нь было.
– Да, – кивнула я, сорвала стебелек, понюхала и сунула в карман рубашки. – Давай выбираться отсюда, на обед опоздали, так хоть на ужин успеем.
– Анфиса, – Женька схватила меня за руку и вдруг побледнела. – Не высовывайся…
Я хотела ее отругать, чтоб не смела нагонять страха, но как-то сразу поняла, что она совсем не шутит. Очень медленно я повернула голову… Возле кустов мелькнула огромная фигура Зеленого охотника. Штормовка, черное пятно вместо лица…
– Не дури, – зашептала я, когда он исчез. – Это человек. Это обыкновенный человек.
– Анфиса, он нас видел. Я как раз поднималась и вдруг почувствовала чей-то взгляд, оглянулась, а там он…
В том, что Зеленый охотник – человек, я ни минуты не сомневалась, однако его появление напугало меня даже больше, чем Женьку. Мы на острове, кругом болото, и неизвестно, сумеем ли выбраться, и уж совершенно точно, что никто не сможет прийти нам на помощь.
– Ползком к березам, – скомандовала я. Под прикрытием сетки мы выбрались к роще и здесь огляделись. Ничего похожего на присутствие человека. Зеленый охотник поспешил скрыться. Выходит, в его намерения не входило попадаться нам на глаза.
Мы миновали навесы, не приближаясь к ним, и уже вскоре стояли возле огромной березы у начала болота. И тут я подумала: обратный ориентир отсутствует. Когда мы шли сюда, ориентиром служила береза, а теперь перед нами кусты и слева, и справа. Куда идти? Рассчитывать приходилось лишь на след, оставленный нами. Тут я вспомнила все страшилки о Зеленом охотнике. Встретишь его и начнешь плутать по болоту. Вдруг эти следы вовсе не наши и мы прямиком попадем в трясину?
– Анфиса, – дернула меня за рукав Женька и кивнула на отчетливые следы рядом. Один был огромный, второй поменьше. – Их двое, – пискнула подружка и отважно устремилась через болото.
Обратный путь показался мне вечностью. Рухнув на землю возле кустов, где Коля прятал мотоцикл, я еще не верила, что все благополучно закончилось.
– Давай-ка поторопимся, – предложила Женька, и, забыв про усталость, мы побежали к дороге.
Подходя к пансионату, мы поняли, – за время нашего отсутствия что-то произошло. Жители Липатова толпились в парке, окружив участкового и еще двух мужчин, которых мы видели впервые, и эмоционально излагали свои мысли, которые можно было свести к одной фразе: «Что ж это делается?» Протиснувшись к участковому, мы вскоре узнали новости, одна другой страшнее: Вова Татарин вовсе не утонул, он был задушен, а уж потом его тело сбросили в воду. В смерти Горемыкина повинен кто угодно, но только не собака, ужасные раны на шее были нанесены ножом, а отнюдь не клыками. Расчлененный труп оказался Светловым Александром Леонидовичем, уроженцем областного центра, который лишь месяц назад покинул исправительное учреждение. О нем в деревне слыхом не слыхивали и, что ему тут понадобилось, предположить не могли. Словом, вместо одного убийства целых три, а милицейские чины лишь разводят руками.
Вдоволь наслушавшись разговоров и домыслов, мы пошли к веранде. Валера с праздным видом сидел в плетеном кресле, при нашем приближении он широко улыбнулся.
– Где вы опять пропадали? – Пока я прикидывала, стоит ли сказать правду или нет, Валера вдруг поднял брови и спросил: – А это откуда? – И так как я не сразу сообразила, к чему относится вопрос, ткнул пальцем в растение, которое торчало из моего кармана. Я пожала плечами, а Валера засмеялся: – Нет, серьезно, где вы это взяли?
– На острове, – ответила Женька, чем заслужила мой гневный взгляд. – Мы нашли проход…
– И там растут такие цветочки?
– Растут. Целое поле.
Валера хлопнул себя ладонью по лбу и захохотал, бормоча: «Ну, конечно», а мы взирали на него в полном недоумении.
– Анфиса, – спросил он, немного успокоившись, – а вы знаете, что это такое?
– Нет.
– Это конопля.
– Ну и что? – пожала я плечами, а он усмехнулся:
– Счастливый вы человек, ей-богу… Вы что-нибудь слышали о наркотиках?
– О господи! – простонала Женька, плюхаясь на диван. – Я ж должна была сообразить… И эта маскировочная сетка, чтоб сверху в глаза не бросалось во время цветения. Ведь цветочки-то характерные, а там целая плантация… Вот она, Колина квартира, его желание трудиться в пансионате… Теперь понятно, что охраняли собачки от досужих глаз.
Пока я приходила в себя, Женька бросилась к участковому, выхватив у меня вещдок.
Милицейская машина закрутилась. Догадки наши оказались верны. Колю арестовали. Особо стойким парнем он не был и вскоре начал давать показания, первым делом назвав своих сообщников, оба оказались его соседями по городской квартире. Об этом мы узнали от участкового. Он заглянул ближе к обеду и заметил:
– Валентина плачет… Внуку грозит по всей строгости закона лет пятнадцать.
Накануне мы с Женькой, сидя в компании писателя, его жены и Валеры, рассказывали о нашем походе на остров, поэтому спать легли поздно, и соображала я с трудом, оттого, должно быть, и спросила:
– За что?
