опотамы, продавливая воздух через голосовые связки или выдувая его через ноздри. Эти решительно неподходящие гиппопотамам звуки, как и путь, по которому они передаются через жир и принимаются челюстью, поразили Билла своей схожестью с коммуникацией отдаленной группы водных млекопитающих – китообразных, то есть китов и дельфинов. Могли ли они состоять в родстве? По мнению Билла, могли.
Открытие Билла привлекло внимание молекулярного биолога Джона Гейтси, который решил собрать молекулярные доказательства того, что у бегемотов совсем недавно был общий предок с китами. Такое радикальное переосмысление генеалогического древа породило довольно сильные волнения в зоологических кругах. Гейтси охотился за физиологическими доказательствами в поддержку своей теории. Он искал синапоморфии — признаки, общие для гиппопотамов и китов, но отсутствующие у всех прочих видов, которые могли быть унаследованы обоими животными от общего предка. У Билла было как раз то, что искал Гейтси.
«Я открыл, что гиппопотамы производят щелчки или серии щелчков под водой, которые очень похожи на те, что используют в качестве сонара китообразные, – сказал Билл. – Гиппопотамы к тому же безволосые, рожают и кормят под водой, и у них есть спектр подводных звуков. Все это может указывать на синапоморфию и свидетельствовать о признаках, унаследованных как гиппопотамами, так и китами от общего предка». Получившуюся в результате «теорию китопотамов», по которой китообразные и бегемоты находились в общей эволюционной группе, обсмеяли некоторые палеонтологи, оспаривавшие как молекулярные, так и синапоморфные доказательства. Таксономические войны между учеными, изучавшими прошлое, и теми, кто искал разгадку в настоящем, длились десятилетиями.
Иллюстраторы книг по естественной истории мучились с бегемотом так же сильно, как и с ленивцем, что видно по этому странному волосатогубому и человекоглазому зверю – heppepotame, который был изображен в The Gentleman’s Magazine (1772)
Одна из основных проблем – неполная ископаемая летопись линии гиппопотамов, которая как будто исчезла примерно 20 миллионов лет назад. Окаменелые останки древних китов датируются намного дальше в прошлое. Но в 2015 году в кенийском каньоне были найдены зубы древних бегемотовых, что указало на ключевой переходный этап в происхождении этого животного: моляры однозначно соединили бегемота с генеалогическим древом китов.
Ироничная сноска к истории наследственности гиппопотама говорит о том, что печально известный Бегемот оказался братом другого великого монстра хаоса из Книги Иова – Левиафана (многие считают, что это кит). И еще: оба гигантских библейских зверя произошли от довольно мелкого предка, чуть крупнее спаниеля. Прочная связь гиппопотама с мифами и легендами за многие века привела к такой путанице, что знаменитый французский натуралист Жорж-Луи Леклерк, граф де Бюффон, сев за свой magnum opus, «Естественная история» [387], попытался в своем описании гиппопотама начать с чистого листа. «Хотя сие животное издавна прославлялось, оно было плохо известно древним, – утверждал Бюффон. – Только к XVI веку мы смогли получить некоторую правдивую информацию на сей счет»[388].
Энциклопедия Бюффона стала, конечно, первой попыткой классифицировать мир природы согласно научным принципам того времени [389]. В ней он попытался избавиться от фольклорных суеверий, которыми кишели средневековые бестиарии. Его высокомерный тон был немного неуместен – особенно с учетом того, что практически все, что он дальше написал о гиппопотаме, было неверно. Стоит, однако, рассмотреть его утверждения подробнее, потому что они очень долго влияли на представления об этом звере.
Начал Бюффон с того, что «гиппопотам хорошо плавает и ест рыбу»[390]. Неверно. Гиппопотамы – вегетарианцы [391], и плавают они плохо, по-собачьи [392]. Они, почти невесомые в воде, отталкиваются от дна, двигаясь словно астронавты на Луне.
И продолжил: «Его зубы очень крепкие и из такой твердой субстанции, что могут высекать огонь из куска железа. Возможно, так возникла старая сказка о том, что гиппопотам изрыгает огонь»[393]. Хорошая попытка, Бюффон, но тоже неверно. Зубы гиппопотама ценились, как и слоновая кость, со времен Древнего Египта, и, хотя они тверже бивней слона, по ним все равно легко резать вручную, и они не желтеют с возрастом. Если бы у графа выпали свои зубы, он мог бы обнаружить, что носит пару зубных протезов из гиппопотамовой кости; они были страшно популярны в 1700-е – даже у Джорджа Вашингтона были такие. (Хотя, насколько я знаю, никто никогда не сообщал, что первый американский президент «изрыгал огонь» с их помощью.)
