– Нашего виртуального помощника мы назвали Бедокуром, – продолжила Тамара. – В честь одного милого и озорного мультперсонажа. Но наш Бедокурчик вышел серьезнее своего прототипа… В общем, я попрошу нейросеть нарыть о вас всю имеющуюся в наличии информацию. Вы убедитесь, что нейросеть работает, потом всю информацию я скопирую вам на флешку. После этого я удалю ее со своего компьютера, – Тамара подмигнула, – а если понадобится, то и с каких-нибудь удалённых компьютеров. Мало ли, кто мог собирать о вас информацию?
– Да кому я нужна? – пожала плечами Надежда.
– …а после этого мы приступим к выполнению основной задачи, – закончила свою речь Тамара. – Ну что, согласны?
Надежда, конечно, согласилась.
Экран потемнел; исчезли многочисленные окошки и линии, их соединяющие. Осталась только фотография Надежды, сделанная тут же камерой, встроенной в монитор – моноблок. Затем исчезла и она. Некоторое время экран был тёмен, как Вселенная перед созданием звёзд, дарящих свет. Затем, словно звёздочки, на темном экране стали загораться яркие точки, и каждая из них разворачивалась в фотографию.
Надежда даже не представляла, сколько фото и видео с ее участием хранит Интернет. Фото из детского сада, из школы, из техникума и института – кем-то и зачем-то оцифрованные. Фото с документов, с анкет, фото с камер наблюдения, видео с этих же камер – Донецк, Луганск, Крым, где они с мужем отдыхали, Владимир, Калуга, Полтава, Ростов, Киев, Петербург, Москва – города, куда они ездили по делам…
А ещё – документы, файлы анкет, какие-то свидетельства, дипломы, чеки – оказывается, Сеть знала о Надежде очень и очень многое…
Последним всплыл зловещий черный файл с красноречивой эмблемой. Этот мальтийский крест был для жителей Юга Украины в чём-то страшнее и отвратительнее даже свастики – эмблема СБУ. Надпись под эмблемой гласила: «Досье пособника террористов».
– А говорите, что вы никому не интересны, – прокомментировала Тамара. – Уж этим-то мы интересны все поголовно. В СБУ есть досье даже на младенцев! К сожалению, у них очень хорошая защита, пролезть через которую крайне сложно. Но Бедокурчик и на это способен, правда, только если есть фото, с которым можно работать. Ваше досье с их сайта я удалю – я бы их все удалила, но, повторю, это непросто. Кое-что из найденного я тоже удалю с серверов, по крайней мере, то, что лежит на украинских. Я могу сбросить его вам с остальными документами – но, если вы впечатлительный человек, пожалуйста, не заглядывайте в него, в особенности – на последнюю страницу.
– А что там? – спросила Надежда. Тамара не ответила, и Надежда переспросила: – Что там, ответьте, пожалуйста.
– Там приговор, – ответила Тамара. – Они всем нам вынесли приговор. Всем – включая младенцев.
– Покажи, – сказала Надежда. Тамара вздохнула и одним движением руки, два пальца которой не двигались, развернула папку.
На последнем листе была фотография Надежды (восьмилетней давности, с ресурса «Укрпочты», ее фамилия, имя, отчество, девичья фамилия, дата рождения и действительно приговор:
«При поимке подлежит инфильтрации в концентрационный лагерь. Ликвидация на месте не запрещена. Основание: пособница террористов, жена активного пособника террористов (первая категория опасности), мать террориста (вторая категория опасности)».
Надежда буквально онемела.
– Могло быть и хуже, – заметила Тамара. – Мне написали просто: подлежит ликвидации, даже без объяснения причин. Наверно, потому, что я сбежала от одного нацика, которому приглянулась. Шесть лет назад дело было, мне было десять от силы. Он мне пальцы сломал на руке, но я вырвалась и смылась. Он в спину стрелял, но не попал, чёрт толстопузый.
– А меня тоже в концлагерь определили, – добавила Аня. – Я жена «полевого командира террористов».
– А я просто террорист, – добавил Николай, – и, по мнению СБУ, меня надо ликвидировать. Но хуже всего с Джулией. Она у них числится как особо опасная, её предлагается брать живьем и передавать мясникам из Особого отдела. Я бы этих составителей досье…
У Николая непроизвольно сжались кулаки; Джулия, заметив это, осторожно обняла его за плечи и что-то тихо сказала на певучем итальянском. Николай ответил ей на том же языке, намного более мягким тоном.
– Все их досье я уже удалила, – добавила Тамара, и Надежда поняла, за что её называют царицей. Ее рабочее место было для Тамары действительно троном, местом, где у нее была полнейшая власть. – Удалю и ваше, и ваших близких – Бедокурчик уже работает над записями с участием вашего мужа и сыновей. А пока он занят этим, давайте попробуем найти вашего «человека без имени».
Монитор компьютера оставался тёмным слишком долго, чтобы это было нормально, это даже Надежде было ясно, хотя в компьютерах она не разбиралась совсем. А Тамара сидела на своём троне, напряженно всматриваясь в темноту монитора, и на ее лице читалось недоумение и тревога.
Затем появилась надпись:
«Бедокур запрашивает интерфейс прямой коммуникации. Предоставить?»