– Ну… много всего набирается. Наркота эта – раз. Вова Татарин – два. Тот кое о чем догадывался и шантажировал Николая, то по полтиннику требовал, а тут ему сотня понадобилась. Парень понял, что сотней дело не кончится, и того… Москвичи, кстати, что прошлым летом приезжали на джипе, его дружков работа. Приезжие-то, как бы это выразиться, из смежной фирмы были, ну и не заладилось у них что-то. Порешили всех четверых и в болото… Когда он узнал, зачем вы приехали, очень испугался. А ну как на болото сунетесь? Вы чего не рассказали, что вас в трясину едва не заманили? А Евгению Петровну по голове ударили?
– Так это Коля?
– Конечно. Думаю, и мужчина, которого без головы нашли, его работа. Правда, Николай категорически отказывается и убийство Горемыкина на себя не берет, но, я думаю, это дело времени. Деться ему некуда, во всем сознается… Ладно, девоньки, спасибо я вам должен сказать. Очень вы мне помогли.
– Вы на острове Кукуя нашли? – подумав, спросила я.
– А как же, – поморщился участковый. – И столб, и маску… Должно быть, в тот раз, когда я на остров по весне ходил, ее-то я и видел. Только с перепугу мне тогда рожа эта очень страшной показалась. Колька-то меня выследил, вот и устроил встречу…
– Значит, голова у вас не от болотных газов разболелась?
– Какие газы… Стукнули по башке, а пока я в беспамятстве был, наркотой накачали и перевезли на мотоцикле за тридцать километров, чтоб с толку сбить. Стервец, я ж его вот с каких пор помню, – горестно покачал головой участковый, держа руку над землей на полметра. – Валентину жалко…
– А зачем им Кукуй понадобился? – влезла Женька. – Ну, идол этот…
– Идола из озорства поставили, чтоб все как в легенде… Сколько времени людей дурили, – опять вздохнул участковый. – Надо мост восстанавливать, не то порядка здесь не будет. Отыщется умник и еще какого-нибудь Кукуя придумает.
– Рюкзак, в котором руки нашли, тоже Колин?
– Нет, рюкзак убитому принадлежал, это доподлинно установлено.
– А чем убитый Коле помешал?
– Следствие установит…
После беседы с участковым можно было покидать здешние края, тем более что Женьке пора было садиться за статью. Однако на душе у меня было неспокойно.
– О чем ты все думаешь? – спросила Женька, когда на лодке, пришедшей за участковым, мы перебрались через реку и, простившись с Василием Ивановичем, отправились к отцу Сергею за машиной.
– Что-то тут неправильно, – пробормотала я.
– Чего неправильно?
– Не знаю. Не склеивается. Допустим, с Вовой Татариным все более-менее ясно, мы сами слышали, как он угрожал Коле вывести его на чистую воду. Но Горемыкина-то ему за что убивать?
– Тот мог как-то узнать о плантации…
– Да ничего он не знал, раз на острове ни разу не был. Нет, его смерть каким-то образом связана с трупом без головы.
– Это потому, что он чайник уронил, когда услышал имя Саша? – хмыкнула Женька. – Тебе просто не нравится, что все так незатейливо объяснилось. К тому же Горемыкин в самом деле мог услышать разговор убийцы со своей жертвой и узнать Колю по голосу.
– А писатель?
– Что – писатель? Отдыхает себе человек. Не кипятись, Анфиса. Вот мы подозревали Геннадия Степановича, считали его преступником, раз он удрал, узнав об убийстве, а у него сердце пошаливало. Почувствовал себя человек неважно, и домой… сейчас в больнице лежит. Конечно, может, его болезнь липовая, просто испугался возможных неприятностей, но к наркоте его не притянешь ни за какие уши. Вот и остальные… Может, писатель от алиментов прячется, а ты его сразу в убийцы…
– Знаешь что, звони Максиму, пусть он наведет справки о трупе… как его… Светлов Александр Леонидович. Пока до города доберемся, может, что накопает. У ментов должно быть на него целое досье, раз он недавно освободился.
– Хорошо, – пожала Женька плечами. – У нас еще в редакции четыре листа печатного текста, правда, я не знаю, зачем нам теперь все это.
Если честно, я тогда тоже не знала, но ощущение, что меня провели, не проходило, оттого очень хотелось разобраться.
Вернувшись в наш славный город, мы первым делом поехали не к Максиму и не в редакцию, а ко мне домой. Я объяснила это необходимостью проверить, не было ли звонков из издательства, Женька только хмыкнула, но возражать не стала.
Дома меня ждал сюрприз – листок бумаги, прикрепленный магнитом к холодильнику, на листке крупным почерком всего два слова: «Уехал отдыхать». Куда, интересно? А главное, с кем? Воображение услужливо рисовало то блондинку, то брюнетку, то обеих сразу.
– Вот свинья! – рявкнула я так, что Женька вздрогнула, а я заявила: – Ноги моей больше не будет в этом доме…
– Анфиса, может, не стоит делать резких движений? Как известно, решения, принятые под горячую руку…
– Поехали в редакцию, – прошипела я.
Четыре листа машинописного текста в самом деле ждали нас на Женькином столе. Прочитав их, я испытала чувство глубокого разочарования. С биографией Валеры – хоть завтра в ФСБ служить, Горемыкин и Бороднянский тоже ничем не порадовали. Писатель оказался рядовым инженером, супруга – врач… Машина была продана им по генеральной доверенности некоей Петраковой Альбиной Юрьевной. И что мне с этим делать? Женька вдруг призадумалась, а на мой вопрос ответила вопросом: