первого раза догадаться что.
– Здравствуйте, – сказала Женька с некоторым недоумением. – А мы к вам.
– Хорошо… а я вот к соседке… голова чтой-то болит… Должно быть, к дождю.
– У вас дом изнутри заперт, – брякнула я, потому что с некоторых пор мне все казалось подозрительным.
– И со двора заперт?
– Заперт.
– Вот… Это хитрость у меня такая, подергаешь дверь особым способом, и откроется. А вы ко мне по какой надобности? – перевел он разговор на другое. А я подумала, что продолжить беседу стоило бы в доме, но Василий был далек от того, чтобы пригласить нас в гости.
– Проведите нас на остров, – с места в карьер заявила Женька. – У нас есть…
– На остров не пойду, – отрезал Василий. – Участкового просите. Он не хуже меня дорогу знает… а по башке получил за милу душу. Так что увольте…
– Но ведь вы не можете думать…
– На остров не пойду, – сурово пресек Василий мои поползновения вправить ему мозги. Что тут скажешь? Мы переглянулись и отправились восвояси.
– Девчонки, – окликнул он, – вы на остров не ходите. Опасно. Смотрите, что делается, Вова Татарин в реку свалился просто так? Нет…
– Что ж его, ваш Кукуй в реку спихнул? – разозлилась я.
– Кукуй не Кукуй, а ваше дело сторона. Вон Иваныч есть и милиционеры, что с ним приехали. Пусть ищут. А вам зачем?
Мы ничего не ответили и побрели прочь. Василий стоял возле своего палисадника и недовольно смотрел нам вслед. Дождавшись, когда мы отойдем подальше, он направился к своему крыльцу. Тут же рядом с нами распахнулось окошко, и шустрая бабуся, с которой мы уже успели свести знакомство ранее, сообщила:
– Бутылку он у Валентины купил. Видать, сильно маялся. Ночью часов до двух куролесил. Говорит, Вову Татарина поминал. Дом-то запертый держит? – перешла на заговорщицкий шепот старушка.
– Да, – растерянно кивнула я.
– Вот-вот, отродясь такого не было, как Марья-покойная померла. Да и при ней крыльцо запрут, а ворота всегда нараспашку. И вдруг заперто. И в избе у него кто-то ходит, я видела, в окне мелькнуло. И что-то не по-людски большое.
– То есть как это? – в один голос спросили мы с Женькой.
– А так… не знаю, чего он там прячет, но оно ходит.
– Надо участковому сказать, – пробормотала Женька.
– Уж вы как хотите, а я промолчу. По соседскому делу участковому не жалуются. Не ровен час… – Тут бабка перекрестилась и со стуком захлопнула окошко.
– Чудеса, – нараспев сказала Женька. – Чего делать-то будем? Может, заглянем к Иванычу, на всякий случай?
– И сообщим, что бабка видела, как что-то мелькнуло?
– Пусть проверит… когда такие дела творятся. – И, не слушая моих возражений, припустилась к дому, где остановился участковый.
Тот к ситуации отнесся с пониманием и вскоре возник в поле моего зрения (я в это время сидела на скамейке возле дома Василия), участковый постучал в кухонное окно. В окне показалась физиономия хозяина, он ткнул рукой в направлении двери, и участковый направился туда.
Ждать его пришлось довольно долго. Нетерпеливая Женька уже собралась выяснить, в чем дело, когда он появился в сопровождении Василия. Тот, кстати, запер входную дверь на здоровенный замок, такой ржавый, что невольно подумалось, будто нашел он его на помойке. Оба подошли к нам, причем Василий качал головой и хихикал:
– Ну, соседка, а еще говорит, зрение плохое, видать, от плохого зрения фантазировать начала.
– Ничего я не фантазирую, – крикнула бабка, не открывая окна. – Кого в доме прячешь?
– С ума ты сошла, что ли? – начал злиться Василий и кивнул на участкового. – Вон Иваныч проверил, никаких гостей у меня нет.
– Никаких, – кивнул тот, – весь дом обошел. Вы, Матрена Петровна, обознались.
– Может, и обозналась, – все-таки выглянула в окно бабка, – коли власть так решила. Обозналась, обозналась… – хмыкнула она и вновь исчезла, а участковый вздохнул: