«Кои в сражениях и тому подобных случаях убиты будут…»
Как и многое иное, появление в России чёткой денежной компенсации семье военнослужащего за потерю кормильца связано с реформаторской деятельностью Петра I. Именно он в Морском уставе 1720 года впервые предусмотрел выплату вдовам «убитых или умерших в службе» компенсаций в размере годового жалованья. Однако если вдова была старше 40 лет (почтенный возраст для той эпохи) то вместо единовременной компенсации ей пожизненно выплачивалась восьмая доля жалования погибшего мужа.
Каждому из несовершеннолетних детей погибшего по Морскому уставу Петра I за потерю кормильца полагалось выплачивать 12-ю часть жалования. Сроки выплат зависели от пола сирот — «мужескому полу до 10 лет, женскому до 15 лет».
Годовое жалование в петровском флоте составляло от 5 руб. у рядового матроса до 3000 руб. у самых опытных адмиралов. При этом петровский «Артикул воинский» предусматривал смертную казнь за любую кражу имущества, стоимостью свыше 20 руб. Для сравнения цена человек, «холопа» или крепостного, тогда колебалась в зависимости от региона, пола и возраста — от 3 рублей за ребёнка-«инородца» в Сибири до 25 руб. за «годнаго в рекрутскую отдачу мужика» в центральных губерниях России.
Введённые Петром I компенсации за потерю кормильца, в 1758 году его дочь, императрица Елизавета, распространила на всех вдов и сирот военнослужащих дворянского сословия, «кои в сражениях и тому подобных случаях убиты будут или будучи в службе умрут». Тем же указом царица Елизавета впервые ввела пособие на погребение генералов и офицеров в размере двух месячных окладов жалования.
В случае уголовных преступлений вплоть до начала XIX века действовали нормы «Соборного уложения» 1649 года — в качестве компенсации за убийство семье потерпевшего выплачивалась половина имущества осужденного «татя». Новый уголовный кодекс, созданный императором Николаем I, содержал отдельную главу «О вознаграждении за причиненные преступлением убытки и вред», но точный размер компенсаций за убийство определялся индивидуально в каждом конкретном судебном процессе.
Согласно законам Российской империи, за счёт имущества убийцы суд назначал вдове и детям убитого «по возможности приличное содержание, по состоянию сего семейства» — то есть учитывалось сословное состояние преступника, жертвы и потерпевших. Естественно «приличное» в случае дворянина и крестьянина различалось на порядок.
«О взыскании убытков, причиненных ему смертью жены…»
Первая в отечественной истории авария на железной дороге произошла ровно 180 лет назад — в 1838 году на первой в России «Царскосельской дороге» сошли с рельсов вагоны и погибли два человека. Ровно 130 лет назад в железнодорожной аварии чудом не погиб сам император всероссийский — в октябре 1888 года на перегоне под Харьковом из-за нарушения норм эксплуатации сошёл с рельс личный поезд Александра III.
Не удивительно, что первый «Общий устав российских железных дорог», принятый именно в годы царствования Александра III, содержал специальную 92-ю статью: «Железная дорога обязана вознаградить каждого потерпевшего за вред или убыток, вследствие смерти или повреждения в здоровье, причиненных эксплуатацией железной дороги».
Впрочем, первые нормы об обязанностях транспортных компаний, в том числе государственных, выплачивать компенсации жертвам аварий появились еще в 1852 году при Николае I. Естественно размеры компенсаций зависели от «состояния», то есть сословной принадлежности жертвы аварии. В случае с крепостными определить сумму выплат было не сложно — накануне отмены крепостного права цена взрослого крестьянина составляла чуть менее 200 руб.
Сложнее было с оценкой жизни погибших из свободных и привилегированных сословий. Вот типичная фраза из судебной хроники эпохи Анны Карениной: «Некто Ш. предъявил иск к железной дороге о взыскании убытков, причиненных ему смертью жены, убитой при крушении поезда на дороге, а именно уплаты расходов по содержанию гувернантки и экономки, которых истцу пришлось пригласить для воспитания детей и заведывания домашним хозяйством…»
Первый в отечественной истории закон о компенсациях за потерю кормильца в отношении наёмных работников был принят только в XX веке. Закон от 2 июня 1903 года назывался «Правила о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств, на предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности».
Вдова рабочего, погибшего на производстве от несчастного случая, отныне получала пенсию в треть прежнего жалования мужа. Каждому из детей погибшего причиталось по одной шестой отцовского жалования. Но все выплаты не могли превышать 2/3 жалования погибшего. По статистике начала XX века рабочие Российской империи в среднем получали 23 руб. в месяц, то есть средняя пенсия по потере кормильца составляла около 15–16 руб. Для сравнения хорошие сапоги тогда стоили 10 руб., а один билет на оперу или балет в Большой театр — от 30 коп. до 31 руб. 50 коп.
