Однако, до массовой и масштабной партизанской войны французов против антинаполеоновской коалиции так и не дошло. Во-первых, как уже было сказано, союзники провели (и всё время наступления продолжали вести) очень грамотную и успешную пропагандистскую компанию «за мир». Во-вторых, настойчивая и систематическая борьба против грабежей всё же дала свои плоды – по общему признанию обеих воюющих сторон союзники грабили и убивали французов куда меньше, чем французские войска в других странах, особенно в России.
В итоге, как отмечает Жан Тюлар, ведущий в XX веке историк Франции, специализирующийся на эпохе наполеоновских войн: «В целом неприятель встретился с апатией и даже пособничеством». При этом историки отмечают, что Наполеон имел шансы поднять народный энтузиазм в отражении иностранного нашествия, обратись он к старым революционным и якобинским традициям. В те дни многие советовали императору «вернуться в 1793 год». «Он на минуту было имел в мыслях последовать этому совету…» – вспоминал позже бывший личный секретарь Бонапарта, а в те дни префект парижской полиции Луи Бурьен.
В те последние месяцы наполеоновской империи во Францию вернулись многие ранее эмигрировавшие от преследований Бонапарта якобинцы, готовые на время забыть прошлое и встать на защиту пост-революционной страны. Наполеон, действительно, колебался – почти убрал полицейское давление на якобинцев и прочих «левых». Но в итоге «возвращаться в 1793 год» отказался: «Это слишком – я могу найти спасение в сражениях, но не найду его у неистовых безумцев! Если я паду, то по крайней мере никак не оставлю Франции революции, от которой я её избавил».
Думается, гениальный император тут несколько лукавил. От «1793 года» удерживало его другое – став из императора снова первым генералом революции, он автоматически терял любые надежды на почетный мир с монархиями России, Британии, Англии и Пруссии. Потерпевший поражение монарх еще мог рассчитывать на почётную ссылку, а революционный генерал мог уже рассчитывать только на стенку…
Но главное даже не это – Бонапарт был смелым человеком – куда больше смерти он боялся потерять власть, статус первого и единственного. «Возвращение в 1793 год», даже в случае успеха, навсегда лишало бы его этой единоличной, кристаллизованной только в нём власти, с которой он сроднился за последние 15 лет.
Поэтому революционной войне, где он уже был бы только первым среди равных, падающий император предпочёл единственное средство, где ему тогда равных не было – маневренную войну регулярных частей.
Выбранная союзниками крайне осторожная и медлительная стратегия наступления разрозненными силами сыграла свою роль в том, что французское население не спешило подниматься на партизанскую войну. Но эта же стратегия дала Наполеону, признанному мастеру манёвра, возможность своими немногочисленными силами нанести наступающим союзникам несколько обидных поражений.
Бонапарту пришлось воевать плохо обученными и вооруженными 16-летними новобранцами, но та дюжина сражений данных в феврале-марте 1814 года – от Шампобера до Фер-Шампенуаза – военными историками мира по праву считается вершиной наполеоновского гения тактики. Но при всей гениальной тактике стратегия была уже проиграна.
«Не расположены защищаться противу войск союзных…»
Союзники медленно, но верно приближались к Парижу. Тормозили их умелые контратаки Наполеона и всё те же опасения большой партизанской войны. При этом, чем дольше союзные войска маршировали с боями по Франции, тем выше становилась опасность, что отдельные партизанские инциденты сольются в большую французскую герилью. Здесь всё решал фактор времени – чем дольше война, тем шире партизанство.
От быстрого захвата Парижа союзников во многом удерживали всё те же опасения народной войны. Крупнейший по населению город Европы – свыше 700 тысяч – пугал наступающих монархов призраком десятков тысяч вчерашних «санкюлотов». Но 23 марта1814 года казаки Платова доказали, что способны не только на грабежи – именно они перехватили французских связных с донесением, в которых министр полиции наполеоновской империи Савари докладывал Бонапарту, что Париж не настроен драться против союзников.
«Ни жители Парижа, ни даже самая национальная гвардия не расположены защищаться противу войск союзных… В городе, кроме национальной и несколько старой гвардии, войск никаких нет», – радостно доносил генерал-майор Bасилий Кайсаров начальнику Главного штаба русской армии Петру Волконскому.
Утром 24 марта 1814 года царь Александр I прямо на дороге провел совещание со своим генералитетом – гоняться ли за непобедимым Наполеоном или в свете новых данных прямиком идти и брать Париж. Решено были бить прямо в сердце Франции, раз оно уже не горит революционным энтузиазмом.
«Париж стоит мессы» – русскому царю восклицать не пришлось. Париж стоил ему 6000 русских солдат, убитых 30 марта 1814 года в лобовой атаке на укрепленные высоты Монмартра, где засел один полк из старой гвардии Наполеона. В случае сопротивления всего города и строительства баррикад союзная армия едва бы выбралась живой из Парижа… Но баррикад не было – сказалась усталость от долгой войны и успешная пропагандистская кампания союзников.
