– Нет, я…
– Пожалуйста. Позволь мне закончить. Я хотела сказать, как мне грустно оттого, что ты предала нашу дружбу. Когда ты к нам впервые пришла прошлым летом, мы тебя приняли, и вот как ты нам отплатила. Не знаю, как ты с этим сможешь жить.
– Мэдди…
– Тебе лучше уйти. Однажды я поверила твоим слезам. Не оскорбляй меня еще сильнее, думая, что я опять им поверю.
Мэдди направляется к двери. Клэр следует за ней.
– Мэдди, я… Я не знала, чего ждать, когда шла сюда, но надеялась, что ты хотя бы попытаешься простить Гарри и не ненавидеть меня.
– Я не могу тебе обещать ни того ни другого. А теперь, пожалуйста, уйди.
Я прихожу к ней вечером. Мэдди позвонила мне в бешенстве.
– Эта сучка! – кричала она в трубку. – Эта мелкая сучка!
Когда я являюсь, она уже пьяна. На кухонном столе бутылка водки. Лужи от растаявшего льда. Неизвестно, когда она начала. Наверное, вскоре после того, как ушла Клэр.
Мэдди плачет. Рассказывает мне об их разговоре. Чайная посуда так и стоит в гостиной на стеклянном столике. Я замечаю, что одну чашку швырнули через всю комнату, ее осколки кучкой лежат на полу. Из носа у Мэдди течет, на губах вздуваются пузыри, лицо мокрое от слез. Я никогда не видел ее такой за все годы, что мы знакомы. Я даю ей свой платок, она его берет и оставляет себе.
– Пойду, скажу Джонни спокойной ночи, – говорю я.
Она молча машет рукой. Я поднимаюсь. Глория читает Джонни сказку на ночь.
– Привет, приятель, – улыбаюсь я. – Мама просила передать тебе спокойной ночи и сказать, что она тебя любит.
– Что с мамой?
– Ничего. Немного устала.
– Это из-за папы?
– Нет, – отвечаю я, усмехнувшись. – Говорю же, просто устала.
Я наклоняюсь и целую Джонни в лоб. Он мне не верит. Вот так дети и учатся не доверять взрослым.
– Она придет к тебе утром. Поспи.
– Спокойной ночи, дядя Уолт.
Я киваю на прощание Глории и закрываю за собой дверь.
Мэдди внизу курит. Я наливаю нам обоим еще.
– Надеюсь, ты не рассчитываешь поесть, – говорит она. – Еда мешает алкоголю. К черту еду. Я больше не готовлю ни черта никакой еды. Я в Нью-Йорке живу. Могу заказать на дом все, что захочу, когда захочу. Кстати, заказать тебе что-нибудь? Тайское? Мексиканское? Все, что, к чертям собачьим, угодно. Кредитка и звонок – и все, и какой-то несчастный ушлепок на велике привезет все к дверям. Готовят только тупые. У меня годы ушли, чтобы это понять. Видишь сковородки? Я их продам. Кулинарные книги раздарю. Что скажешь, Уолтер? Тебе нужна кулинарная книга? Выбирай. У меня их до хрена. Французская, итальянская, греческая, американская, современная, haute cuisine. Говори, у меня все есть. Я этим занималась только ради Гарри. Ему, мать его, это так нравилось.
– Нет, мне не надо, – отвечаю я.
– Доброй ночи, мисс Мэдди, мистер Уолтер, – говорит Глория через четверть часа.
Она в пальто. Уже почти девять.
– Доброй ночи, Глория! – весело восклицает Мэдди. – До завтра. Спасибо.
Когда Глория закрывает дверь и запирает ее снаружи, Мэдди произносит:
– Я только не понимаю, почему с ней?
Я знаю, о ком она. Мэдди возвращается к этой теме весь вечер, пытаясь подступиться к вопросу с разных сторон.
– Мы ведь жили в Риме. Там множество роскошных итальянок, он бы мог их трахать, а выбирал ее. Где логика?
Я молчу. Ей нужно выговориться. Сильнее всего ее ранит двойное предательство.
