Фабрика минералов под землей будет собирать эти крохи и приготовлять из бедной руды богатую. А может быть, мы научимся и на «голом месте» получать ценные породы: с таким мощным арсеналом, с таким обилием сырья чего только не добьешься!
Уже теперь созданы — не природой! — и алмазы, и корунды, и рубины, и изумруды, и кварцы, и гранит. Это — в лаборатории. Что же сделают геологи, когда на помощь им придет природа, когда она станет выполнять наши заказы!
Теперь об энергии. Плазма будет служить источником энергии, и над укрощением ее сейчас бьются ученые. Но, чтобы укротить, нужно сначала получить. Этим и заняты физики.
Между тем та же самая плазма, которую создают с огромным трудом, в изобилии находится в глубинах земли. Там, из-за сверхвысокой температуры и сверхвысокого давления, атомы потеряли первоначальный устойчивый вид, разрушились электронные оболочки. Иными словами, как и в космосе, в недрах планеты — геокосмосе — находится плазма.
Плазма в земле и плазма в небе!
И невольно напрашивается мысль: физики искусственно создают плазму, природа же приготовила ее в недрах планеты сама. Может быть, мы воспользуемся ею? — Если да, то, — говорит профессор Я. Кравцов, — человечество получит в свое распоряжение такие мощности, которые позволят навсегда покончить с энергетическим голодом и осуществить самые дерзкие проекты.
Итак, вывод ясен: нам предстоит спускаться глубже и глубже под землю. Геология будущего — геология глубин. Но как, какими путями она пойдет? Посмотрим.
Когда мы оглядываемся назад и сравниваем прошлое с настоящим, то удивляемся не только мастерству древних. У нас нередко вызывает изумление уйма времени, впустую потраченного людьми.
Конечно, не о произведениях искусства, а о другом, что необходимо человеку, пойдет речь, о том, без чего жизнь стала бы невозможной. Оговоримся — не просто жизнь, но жизнь существ разумных, поднявшихся на высокую ступень культуры.
Это — металл, в первую очередь железо. Ну как тут не припомнить картинку, нарисованную когда-то академиком А. Е. Ферсманом?
«На улицах стоял бы ужас разрушения: не было бы больше рельсов, вагонов, паровозов, не было бы автомобилей, экипажей, решеток, даже камни мостовой превратились бы в глинистую труху, а растения начали бы чахнуть и гибнуть без живительного металла. Разрушение ураганом прошло бы по всей земле, и гибель человечества сделалась бы неминуемой». Вот что было бы, исчезни вдруг железо!
Жизнь невозможна без других металлов, распространенных и редких, таких, которых сравнительно много запрятано в земной коре, и таких, которых там ничтожно мало. Не будь их — и мы лишились бы всего многообразия мира механизмов и машин, мы остались бы без электричества, без энергии вообще.
Она невозможна и без многих неметаллических элементов менделеевской таблицы. Сейчас восемьдесят восемь элементов открыто в природе. Восемьдесят пять добывается и используется нами.
Всё, абсолютно всё в нашей жизни в конечном счете зависит от того, что дают нам земные недра. Человечество вернулось бы на самые низшие ступени дикости, если бы вдруг почему-либо лишилось всех даров своей планеты.
И, глядя на то, сколько тратилось раньше труда на добычу металлов, руд, минералов, можно лишь пожалеть наших предков. О количестве потраченного труда говорят хотя бы две интересные цифры. Человечество до сегодняшнего дня извлекло из недр земных два миллиарда тонн железа и пятьдесят миллиардов тонн угля. Значит, сколько же всего земли и пустой породы пришлось переворошить в поисках топлива к сырья!
Было время, когда поиски кладов земли шли ощупью, вслепую. Командовал случай. Правда, в далекое прошлое отошла младенческая пора горной науки. Есть теперь мощная горная техника. Только за последние три десятилетия люди сумели добыть цветных и редких металлов больше, чем за всю историю человечества.
Тридцать лет и тысячелетия… Казалось бы, есть чем гордиться. Но все же потомкам нашим мы покажемся дикарями.
Вообразим, что к нам попал геолог из будущего.
— Хорошо было геологу прошлого века! — начал бы он разговор. — Клады земли порой прямо-таки сами просились ему в руки.
Как умелый следопыт, он находил их по всевозможным приметам, замеченным на поверхности, можно сказать, прямо под ногами. Где-то видна красная либо желтая корочка — след железной руды. Ярко-синее или зеленое пятно — ищи медь. Радужная пленка на водной глади указывала на близость нефти или, быть может, железистых руд. В его работе помощниками были реки и ледники, которые выносили обломки, гальку, валуны различных полезных пород.
Он знал, кто кого сопровождает, — и значит, где что надо искать, какие у элементов бывают спутники-соседи. У него оказывались неоценимые помощники — остатки вымерших растений и животных.
Вот в породе найден отпечаток трилобита — древнего, жившего в кембрийскую эпоху, примерно полмиллиарда лет назад, членистоногого, который имел твердый панцирь. Это значит, мы имеем дело с осадочными породами, в которых могут быть месторождения фосфоритов, бокситов, сланцев, железных, марганцевых и медно-ванадиевых руд.