Но это еще не все. «Мощно вооруженный, он может устрашить любое животное, – писал Бюффон, – но по натуре он мягок»[394]. И снова неверно, совершенно неверно. Гиппопотамы – крайне территориальные животные, известные своим дурным нравом; в драках они не задумываясь пускают в ход свои огромные клыки. Они весят примерно как легковой автомобиль и, несмотря на свои размеры, могут быстро разгоняться, без труда опережая человека. Их агрессивность в сочетании со склонностью нападать на лодки создала им грозную репутацию самого опасного животного Африки. Я полагаю, правда, что такой титул – интернетный миф: трудно представить, как можно собрать такую статистику по всем государствам Африки, где обитают бегемоты. Но, поскольку гиппопотам нападал и на меня (я подошла слишком близко к пруду бегемота, чем нарушила его покой), я могу подтвердить, что это не самое дружелюбное животное.
И наконец, Бюффон указал, что «эти животные обитают только в реках Африки»[395]. Это тоже неправда – как мы сегодня знаем. Но даже Нострадамус не мог бы предсказать последний поворот в непостижимой эволюционной истории гиппопотама: что в XXI веке отдаленный уголок Колумбии станет приютом для бегемотов.
Пару лет назад я летала в Медельин собирать материалы для своей работы. Расположившийся на высоте 1500 метров над уровнем моря в Андах второй город Колумбии – удивительно прохладный и сырой для столь близкой к экватору точки. У меня ёкнуло сердце, когда я вышла из самолета и увидела тяжелые серые облака, точно такие же, которые, как я думала, я оставила в Хитроу. Меня встречал Карлос Вальдеррама, красивый тридцатилетний ветеринар, знакомый с гиппопотамами даже слишком близко по причинам, которые я скоро объясню. Наше сафари началось с четырехчасовой поездки по пышным изумрудным холмам в долину реки Магдалены и в глубь ковбойской страны. Этот путь занял много времени, и Карлос успел рассказать мне всю предысторию.
В 2007 году в Министерство охраны окружающей среды Колумбии стали поступать звонки из сельской местности Антиокия с сообщениями о встречах с очень странным существом. «Говорили, что оно очень большое, с маленькими ушками и очень большим ртом», – вспоминал Карлос.
Местные были перепуганы, и Карлоса как специалиста по разрешению конфликтов между людьми и животными отправили разбираться в ситуации. Ему предстояло объяснить изумленным местным жителям, что это странное существо – африканское животное гиппопотам.
Не менее изумленный Карлос заинтересовался, откуда они тут появились. Местные как один утверждали – с гасиенды Неаполь (Hacienda Nápoles).
Гасиенду Неаполь, расположенную в стратегической точке – на полпути между Медельином и столицей Колумбии Боготой – и занимавшую площадь около двадцати квадратных километров, построил печально известный наркобарон Пабло Эскобар. Отсюда он экспортировал примерно 90 % американского кокаина. Торговля сделала его одним из богатейших людей в мире, одно время журнал Forbes оценивал его состояние почти в три миллиарда долларов. Это ранчо являлось его личной песочницей. Здесь он закатывал пышные вечеринки, умножал свою коллекцию винтажных автомобилей и устроил для сына парк динозавров с асбестовыми фигурами в натуральную величину. Как и многие другие мегаломаньяки, Эскобар тоже хотел иметь свой собственный зверинец. И с присущим только наркобаронам-миллиардерам размахом он стал его создавать.
Легенда гласит, что Эскобар получил в свое распоряжение русский грузовой самолет, на котором он приказал лететь в Африку за дикой живностью (усыпленной), выступив этаким современным «Ноем наоборот». Этот «ковчег» должен был возвратиться в Колумбию до того, как животные очнутся. Но дело осложнилось: барон обнаружил, что взлетно-посадочная полоса в гасиенде, построенная в расчете на маленькие частные самолетики, груженные кокаином, недостаточно длинная. Он приказал срочно продолжить ее, чтобы самолет и его сонные пассажиры точно смогли приземлиться.
Годами Эскобар ввозил контрабандой львов, тигров, кенгуру и, что наиболее важно для нашей истории, ввез четырех бегемотов: трех самок и одного очень сексуально озабоченного самца, которого назвал Эль Вьехо, то есть «Старик» (популярная кличка среди колумбийских мафиози). Гиппопотамы были интродуцированы в озерцо около главной усадьбы гасиенды. Они и до сих пор там обитают. Хотя, когда я нанесла визит Эль Вьехо, его гарем уже не ограничивался тремя дамами.
Эскобара в начале 1990-х застрелила военная полиция. Его империя пала, и весь зверинец был распределен по зоопаркам Южной Америки – кроме гиппопотамов. Перевозка животного весом до четырех с половиной тонн – слишком сложная задача даже для самого страстного владельца гиппопотама. Так что следующие двадцать лет гиппопотамы барахтались в своем пруду, в то время как большое ранчо их хозяина было полностью разграблено, а затем преобразовано правительством в странное сочетание тематического парка Пабло Эскобар (для фанатов Эскобара и с аквапарком) и тюрьмы усиленного режима (для подражателей Эскобару и без водяных горок).