– Посмотри на меня, Уолтер. Я ведь не совсем урод для своего возраста, да? Сиськи пока не очень отвисли. Попа подтянутая, и ушей у нее пока нет.
– Ты красивая, Мэдди. Можешь не волноваться.
– Тогда по какому поводу мне волноваться?
– Поводов нет.
Она улыбается и накрывает мою руку своей ладонью.
– Спасибо, Уолтер. Милый Уолтер. Ты всегда находился рядом.
– И всегда буду.
Она снова похлопывает меня по руке:
– Знаешь, по-моему я напилась.
– Есть немного.
– Мне, наверное, надо лечь.
– Дельная мысль.
Мэдди пытается встать и спотыкается.
– Ножки не держат, – говорит она, широко улыбаясь. – Знаешь, я сама по лестнице не поднимусь.
Я встаю, она обнимает меня за шею. Я не намного выше ее. Пять футов одиннадцать дюймов в удачной обуви.
– Ты как?
– Нормально, только не уходи, а то я плюхнусь плашмя.
Я помогаю ей подняться по лестнице в спальню. Она смеется:
– Хочу писать. Жди здесь.
Я помогаю Мэдди зайти в ванную, откуда она выходит через несколько минут под звук воды в бачке.
– Уже лучше, – хихикает Мэдди. – Можно баиньки.
Я откидываю покрывало, и она падает на кровать.
– Сними с меня туфли, Уолтер!
Я снимаю с нее туфли. Она расстегивает брюки.
– А теперь штаны.
– Я не думаю…
– Не будь занудой. Уложи меня как надо. Меня можно немного побаловать, я заслужила, нет?
Меня переполняет интимность происходящего. Я смотрю в сторону, стаскивая с нее брюки, осознавая свои желания. И все-таки не могу не заметить полоску белья, прежде чем Мэдди убирает ноги под одеяло.
– Дать тебе воды? – спрашиваю я.
– Да, пожалуйста.
Я иду в ванную и возвращаюсь со стаканом воды. Мэдди еще не спит.
– Вертолеты, – говорит она. – Черт. У меня с колледжа не было вертолетов.
– Ляг на спину и поставь одну ногу на пол, – советую я.
Она так и делает.
– Да, лучше. Ох, нет. Меня сейчас вырвет.
Мэдди встает, отталкивает меня и плетется в ванную, хлопнув дверью. Я жду пару минут, потом стучу.
– Ты жива?
Я слышу, как она спускает воду и стонет. Обеспокоенный, я открываю дверь. Мэдди свернулась вокруг унитаза.
– Я, наверное, буду ночевать тут.
Мне эта идея не нравится.
– Нет, не будешь. Идем.
– Я останусь здесь.
– Честное слово, не останешься. Я отказываюсь тебя оставлять в таком положении.
Я беру Мэдди за плечи и пытаюсь поднять на ноги, но она слишком тяжелая. Или я недостаточно сильный. Мэдди остается на полу.
– На полу я тебя не оставлю!
– И что ты сделаешь?
Я помню ее выходки с детства. Она стоит на верхней ветке, грозится прыгнуть, а я умоляю ее спуститься вниз. Однажды Мэдди прыгнула и сломала ногу. Мне пришлось бежать домой за помощью. Роберт отнес ее на руках в дом, пока Женевьева вызывала «Скорую».
– Ты ведешь себя глупо, – вздыхаю я. – Не будешь же ты спать на полу в ванной?
– Буду. Очень удобно.
– Так нельзя.
– Можно. Смотри.
– Я тебе не позволю. Что подумает Джонни?
– Фу, ты скучный, Уолтер. Уолтер-зануда.
Это было больно. Поглядите на нее. Лежит неподвижно, пьяная, на полу. Она бросила мне вызов. Или по крайней мере я так понял. Я не мог ее оставить в таком виде. В конце концов, я же за нее отвечаю, разве нет?
Поэтому я снова пытаюсь ее поднять.
– О, Уолтер, – издевается Мэдди. – Да ты мужик!
