Хронометрированные наблюдения за одним аистом показали, что он способен пожирать до тридцати сверчков в минуту; другой за час истребил сорок четыре мыши, двух хомячков и лягушку. Стая аистов может поглотить нашествие гусениц танзанийской совки – больше двух миллиардов личинок – за день. Поэтому введение пестицидов не только сделало птиц лишними, но и устроило им крайний случай несварения.
Пестициды, загрязнение среды и осушение болот под сельское хозяйство резко сократили популяцию европейского аиста в XX веке. Последнюю размножающуюся пару видели в Бельгии в 1895 году, в Швейцарии – в 1950-м, а в Швеции – в 1955-м. Многие деревни сильно скорбели, когда аисты перестали возвращаться. Эти птицы, чье исчезновение осенью было столь заметно, издревле входили в фольклор. Они были вестниками весны, талисманами удачи. По всей Европе люди поощряли аистов гнездиться на своих крышах, полагая, что птицы принесут гармонию, здоровье и процветание домашнему хозяйству [369].
Насколько счастливыми чувствовали себя люди-хозяева, если аисты строили над ними гнездо, – вопрос спорный. Поколения белых аистов возвращаются в одно гнездо, каждый год добавляя к нему материал. Гнезда в основном делаются из веток, но опись предметов, найденных в гнездах аистов, сделанная Тинеманном, включала «дамскую перчатку, мужскую варежку, конский навоз, ручку от зонтика, детский мяч и картофелину»[370].
Гнезда получаются большие. Аистиные супергнезда могут весить до двух тонн и доходить до двух с половиной метров в глубину – конструкция, которую выдержит не всякое современное строение, не говоря уж о средневековом. Но гнезда существуют столетиями (хотя и не без помощи человека). Одно примостилось на крыше башни в немецком городе Лангензальца и гордо венчает ее четыреста лет. В документе от 1593 года указывается сумма, выделенная на ремонт и содержание этого гнезда. Видимо, жильцы были обязаны поддерживать двухтонную кучу ветвей, придавливающих их дом.
Аисты чаще всего ассоциируются с плодовитостью. Во многих европейских странах считалось, что пара с аистами, гнездящимися на доме, вскоре будет благословлена младенцем. Даже сегодня в Германии деревянную модель аиста, несущего узелок в клюве, часто ставят около дома, где только что родился ребенок, а о беременных говорят «аист в ногу клюнул». Распространенность этого поверья стала причиной конфуза. Американская телевизионная сеть Fox News сообщила о немецкой паре, которая обратилась в клинику для страдающих бесплодием, потому что не могла зачать. Врачи объяснили, что для зачатия сначала надо заняться сексом. А пара полагала, что достаточно будет аиста.
Репутация больших белых птиц как детских посыльных коренится в языческой культуре. Птицы возвращаются каждую весну, а весной количество родов увеличивалось. Летнее солнцестояние 21 июня считалось традиционным языческим днем свадеб и плодовитости. В этот день заключалось много романтических союзов, а через девять месяцев, как раз по возвращении аистов, появлялись и младенцы. Эти два события стали связываться, и люди полагали, что аисты приносят детей.
Европейский уровень рождаемости снижался несколько десятилетий, и популяция континентальных аистов также сокращалась (хотя эти события не связаны). В последние тридцать лет, однако, были предприняты меры по сохранению аистов. Дождливым днем в июне 2016 года я предприняла путешествие в Дисс в Норфолке, чтобы разузнать об одном из таких проектов. Меня подобрал на железнодорожной станции Бен Поттертон, сотрудник «Прибрежных садов дикой природы» (Shorelands Wildlife Gardens). Он повез меня по затопленным проселочным дорогам к парку, где была реализована его собственная хитроумная схема возвращения аистов в британский пейзаж.
У Бена талант к обращению с животными. Он «уговаривает» редчайшие, самые упрямые виды размножаться и таким образом регулярно предоставляет их для зоопарков и программ по охране окружающей среды. У него слабость к «бурой мелочи» – так он называет нехаризматичные виды, которые не учитываются во время крупных кампаний. Его центр дикой природы – хаотичное шумное место, переполненное непонятными чудиками цвета какао от карликовых игрунок до краснозобых казарок, многим из которых позволено бродить на свободе. Мое первое свидание проходило с особенно горластой уткой, которая решила отрицать свою природу и скрывалась от дождя. Она сидела с нами в уютном кафе, пока Бен описывал свое видение будущего британских белых аистов.
В 2014 году Бен связался с польским центром спасения животных, в котором было слишком много белых аистов, нуждавшихся в новом доме. Многие получили удар током от высоковольтных линий – это риск, связанный с привычкой смело гнездиться на вершине электрической опоры. Получившие увечья птицы больше не могли мигрировать и погибли бы в холодную польскую зиму, но центр спасения искал желающих, готовых взять двадцать два покалеченных аиста. Бену показалось, что польские птицы могли бы произвести на свет летающее потомство для заселения британских берегов. Он отправился в Польшу, упаковал птиц в ящики для перевозки одежды, которые, по его словам, «идеально подходили для аистов, поскольку их можно было перевозить по отдельности», – и увез их в Англию.
