У этих сыновей потомков тоже было очень много, некоторые стали видными царскими сановниками. Витте в своих воспоминаниях ворчит, что Оболенские любили помогать родственникам и выдвигали их на те или иные должности. Ну, а теперь в нашей стране Оболенских почти не осталось, большинство уехало за границу, некоторые погибли в лагерях.
Вот эта родственность, это стремление помогать друг другу, даже троюродным-четвероюродным, качество очень характерное для потомков Нелединского-Мелецкого. Лопухинское веселье, непринужденность отношений, бескорыстное гостеприимство передавались и в следующие поколения и дожили до сегодняшнего дня в семьях его многих потомков, живущих в нашей стране. Встречаясь, родственники льнут друг к другу, стараются быть доброжелательными, помогают друг другу. А ведь теперь нередко, что даже родные братья, живя в одном городе, без всяких видимых причин прекращают отношения между собой.
У Алексея Александровича Лопухина было три сына и пять дочерей. Расскажу о некоторых из них.
2
У старшего Александра было пятеро сыновей. Из них старшего Алексея Александровича я никогда не видел, о нем мне рассказывали его родители как о человеке выдающихся способностей, но совершившем в жизни страшную ошибку и горько за то поплатившемся.
Его карьера на судебном поприще началась блестяще; женатый на княжне Урусовой, совсем молодым, он стал прокурором Московской судебной палаты, и на этой должности снискал известность как абсолютно честный блюститель законов. Именно он посадил в тюрьму известного капиталиста, мецената и крупнейшего общественного деятеля Савву Ивановича Мамонтова, когда тот превысил свои полномочия председателя акционерного общества. И он же всячески старался облегчить участь этого энергичного, честного, но оступившегося человека.
Брат жены Алексея Александровича князь Сергей Дмитриевич Урусов [С. Д. Урусов оставил после себя очень интересные воспоминания. Их хотел опубликовать Твардовский в «Новом мире», но не успел (примеч. автора).] был товарищем министра внутренних дел и предложил своему зятю занять должность директора Департамента тайной полиции. Как уговаривали его все родные отказаться! Полиция, жандармерия, сыск — значит неизбежно подлые методы работы. Алексей Александрович пошел в это столь презираемое в обществе учреждение с благородными намерениями — в корне изменить тамошние порядки.
У него была единственная дочь Варвара, Когда ей минуло 13 лет, родители отправили ее вместе с гувернанткой за границу, и там девочку похитили.
В своих воспоминаниях, написанных в тюрьме ГПУ на Лубянке, один из главарей партии эсэров, Савинков, пишет, что руководство партией стало недоумевать — почему проваливается ряд тщательно законспирированных подготовок покушений на тех или иных царских сановников. Эсер Бурцев, путем сопоставления различных фактов, пришел к выводу, что среди верхушки партии есть провокатор. Кто? Продолжая свои исследования, он решил, что провокатором является не кто иной, как председатель партии Азеф. Но где добыть доказательства?
О похищении девочки Савинков не говорит ни слова [Не пишет о похищении в своих воспоминаниях и С. Д. Урусов, благополучно доживший до 1937 г. и скончавшийся в своей постели в Москве (примеч. автора).], а пишет довольно странно, что Бурцев подсел в Германии в купе вагона к Лопухину, спросил его об Азефе и тот, ни с того ни с сего, подтвердил: «Да, Азеф — провокатор».
А по рассказам моих родителей, Лопухин помчался в Германию, чтобы с помощью германской полиции разыскать и выручить дочь. Бурцев действительно подсел к нему в купе и, угрожая убийством девочки, вынудил Лопухина подписать бумагу, подтверждающую провокаторство Азефа [См.: Тютюкин С. В. Вокруг современных дискуссий об Азефе // Отечественная история. 1992. №5. С.182.]. Расставаясь, он пригрозил Лопухину, что, если тот кому-либо расскажет о похищении девочки, она будет убита. Ее освободили, и она благополучно вернулась с отцом в Россию. А он, за разглашение государственной тайны, был отдан под суд и приговорен к ссылке в отдаленную местность Сибири. Когда наступила революция, он вернулся в Москву; как бывший политкаторжанин получил пенсию, вскоре уехал за границу и умер, кажется, в 1927 г. А дочь его Варенька никогда и никому о своих приключениях не рассказывала. С ней была знакома моя сестра Соня.
Двух самых младших братьев незадачливого начальника тайной полиции — дядю Юшу и дядю Борю Лопухиных я очень хорошо помню. Дядя Юша еще мальчиком потерял правую руку, засунув ее в молотилку; он ходил с протезом в виде черной кожаной перчатки и на мой мальчишечий взгляд очень чуднó здоровался.
Дядя Боря был сослуживцем и ближайшим помощником моего отца в Московской Городской Управе. Оба брата постоянно приходили к нам. Дядя Юша был маленький, седенький, очень серьезный. Он садился рядом с дедушкой, и они о чем-то вполголоса беседовали. А дядя Боря был весельчак, балагур, типичный Лопухин. Вокруг него собиралась молодежь. Он что-то рассказывал, все покатывались от хохота. Часто он играл с нами, сажал нас поочередно на плечи и катал по всем комнатам. Дети его обожали. О страшном конце обоих братьев я расскажу позднее [Оба погибли в 1917 г. См.: Голицын С. М. Записки уцелевшего. М., 1990. С. 68.].