Детям пенсии за погибшего выплачивались до достижения 15 лет, вдове — пожизненно. Но при вступлении вдовы в новый брак пенсия по потере кормильца заменялась единовременной выплатой, равной причитавшимся ей пенсионным платежам за три года.
«Положение о призрении нижних чинов и их семей»
Начало XX века стало эпохой массовых войн и массовых армии. Еще в 1874 году царский манифест о введении всеобщей воинской повинности обещал от имени государства «призрение семейств воинских чинов, убитых или без вести пропавших на войне, или умерших от ран, полученных в сражении». Однако даже к русско-японской войне обещанное положение о компенсациях за потерю мобилизованного в армию кормильца так и не было принято.
Поддержка семей солдат, павших «на сопках Маньчжурии», основывалась на несистематических актах и для простонародного большинства была символической. В 1906 году дети павших «нижних чинов» получали пособие в 18 руб. в год в сельской местности и 24 руб. в городах. В отличие от солдатских детей, несовершеннолетние дети офицеров получали более достойную компенсацию за павших отцов: до 6 лет — 75 руб., от 6 до 10 лет — 125 руб., после 10 лет — 300 руб. в год.
Первую мировую войну, последнюю в своей истории, Российская империя начала с принятым в 1912 году «Положением о призрении нижних чинов и их семей». Согласно этому документу солдатская вдова могла рассчитывать на пенсию за убитого мужа в размере аж 4 руб. в месяц, в пять раз меньше зарплаты неквалифицированного чернорабочего.
В августе 1914 года, в дополнение к скромным вдовьим пенсиям, ввели пособие на детей павших рядовых — 2 руб. в месяц. Такое пособие платилось до достижения ребенком 16 лет. Если в семье погибшего рядового было больше детей, то на двоих выплачивалось 3 руб. в месяц, а на троих — 4 руб.
Даже в мирное время такие выплаты для оставшихся без кормильцев семей позволяли едва сводить концы с концами, в условиях же мировой войны они были совершенно недостаточны. От голода вдов и сирот павших спасали лишь введенные для солдатских семей продуктовые пайки по твёрдым ценам — мука, крупа и ежемесячно фунт «постного масла».
Глава 15. «Живописец без кисти и красок…» – первые шаги фотографии в России ровно 180 лет назад
Ровно 180 лет назад, на исходе февраля 1841 г. в типографии московского Большого театра наборщики заканчивали подготовку к печати небольшой брошюры с названием в духе того времени, т.е. длинным и на наш современный вкус излишне вычурным: «Живописец без кисти и без красок, снимающий всякие изображения, портреты, ландшафты и прочее в настоящем их цвете и со всеми оттенками в несколько минут».
То была первая в нашем Отечестве работа по технике фотографии и фотодела. Само открытие к тому времени не насчитывало от роду и трёх лет – история фотографии официально стартует с января 1839 г., когда в парижской академии наук прозвучал первый доклад о «дагеротипии». Однако некоторые основополагающие моменты фототехники возникли даже не за века, а за тысячелетия до опытов французского художника Луи Дагера.
Даже современные фотоаппараты – более близкие к компьютерам, чем к своим прадедушкам на деревянных треногах и с магниевыми фотовспышками – в основе имеют принцип «камеры-обскура» (от лат. obscurus – тёмный), простейшего оптического приспособления. По сути – дырки в стене тёмной комнаты, на противоположной стене которой отражённые солнечные лучи дают перевёрнутое изображение предметов, находящихся снаружи. Такой оптический фокус был известен ещё античному Аристотелю, но лишь на исходе XVIII в. человечество начало целенаправленные опыты с попытками как-то закрепить солнечное отражение предметов в «камере-обскура».
«Камера-обскура»
Эти опыты с древней игрушкой опирались на свежие открытия в области химии – как некоторые соли металлов изменяют цвет под воздействием солнечных лучей. И среди пионеров европейской науки в этой области был наш соотечественник, один из крупнейших политиков XVIII в. – канцлер Российской империи Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.
«Бестужевские капли» в море фотографии
Нам этот потомок московских бояр Бестужевых больше известен по фильму «Гардемарины, вперёд!» – это его бумаги крадёт Боярский в роли французского посла… В реальной истории Бестужев известен как талантливый госдеятель и ловкий интриган – интриговать на самых верхах, подле царского трона, начал еще при Петре I, а закончил при Екатерине II, успешно пережив за полвека государственной карьеры два смертных приговора. Именно канцлер Бестужев-Рюмин первым из русских активно вмешался в большую общеевропейскую политику, с успехом лавируя между интересами Англии, Франции, Австрии и Пруссии.
Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1693 – 1786)
Но кроме этих бурных перипетий «галантного века», Бестужев-Рюмин являлся и настоящим алхимиком, увлёкшись её тайнами как раз на той грани, когда это средневековое суеверие перерастало в настоящую науку – химию. Ещё в молодости Бестужев пытался делать различные Tinctura tonico, «эликсиры здоровья», но попутно открыл, что соли некоторых металлов резко меняют цвет под воздействием солнца, становясь из прозрач