– Заткнись! И помоги мне.
К моему удивлению, Мэдди позволяет себя поднять. Она не толстая, но большая, бывшая спортсменка, и весит больше, чем я предполагал. Я с усилием ставлю ее на ноги. Мэдди смеется, пока я веду ее обратно в постель.
– Попытайся поспать, – говорю я и выключаю свет. – Хорошо?
– Не очень, – бормочет она.
– Я могу что-нибудь еще сделать?
– Можешь. Не уходи.
Она протягивает ко мне руку. Я беру ее.
– Хорошо, – произношу я, садясь в кресло у кровати. – Я подожду, пока ты не заснешь.
– Нет, не там. Иди сюда, – говорит Мэдди, хлопая по кровати, и ее рука болтается.
– Я…
– Пожалуйста. Мне надо, чтобы меня обнимали.
– Ну ладно.
Я сажусь на кровать, со стороны Гарри, без сомнения, и снимаю ботинки, а потом ложусь, полностью одетый. Мэдди прижимается ко мне, просовывает голову мне под руку и устраивается у меня на груди.
– Так лучше, – шепчет она. – Вертолетов нет.
К моему ужасу, Мэдди начинает меня целовать. Не ласково, даже не нежно. Грубо, раскрывая мне рот языком. От нее пахнет рвотой. Руки скользят по моему телу. Изумленный, я отвечаю на поцелуй. В конце концов, не каждый день с тобой происходит то, о чем ты мечтал почти всю жизнь. Сколько ночей я представлял, как это происходит? Ее губы на моих, слитые в общем наслаждении?
Но все не так. Это не то, о чем я мечтал. Дело не в том, что у нее пахнет изо рта, просто все это неправильно. Я пытаюсь встать. Мэдди пьяна. Это не любовь, а что-то грубое. Я хотел, чтобы была музыка и лепестки роз.
– Мне лучше уйти, – тихо произношу я, пытаясь расцепить ее руки.
– Нет. Не уходи, – шепчет Мэдди, прижимаясь щекой к моей.
Я чувствую ее руку у себя на ремне.
– Займись со мной любовью, Уолтер. Пожалуйста. Если ты не захочешь, я буду думать, что меня никто не любит. Пожалуйста. Ради меня.
Меня разрывает на части. Чувствую себя классическим героем, в котором борются желание и добродетель. Я ничего не могу с собой поделать.
– Я знаю, ты хочешь остаться, – говорит Мэдди, целуя меня.
И я остаюсь.
Весна
1
Проходят недели. По утрам становится теплее. Чем яснее видишь мир, тем более он реален. Скоро будет светло по вечерам. Земля обновится.
В городе дождь. Тяжелые капли, предвестники новых, еще не выпавших. На улицах уже лужи, мусор кружится в канавах. Люди бегут по тротуарам, сжимая зонты, держа над головами газеты.
Клэр идет по рынку деликатесов. Проходы забиты людьми, с их курток капает после дождя. С потолка свисают колбасы. Пахнет свежемолотым кофе. На полках бутылки с трюфельным маслом, свежая паста, помидоры, бельгийский шоколад. Гранатовые ломти тунца, телятина в сухарях, мраморное филе. Мужчины и женщины в белых халатах стоят за прилавками, со знанием дела рассуждая о сыре. Предлагая попробовать, превознося достоинства блед’овернь по сравнению с рокфором.
Она нечасто сюда ходит, здесь так дорого, но хотела бы. Ей бы хотелось быть одной из этих женщин, шикарно одетых, вроде тех, в очереди на кассу, с сумками Прада и бриллиантами на пальцах. Им, кажется, ничего не стоит забежать, быстро купить латте или салат из омаров и уверенно расплатиться платиновой кредиткой. Клэр знает, когда-нибудь она тоже будет такой. Она благоразумна. Никогда не покупает того, чего не может себе позволить, экономит по мелочам, аккуратно вносит каждые две недели средства на свой пенсионный вклад. Этому она научилась у матери. Клэр расчетлива, как француженка.