– Да, – вслух сказала Тамара. Экран осветился, на нем появилась симпатичная мордашка голубого цвета. Одновременно ожили колонки. Голос нейросети полностью соответствовал изображению на экране – и совершенно не подходил для озвучивания столь серьезной информации:
– Ни одного изображения, которое можно было бы ассоциировать с предоставленным образом не найдено. Глубина поиска – миллиард шестьсот миллионов сайтов и более четырёх миллиардов внесетевых носителей.
– Это же весь Интернет! – с удивлением сказал Вовка. Тамара посмотрела на него, как показалось Надежде, с долей уважения.
– Обращаю внимание, – продолжил Бедокур, – что в ходе поиска я вновь обнаружил следы коррекции («затирания») информации. Могу с определённой степенью достоверности сказать, что в нескольких случаях была затёрта информация именно об искомом человеке. Мне удалось найти и восстановить одну фотографию двадцатилетней давности, на которой, возможно, изображен искомый объект – степень достоверности составляет тридцать пять процентов. Вывести результат?
– Конечно, – сказала Тамара.
Мордочка озорного Бедокура исчезла, и на её месте возникла газетная статья. Газета была итальянская, в центре листа двое полицейских уводили мужчину, лицо которого было очень трудно разобрать.
Все посмотрели на Джулию. Та, прищурившись, стала читать. Николай переводил:
– Русский задержан в Милане по обвинению в связях с албанской мафией. Молодой учёный Павел Сидорчук, уроженец города Сан-Джари Полтавской области, долгое время работавший в Венеции, задержан в Милане во время облавы. Полиция предполагает, что Сидорчук работал на албанскую мафию, разрабатывая для нее наркотики и, возможно, осуществляя связь европейских медицинских агентств с «чёрными трансплантологами», предположительно действующими в Косово под эгидой Хашима Тачи и его «Демократической партии Косова»…
Часть 5. Тени сгущаются
Глава 16. Неслучайные встречи
Жизнь идёт своим чередом, и ей нет дела до человеческих страданий. Закат сменяет рассвет, за весной приходит лето, солнечные деньки чередуются с пасмурными независимо от того, что мы переживаем. На сердце может быть радостно в самую лютую непогоду, а в самый погожий денек, порой, наваливается смертная тоска, что хоть и не живи…
Мария сидит в небольшой новенькой беседке – ее построили за один день солдаты батальона Народной милиции, охраняющего госпиталь. Раньше охраны было меньше, но после недавних событий её усилили. Теперь рядом с госпиталем расквартирован целый батальон из резервистов – здесь, в основном, служат ветераны, после ранений не пожелавшие демобилизоваться, но для передка уже непригодные. Среди бойцов есть даже мужчина без обеих ног, на протезах. Его хотели отправить на заслуженный отдых ещё после первого ранения, но этот наследник Василия Кочеткова, служившего без ноги четырём императорам, вернулся в строй. Правда, после второго ранения на передний край его больше не пускали, но и в военкомат перекладывать бумажки не отправили – оставили старшиной в батальоне, охранявшем теперь госпиталь.
А чуть поодаль, в распадке среди акаций притаился «Панцырь» – новенький, но уже хорошо себя зарекомендовавший. В бой он вступил буквально «с колёс» – только успел прибыть, как нацисты, озлобленные провалом попытки захвата госпиталя, нанесли по нему удар РСЗО. И «Панцырь» сначала сбил шестнадцать неуправляемых снарядов «Ольхи», а потом – вместе с побратимом с передовой – ещё шесть хвалёных «Хаймарсов». Гена Нечаев, сын санитарки Инны, даже притащил в госпиталь кусок этого самого «Хаймарса». Мать Генку изругала и пыталась отобрать закопченную железяку, но Владимир Григорьевич её осадил:
– Этот зверь больше не опасен. Пусть будет у парня свой трофей.
– У меня уже есть гранатомёт! – хвастался Генка. – Папка привёз, гуманитарный.
– Гуманизированный, – вздохнула Инна. – Отец его балует, таскает всякое – вот он и пристрастился.
– Всем мальчикам нравится оружие, – возразил Владимир Григорьевич. – Это не страшно, страшно, когда детей учат убивать.
У Марии, которая была свидетельницей разговора, возникло при этом неприятное чувство. Она слишком хорошо помнила мальчика, тянущего руку к мине, лежащей в траве, и то, что случилось потом. Поэтому она была на стороне Инны – незачем детям играть с оружием. Говорят, в оккупированном бандеровцами Чернигове ребёнок с промытыми нацистами мозгами выстрелил в своего брата из гранатомёта на так называемой выставке оружия. Это разве хорошо?
Оружие, конечно, нужно – чтобы защищать Родину. Но пусть с оружием управляются взрослые, а у детей будет мирное детство. Детство, в котором нет мин-ловушек на детских площадках…
Сейчас Мария сидела в беседке, благо там никого не было, и читала книгу, принесённую ей дядей Гришей. Книга называлась «Неслучайные встречи» – новенькая, ещё пахнущая типографской краской. Дядя Гриша сказал, что её автор приезжал на Донбасс и даже посетил их госпиталь, ещё до того, как Мария туда попала. Но читала Мария, по правде сказать, невнимательно, хотя книга была интересная. Она размышляла о том, что в ней изменилось.