Вместо революционного «Комитета общественного спасения», 1 апреля 1814 года в Париже собрался вполне сервильный Сенат, который послушно объявил о лишении Бонапарта французского трона. Некоторые историки считают, что именно так возник «День дурака»…
Узнав о том, что его столица в руках союзников, и наблюдая, как парижане и прочие французы не спешат всем народом атаковать оккупантов, Наполеон тоже капитулировал, подписав отречение. Едва разгоравшаяся с января по март 1814 года партизанская война в сельской Франции закончилась, так и не успев начаться.
Глава 7. Цена войн на Западе
Войны всегда обходились человечеству дорого – в том числе, дорого в прямом смысле этого слова. Попробуем подсчитать стоимость некоторых самых известных войн в истории западной цивилизации…
Сколько стоят 30 лет войны
О тех страшных событиях в центре Европы большинство из нас знает лишь шутку на сообразительность: «Сколько лет длилась Тридцатилетняя война?» Между тем потери 1618-48 годов сопоставимы с потерями двух мировых войн, а для Германии даже и выше. За 30 лет боев наёмники со всех концов континента уничтожили до 40 % немцев и треть немецких городов.
В той войне поучаствовали все страны и народы Европы – от Хорватии до Швеции, от Испании до России. Германия тогда была раздроблена и в войне сражалось почти полсотни государств – от крупных сверхдержав до мелких княжеств. Началось всё как соперничество католиков и протестантов, а закончилось конгломератом войн и временных союзов, когда орды наёмников воевали уже против всех.
При этом солдат-наёмник того времени был довольно дёшев – рядовому пехотинцу полагалось лишь три талера в месяц, столько же тогда получал простой рабочий-строитель в городе. На эту сумму можно было купить полтора центнера хлеба или 30 кг мяса, то есть хорошо питаться по меркам того времени. На что-то большее простой солдат мог рассчитывать только при грабеже захваченного.
Кавалерист в ту войну стоил дороже – 5 талеров в месяц. Конный полк в 1000 лошадей, включая расходы на провиант и фураж, обходился нанимателю в 247 кг серебра в месяц (сегодня это чуть более 5 млн руб., но тогда серебро ценилось выше).
Раз начавшись, война всегда раскручивает свой маховик. Первые годы Тридцатилетней войны действовали относительно небольшие армии наёмников – так шведский король Густав-Адольф вторгся в Германию с 30-тысячным войском, а через 13 лет был вынужден увеличить число своих солдат до 147 тысяч. Денег на такую орду, нанятую в основном из обнищавших немцев и шотландских бродяг, у шведов не было – «зарплату» наёмникам платили наскоро отчеканенной монетой в которой содержался минимум серебра.
По сути военные расходы шведов тогда спонсировали Париж и Москва. Знаменитый кардинал Ришелье ежегодно платил королю Швеции полмиллиона талеров – этого хватало, чтобы 36 тысяч шведских наёмников непрерывно воевали с австрийцами, конкурентами французского короля.
Россия тоже спонсировала Швецию, но уже против Польши, и не наличным серебром (его добычи тогда у нас не было), а разрешая покупать шведам русский хлеб по льготным ценам. В центральной Европе из-за большой войны продовольствие резко вздорожало – и шведы на перепродаже русского зерна ежегодно имели не менее 100 тысяч серебряных рублей (европейский серебряный талер тогда стоил 45–57 копеек). На эти деньги шведы 10 лет воевали с поляками в Прибалтике и Померании, отвлекая Речь Посполитую от России, ослабленной Смутой.
Десятилетия всеобщей войны, привели к тому, что в центре Европы стали бродить огромные частные армии. Так граф Альбрехт фон Валленштейн – искренне не знавший кем себя считать, то ли чехом, то ли немцем, католиком или протестантом – на свои деньги сформировал 50-тысячную армию наёмников.
Именно Валленштейн тогда произнёс знаменитую сентенцию: «Война должна кормить войну». И деньги на оплату наёмников стали собирать сами наёмники банальным грабежом завоёванных земель. За 7 лет Валленштейн во главе огромной частной армии обобрал половину Германии, награбив около 200 млн талеров (6 тысяч тонн серебра). Для сравнения – это равно всем доходам государственного бюджета Московской Руси за весь XVII век.
Другой глава частной армии, граф Мансфельд, во главе банды в 12 тысяч шотландских и 5 тысяч датских наёмников, прошествовал из Голландии в Чехию, где всего за год награбил 10 млн талеров (доход русского государства за 5 лет). Тогда из контролируемых наёмниками Мансфельда земель сбежало 80 % населения. Всего же за годы Тридцатилетней войны Чехия-Богемия потеряла треть населения.
За голову Мансфельда австрийский император назначил награду в 9 тонн серебра, но граф-грабитель из древнейшего дворянского рода Германии умер от туберкулёза. Только немцы в ту войну потеряли от боёв, болезней и голода почти 6 млн человек.