Мы с Беном, невзирая на проливной дождь, отправились повидать его аистов-иммигрантов. Птицы скучковались большой потрепанной группой и были заняты обходом периметра близлежащего поля. Две птицы, однако, отделились, чтобы построить гнездо. С гордостью Бен показал мне беспорядочную кучу ветвей, брошенных поверх грязевой насыпи вокруг задней части загородки с лебедями-кликунами. Это необычное наземное сооружение пары аистов стало домом для птенцов, впервые за шестьсот лет вылупившихся в Британии.
Последний раз гнездование аистов в Британии отмечали в 1416 году, когда их видели на вершине собора Святого Джайлса в Эдинбурге. Бен рассказал мне, что их исчезновение в этой стране связано не только с опасностями перелетов, риск лежал гораздо ближе к дому. В отличие от других европейских стран, где аистов почитали так глубоко, что людей, вредящих им, могли даже приговорить к смерти, Британия своих аистов активно преследовала.
«У церкви и наших правителей, политиков того времени, против аиста был преднамеренный план, – сказал мне Бен. – Церкви не нравилось, что аисты приносили новорожденных, потому что Бог должен был давать младенцев». Птицы связывались с опасными нехристианскими языческими поверьями, которые местная церковь стремилась искоренить. В отличие от остальной Европы, где гнездо на крыше считалось «к счастью», в Англии оно означало, что в доме кто-то замыслил адюльтер. Средневековым наказанием за секс вне брака в лучшем случае считалось изгнание (для мужчины), а в худшем – отрезание носа и ушей (для женщины), поэтому пара шумных гнездящихся аистов отнюдь не была желанными гостями.
Аисты также оказались под огнем за свои «политические предпочтения»: распространился слух, что птицы размножаются только в республиках или странах, где нет короля. Религиозные различия тоже играли роль. Аисты являлись важным символом в исламской культуре, и считалось, что птицы мигрируют в Мекку как верующие. Шотландский писатель и путешественник Чарльз Макфарлейн, посетив Оттоманскую империю в 1823 году, сообщил, что «эти проницательные птицы прекрасно знают об этой особенности» и демонстрируют свою верность туркам-мусульманам, строя гнезда на мечетях и минаретах, «но никогда на христианской крыше!»[371].
В Англии на бродячих аистов, прилетавших с континента, смотрели с подозрением и стреляли их незамедлительно. Один из таких аистов появился на пороге норфолкского дома великого борца с мифами сэра Томаса Брауна в 1668 году, вскоре после того, как стараниями Оливера Кромвеля Англия пережила собственный роман с республиканством. Браун взял к себе раненого аиста, выходил его, кормя с рук лягушками и улитками, и очень привязался к птице. Его соседи были более осторожны. Они нервно шутили: надеемся, что птица не предвещает новой английской республики. Всегда логичный Браун отклонил эти опасения как не более чем «мелкое чванство, продвигающее мнение популистов»[372], добавив для ровного счета список монархий, от Древнего Египта до современной ему Франции, где аисты, как известно, гнездились вовсю.
Бен надеялся, что в наши дни его аисты будут лучше приняты в Норфолке. В те дни, когда я гостила в его центре дикой природы, Британия в истерических страхах перед иммиграцией людей проголосовала за выход из Евросоюза, и было несложно представить, что этих птиц-иммигрантов опять будут рассматривать как вторженцев. Представьте такие заголовки: «Налетевшие польские аисты воруют наших лягушек». И все же мне показалось, что во многих отношениях эти покалеченные польские птицы помогали воссоздавать добрую старую Англию, к чему так стремятся сторонники Брексита; есть археологические свидетельства, что аисты населяли Англию еще в среднем плейстоцене (от 350 000 до 130 000 лет назад). Но Бен говорит, что, как только Великобритания покинет Евросоюз, его миссия по восстановлению дикой природы, опирающаяся на заморских животных, погрязнет в бюрократии и получение результатов усложнится.
Большой вопрос: будут ли аисты Бена летать в Африку? Выдающиеся зоологи, включая Чарльза Дарвина, считали, что миграция – врожденный инстинкт, но теперь ученые думают, что для перелетных птиц вроде белого аиста социальное обучение тоже играет значительную роль; у птенцов может быть врожденное стремление улетать на юг, но такие полеты не слишком эффективны [373]. Сложности миграционного пути, особенно места остановок и кормежек, выучиваются молодыми птицами при следовании за родителями. Это роскошь, недоступная аистам Бена, но он не теряет оптимизма. Каждый год берега Норфолка принимают несколько пролетных белых аистов из Дании, как у Томаса Брауна. Бен надеется, что эти датские аисты отправятся в свою естественную миграцию и его птицы последуют за ними на всем пути до Африки.