3
Еще одна история.
Зять моего прадеда Лопухина князь Николай Петрович Трубецкой первым браком был женат на графине Любови Васильевне Орловой-Денисовой — донской казачке. Он имел от нее троих детей — сына Петра, женатого на княжне Александре Владимировне Оболенской, и двух дочерей — Софии, вышедшей замуж за Владимира Петровича Глебова, и Марии, вышедшей замуж за Григория Ивановича Кристи. Потомков у всех троих было великое множество. А сами они являлись людьми богатыми. Петр Николаевич владел подмосковным имением Узкое и Казацким на Днепре, где организовал виноделие; он был Московским Губернским предводителем дворянства, а Кристи — Московским губернатором.
Этих старших Трубецких называли «Трубецкие-богатые», они отличались чопорностью, кичились своим аристократизмом и очень дружили со столь же богатыми Кристи и Глебовым. Среди них разразился ужасающий скандал, отголоски которого болезненно воспринимаются до сих пор, а былая тесная дружба перешла, как в семействе Форсайтов, в холодную, ничем не проявляемую, молчаливую и потому особенно страшную ненависть.
Один из сыновей Кристи — Владимир — был женат на Марии Александровне — Марице Михалковой, родной тетке нынешнего поэта. Фамилия эта древняя, дворянская, дважды роднившаяся с Голицыными, и ударение надо делать на втором, а не на третьем слоге.
Марица, или тетя Марица, как многие, и я в том числе ее называли, была ослепительно красива, величественна, напоминала императрицу Александру Федоровну, характером обладала веселым, очаровывала всех, кто с ней знакомился, кокетничала со многими. А муж ее был ревнивее Отелло.
Летом 1911 г. супруги отправились на Днепр к дяде Петру Николаевичу Трубецкому. Когда же наступило время возвращаться, дядя поехал их провожать. В коляске он шутил, оживленно разговаривал с женой своего племянника, а тот всю дорогу угрюмо молчал. На станции племянник остался прогуливаться на платформе, а дядя сел в купе рядом с красавицей Марицей и продолжал с ней весело беседовать. Вдруг вошел племянник, вытащил револьвер и раз — раз двумя выстрелами убил родного дядю наповал.
Газеты вышли с кричащими заголовками. Мать убийцы помчалась в Петербург к своей приятельнице — жене министра внутренних дел Сипягина. Началось следствие, но суда не было. Медицинская комиссия признала убийцу сумасшедшим. Он был освобожден и уехал за границу.
Жена подала на развод. Все трое сыновей остались с нею.
Следующую зиму в салонах Петербурга и Москвы судачили о скандале, проклиная бедную красавицу. Ее перестали принимать, и она оставалась первое время в полном одиночестве. Моя мать пожалела ее и поехала к ней. Они вместе проплакали. И с тех пор ее три сына — Володя, Сережа и Гриша стали у нас бывать в сопровождении гувернера-француза. Но приходили они не в дни рождений и не на елки, а тогда, когда никого не было. И я к ним ходил на Малую Дмитровку. Двое из них были меня старше, третий — сверстник, они относились ко мне несколько свысока. Я не очень любил к ним ходить, но ходил, потому что этого хотела моя мать.
Тетя Марица, по-прежнему — ослепительная красавица, вышла замуж вторично за двоюродного брата своего первого мужа, за милейшего Петра Владимировича Глебова, родители которого были категорически против этого брака и первое время не желали даже видеть невестку.
Отчужденность между семьями Кристи и Трубецкими была так велика, что имена виновников скандала и их ближайших родных даже не произносились. А Глебовы колебались — с кем им общаться: если с одними, то другие считали подобное общение недружественным.
От второго брака у тети Марицы родилось еще два сына — Федор и Петр. Их отец в 1922 г. скончался от тифа, и мать одна воспитала пятерых сыновей, нисколько не падая духом, продолжая оставаться барыней, эффектной и веселой красавицей. Они жили недалеко от нас, близ Пречистенки, мы — в Еропкинском переулке, они — в Полуэктовом.
С Сергеем и Григорием Кристи мы постоянно общались в 20-е годы. Оба остроумные, веселые, они увлекались театром, а Сергей еще филателией. Григорий был связан с Художественным театром и впоследствии стал видным театроведом, специалистом по системе Станиславского. Он скончался в 1972 г.
Судьба его брата Сергея сложилась иначе. Еще в 1926 г. его посадили. В Бутырской тюрьме он попал в одну камеру с моим братом Владимиром, и там они подружились. А дружба тюремная теснее сближает, нежели дружба военная. Потом Сергея сослали, сперва в Воронеж, оттуда в Архангельск. В те годы ссылали иногда не очень далеко. Ни высшего образования, ни специальности, кроме знания почтовых марок, у него не было. Но он обладал импозантной внешностью, был умен и очаровывал дам. Во время войны он дослужился до майора, а после войны был администратором театра и в конце концов стал ученым секретарем Всероссийского филателистического общества. Мы с ним изредка встречались и тогда разговаривали часами, вспоминая прошлое. Он скончался в 1986 г.