царила темнота и тишина. Лишь чуткое ухо услышало бы в этой тишине слабые звуки, сопровождающие жизнь госпиталя – шорох чьих-то шагов, тихие стоны, дыхание раненых и персонала – все это сливалось в какой-то ритм госпиталя, который, как прибой у моря, почти не воспринимался разумом, существуя, как некий естественный фон.
Надежда не знала, что ей недолго осталось наслаждаться этой тишиной. Через несколько секунд идиллия летней ночи будет разорвана выстрелами…
Глава 23. Удар
У военных госпиталей существует охрана. Но эвакогоспиталь, расположенный в глубоком тылу, не нуждается в большом числе войск для этого. Эвакогоспиталь Владимира Григорьевича охранял взвод Народной милиции Донецкой Народной Республики – четыре отделения, тридцать шесть бойцов под командованием лейтенанта. Из них девять находились на дежурстве, на оборудованных по периметру госпиталя постах, а остальные двадцать семь занимали импровизированную казарму в бывшем складском помещении, которое сами бойцы привели в божеский вид.
Что может угрожать эвакогоспиталю? В случае прорыва обороны он тут же эвакуируется в глубокий тыл. Но через «линию соприкосновения» порой просачиваются диверсионные группы противника – небольшие банды террористов. Эти шакалы – плохие бойцы, которые удирают при первом же столкновении, но они могут напасть внезапно, ударить и отступить. Подлая тактика… впрочем, со стороны Украины любая тактика была подлой. Их артиллерия, их авиация не столько решала какие-то задачи поля боя, сколько наносила террористические удары по мирным объектам республик, стремясь посеять страх. И диверсионно-разведывательные группы нападали не на военные объекты – склады боеприпасов, ГСМ[97], ремонтные мастерские, парки – а на школы, больницы, церкви… одна из таких ДРГ, например, сожгла в Святогорске уникальный деревянный храм Всех Святых. Вероятно, командование ВСУ занесло всех святых земли русской в число террористов, вывесило их на сайте «Миротворец» и попыталось скопом уничтожить…
Для того, чтобы защитить госпиталь от бандеровских приблудней, его охраны вполне хватало, но ее оказалось мало для того, что произошло той ночью. Но началось всё с появления Гришки.
Слава стояла на крыльце и курила – уже, кажется, пятую сигарету за ночь. Она понимала, что так делать нельзя и обещала себе, что эта сигарета точно будет последней. Не на сегодняшний день, вообще. Но она не была уверена в том, что выдержит это обещание, ведь совсем рядом, в палате тяжелораненых, лежал под наркозом ее Вик, перебинтованный, истекший кровью. И пусть сейчас его жизни уже ничего не угрожало, но страшная рана не давала Славе покоя.
Странно, что можно так полюбить с первого, фактически, взгляда, но Слава была уверена, что ее любовь к Вику – настоящая. Вопреки всякой логике, она готова была стать для парня опорой и поддержкой, в которой тот будет нуждаться. А пока – она могла позволить себе самой быть слабой, и это горькое чувство Слава запивала таким же горьким сигаретным дымом, серебристыми клубами уносящимся к тёмному небу и сливающимся с дымной полосой Млечного пути.
В какой-то момент – Слава не могла сказать, когда именно, – девушка перевела взгляд с сияющей ленты Млечного Пути на незатухающее на западе зарево далёкого фронта. После вечернего боя это зарево несколько потускнело, но то здесь, то там вспыхивали далёкие зарницы – арта не прекращала своей работы ни днём, ни ночью. К этому зрелищу за восемь лет успели привыкнуть – человек ко всему привыкает, даже к самому плохому.
Но что-то изменилось, и Слава даже не сразу поняла, что именно. К госпиталю со стороны фронта приближался огонёк, будто через степь бежал одинокий факелоносец. Слава даже не успела понять, что это, как странный объект приблизился к госпиталю, оказавшись «буханкой» Гришки. «Буханка» пылала.
Остановив горящую машину, Гришка выкатился из неё, сбивая редкие язычки пламени с одежды, быстро поднялся на ноги и, в полном молчании, бросился к госпиталю. Слава интуитивно поняла – произошло нечто большее, чем возгорание видавшей виды «буханки». Она открыла для Гришки дверь, тот пулей влетел в помещение и помчался к кабинету главврача. Владимир Григорьевич как раз выходил оттуда и столкнулся с Гришкой в коридоре:
– Ты что это… – начал, было, он, но Гришка перебил его:
– У Мглистого дола меня обстреляли, – доложил он. – Преследовали на квадроциклах, я оторвался. Били зажигательными, «буханка» сгорела нахрен. Похоже, диверсионно-разведывательная группа, кажется, идут к нам в гости…
– Надо поднимать охрану, – решил Владимир Григорьевич, бросаясь обратно в свой кабинет, где был рычаг включения общей тревоги.
Но было поздно.
Очевидно, у бандеровцев был план госпиталя, и атаку они спланировали очень грамотно. Появление Гришки, конечно, несколько спутало планы, но первый этап операции всё-таки остался за нацистами.