Если встретятся следы простейших организмов, возраст которых примерно четверть миллиарда лет, — значит, можно искать уголь: они ведь современники каменноугольной эпохи. И так далее…
Многообразный животный и растительный мир далекого прошлого, со следами которого встречался геолог, служил ему путеводителем в поисках сокровищ подземных кладовых.
И растения современные приходили на помощь разведчику недр. Зачастую они своим присутствием, ростом, видом показывают: поблизости такая-то порода, уголь или нефть. На Урале, например, осины и ели растут там, где есть кварцит, а сосны — где гранит. О близости нефти и угля говорило иногда появление растений-уродов — карликов, гигантов. Вымахал, например, необычно высокий саксаул, с ветвями и толстым стволом — рядом пласты угля.
Но геолог, конечно, не обходился одной лишь подсказкой природы. Она ведь умеет и крепко прятать то, за чем охотится человек. Тогда — иные способы, иные приемы. Тогда слово — технике, слово — приборам.
Приборы невиданно обостряли органы чувств. Можно услышать, как растет трава, можно увидеть, что происходит за неуловимые мгновения взрыва.
Наконец, можно вообще услышать то, что неслышно, и увидеть то, что не видно. Ультразвук за пределами нашего слуха, а наш глаз не улавливает ни радиоволн, ни рентгеновых и ни других невидимых лучей. Для приборов же здесь нет ничего не возможного. От них не укроется самое малейшее изменение любой величины — будь то сила тяжести или напряжение магнитного поля, сила тока или колебания почвы.
Залежи руд по-разному выдавали себя… Из-за них меняется сила тяжести, хотя невероятно мало — всего на одну миллиардную долю. А гравиметр ее замечает.
Отдадим должное приборостроителям вашего века… Точности они добивались исключительной, и ей обязаны успехами поиски, которые велись в горах и на равнинах, на побережье и под дном морским.
Геолог опускал в скважину вслед за буром источник нейтронов — незаряженных частиц. Потоки нейтронов короткими импульсами, как волны в радиолокаторе, шли в толщу породы. Часть из них отражалась и возвращалась обратно, попадая в счетчик. Но нейтронное эхо от воды и нефти оказывалось различным. Вот это и позволяло узнать, где под водой — обычным спутником нефти — залегает сама нефть.
Для разведки недр применяли космические лучи — они ведь проникают глубоко в недра, а разные породы по-разному их пропускают.
В атмосфере космические лучи рождают потоки чрезвычайно энергичных частиц — нейтрино. Они могут пройти сквозь всю толщу земли. И ими воспользовались для «просвечивания» всего земного шара.
Геолог пользовался и тем, что почти всюду в толще земли рассеяны радиоактивные элементы, сигнализирующие о себе излучением. Проходя сквозь толщу пород и вырываясь на поверхность, они рассказывают о том, что встретилось им на пути. Слабое излучение может указывать на скопление алмазов, более сильное — цветных металлов. А если счетчик замолчит, значит, нефть или газ задержали все лучи, идущие из глубин. Опять-таки признак, который позволяет вести разведку.
Он, геолог, усовершенствовал ультразвуковой локатор, и отраженные сигналы позволяют не только обнаружить горы на дне, но и представить, из чего состоит его толща.
Он усовершенствовал и обычный радиолокатор, сумел побороть помехи, мешающие принимать отраженный сигнал. И всплески электронного луча на экране показывали, где запряталась руда.
Он составил карты, множество карт. На них как на ладони видно, где накопились осадки на океанском дне и какие в них есть полезные ископаемые, где и как разбросаны там конкреции, где действуют вулканы и чаще всего бывают землетрясения.
Вы, — продолжал бы гость, — могли словно видеть сквозь землю и скопления руд, а нефтяные озера представали как бы обнаженными от лежащих над ними пластов. И вы взяли все, что накопила земля в верхних слоях. Нам пришлось забираться в глубь коры, в мантию. Что же должны были делать мы, имеющие дело не с сотнями метров и даже не с километрами глубины?
Сверхглубокие буровые — да, конечно, без них трудно обойтись. Ведь и у вас разведочное бурение применялось широко. Однако каждая многокилометровая скважина — дело сложное и дорогое. Даже для нас, которые добрались до богатств самой мантии. Даже для нас, кому стали служить не только бур-долото, но и вибробур, и огненная струя, и жгущий световой луч, и электромагнитный пучок, и гидропушка.
Но мы пошли еще по другому пути, когда не приходится предварительно прокладывать дорогу в недра, двигаясь, не будучи уверенным, что идешь точно к цели.
Нам удалось понять многое, что происходит и в глубоких слоях коры, и в Верхней Мантии. А ведь именно там — кухня руд и металлов! Потому и удалось нам создать службу геологических прогнозов, подобно службе погоды, какая успешно работала еще у вас.
Предсказать, где находятся те или иные клады подземной кладовой… Когда-то, до спутников и ракет, метеорологи ошибались нередко и нередко подвергались насмешкам. Потом куда точнее стали прогнозы, ибо люди проникли в тайны верхних слоев атмосферы, ближнего космоса, и океана, и самой Земли.