Диверсанты попытались по-тихому снять патрули, но это оказалось сложно – трудно застать врасплох бывалого бойца на территории, которую он изучил, как свои пять пальцев. Народная милиция сражается на своей земле и за свою землю – и земля, словно чувствуя это, как-то им помогает. Скрытно подбирающиеся диверсанты были своевременно замечены – со всех сторон периметра госпиталя, почти одновременно, затрещали выстрелы. Однако у бандеровцев было численное преимущество – на каждого дозорного они выделили группу из пяти человек, вооруженных и экипированных лучшим из того, что нашлось в закромах их террористических банд. Патрульные бились до последнего, забрав с собой по нескольку нападавших, но силы были неравны – все милиционеры в конечном счете полегли, выиграв госпиталю несколько минут.
Казарма взвода охраны оказалась окружена силами, превосходящими те, что находились в ней, минимум, втрое. С началом стрельбы на периметре бандеровцы, не дожидаясь команды, открыли по казарме огонь из пулеметов и попытались забросать гранатами из подствольников и АГС[98]. В казарме сориентировались быстро, открыв ответный огонь. Весьма действенный, но этот огонь не мог переломить ситуацию. Кроме того, командир взвода совершил ошибку, вполне понятную и простительную, но имевшую тяжелые последствия – он попытался бросить своих солдат на прорыв к госпиталю. Противник, очевидно, этого ожидал и встретил наших бойцов огненным шквалом. Четыре человека, включая комвзвода, были убиты на месте, несколько бойцов получили ранения, в том числе двое – тяжёлые. Уцелевшие, подхватив раненых, отступили в казарму, продолжая огрызаться огнем из всех видов оружия, а штатный снайпер, забравшись на крышу, отстреливал открывающиеся огневые точки. Впрочем, о новом прорыве речь пока не шла – бандеровцы понесли серьезные потери и продолжали нести их, но силы всё-таки были не равны, к тому же уцелевшие нацики из тех, кто напал на часовых, подтягивались к блокадным силам, отчего ситуация для гарнизона крохотной «Брестской крепости» посреди украинской степи только ухудшалась.
Уничтожив патрульных и заблокировав взвод охраны, укрофашисты приступили к выполнению основной задачи – несколько их групп стали приближаться к зданиям госпиталя. Нацики рассчитывали взять госпиталь голыми руками, лишив его предварительно охраны. Безоружные раненые представлялись им лёгкой добычей.
Они плохо знали, что такое русские люди…
У военных врачей, конечно, есть табельное оружие, пистолеты Макарова; оружие это очень слабое. Как говорилось в одной старой комедии: припугнуть, подать сигнал – не более того. Против диверсионной группы, вооруженной новинками сумрачного натовского гения это почти ничего. Но словно добрый ангел хранил госпиталь Владимира Григорьевича – незадолго до нападения Гришка нашел в брошенной у Мглистого дола «буханке» несколько ящиков с оружием и как человек хозяйственный привез их в родной госпиталь.
Врачи – люди привычные к кризисным ситуациям. Никакого замешательства не было; Владимир Григорьевич взял командование на себя, приказав вскрыть ящики. На помощь ему пришёл Корешков, который обзавёлся костылём и, игнорируя свои раны, которым пока провели только первичную обработку, предложил себя как человека, имеющего боевой опыт, в помощники. Владимир Григорьевич тут же назначил его главным по палатному корпусу – решено было оборонять только операционный корпус и то здание, где лежали раненые. Из легкораненых Владимир Васильевич и должен был набрать себе команду. Владимир Григорьевич отдал ему ровно половину привезённого Гришкой. А это был немалый арсенал – два ящика АК-47, в каждом по пять автоматов и три магазина к каждому; два ящика патронов калибра 7,62-мм россыпью, два ящика с револьверами «наган», по десять револьверов, а также цинк патронов для них.
Оружие разобрали быстро, и как раз вовремя. Не успели мужчины занять позиции у окон, как противник пошёл на штурм. Впрочем, вооружились не только мужчины – женщины-врачи, санитарки во главе с Лилией Николаевной и Надежда с Екатериной вооружились «наганами», хотя основной задачей для них было заряжать патронами автоматные магазины. Позиции у окон заняли Владимир Григорьевич, Сергей Нисонович, Гришка, раненный Лёха и Слава – ей тоже достался автомат, и, как впоследствии оказалось, она неплохо с ним справлялась, хотя и не догадалась переключиться с одиночного огня на автоматический. Но до того, как бандеровская пуля рикошетом раздробила ей ключичную кость, она успела отправить в ад чуть больше дюжины бандитов – очень достойный результат.
Впрочем, никто не думал о результате – едва со стороны палатного корпуса донеслись первые автоматные очереди, а на площадке между корпусами появились первые движущиеся силуэты – на фоне звездного неба и открытого пространства степи они были хорошо видны – медики, не сговариваясь, открыли огонь.
Было всякое. Сергей Нисонович с непривычки выронил автомат, но тут же поднял его; Лёха почти сразу словил ещё одну пулю в плечо, но так и не подал виду, пока на рассвете, бледный от потери крови, как призрак, не потерял сознание. На участке Владимира Григорьевича было особенно жарко – несмотря на стрельбу, нацисты лезли, как тараканы, и один раз Надежде Витальевне пришлось даже стрелять из своего «нагана» по слишком близко подошедшим бандеровцам.