Но все же чаще всего неверно истолковываются сексуальные пристрастия гигантской панды. Эти мифы были созданы пандами, отданными в зарубежные зоопарки, в которых они не без нашего участия разыграли сексуальный фарс, достойный ситкома 1970-х годов, и этим прославили себя и свою забавную сексуальную жизнь.
Первый из медведей, украсивший чужую землю, приземлился в США прямо перед началом Второй мировой войны, он принес дозу позитива американцам, уставшим от лишений Великой депрессии. Это была пухлая малышка по имени Су-Линь, что можно перевести как «миленькая штучка». Ее антропоморфные проказы и крайняя экзотичность соответствовали образу ее дуэньи – модельера и светской львицы Рут Харкнесс. Эта необыкновенная путешественница прошла сквозь тяжелую утрату, бандитов и умопомрачительную бюрократию, не говоря уж об унизительном путешествии в тачке, – и все для того, чтобы голыми руками спустить с китайских гор черноглазый комок пуха. Горячая скандальная история о том, как она похитила панду, вкупе со слухами о незаконном романе и появлением подлого конкурента (который, говорят, еще до Харкнесс пытался вывезти из Китая контрабандой панду, покрасив медведя в коричневый цвет), кормила газеты месяцами. Так что, когда путешественница и медвежонок наконец сошли с корабля, Су-Линь удостоилась приема кинозвезды.
Эта Ширли Темпл животного мира не разочаровала публику. Люди склонны заботиться обо всем, что имеет детские или младенческие черты – а именно большой выпуклый лоб, большие, низко посаженные глаза и круглые выступающие щечки. Это нейрохимический страховой полис, гарантирующий, что мы как следует позаботимся о подобных необычайно уязвимых младенцах. Такие черты новорожденные приобретают из-за мозга большого размера, что требует рождения на более ранней стадии развития, позволяющей относительно огромной голове выйти без повреждения из родового канала. Это такой глубоко заложенный, но настолько неточный импульс, что мы с любовью реагируем даже на неодушевленные предметы, которые хотя бы слабо соответствуют этим характеристикам, – например, на «фольксваген-жук».
Панды с их уникальной раскраской и явно человеческими манерами сидеть и есть словно нарочно генетически сконструированы как идеальный триггер для запуска родительского инстинкта. Они дурят нам мозги, возбуждая центр подкрепления, ту самую часть мозга, которая так сладостно откликается на секс. Поэтому детеныши гигантской панды с их неуклюжими детскими движениями, по сути, воплощение кайфа и милоты. Вид Су-Линь, ведущей себя перед камерами как капризный малыш; то, как ее человеческая «мама» кормит ее из бутылочки, – все это окунуло Америку в теплую и приятную лужу.
За Су-Линь последовала Мей-Мей, ее «младшая сестра», и, наконец, потенциальный жених по имени Мей-Лань. Попытки Чикагского зоопарка устроить их спаривание провалились по той простой причине, что все трое на самом деле были самцами. И пока весь мир смотрел, затаив дыхание, на начинающийся роман, два самца панды только разочаровывались, а пресса сообщала о каждом их неудачном движении. «Любовь панд: Мей-Мей обхаживает своего жениха и ничего не получает взамен» – типичный заголовок из журнала Life, сеющий первые семена мифа о сексуальной стеснительности панд.
Аналогичная судьба постигла «размножающуюся пару» из зоопарка Бронкса, о которой много трубили в 1941 году. Пан-ди и Пан-да – пример того, как не надо придумывать названия с помощью публичных конкурсов[470], – были не мальчиком и девочкой, а двумя самками. «Внешние различия, которые заметили служащие Бронкса, были, очевидно, индивидуальными особенностями, а не настоящими половыми признаками»[471], – объясняет зоолог Десмонд Моррис в своей книге «Люди и панды» (Men and Pandas), вышедшей в 1966 году [472].
Определение пола панд – чрезвычайно сложное искусство, известно бесчисленное множество случаев, когда неверно определенный пол приводил к дальнейшим сексуальным разочарованиям. Истина в случае панды тоже не слишком помогает. Что уж говорить, пенис самца, который практически невозможно отличить от гениталий самки, мало способствует раскрутке мужских достоинств панды для тех, кто судит медведя по человеческим меркам.
Когда самец и самка панды наконец оказались в клетке вместе, результаты, откровенно говоря, были не более удовлетворительными и, конечно, не менее публичными. В одной из самых влиятельных из этих неудавшихся связей главную роль сыграла панда по имени Чи-Чи.
Юная Чи-Чи приехала в Лондонский зоопарк в 1958 году и оказалась звездой популярной телепрограммы, которая фиксировала для обожавшей публики каждое ее движение. Через несколько лет тщательно срежиссированных купаний в ванне с пеной и игр в футбол с ее кипером в мыльной опере Чи-Чи появилась любовь. В это время за пределами Китая находилась только одна панда, Ань-Ань, обитательница Московского зоопарка. И вот на пике холодной войны, к вящей радости международной прессы, был запланирован невероятный союз Востока и Запада.
Чи-Чи, однако, была совсем не заинтересована. С момента встречи в Москве она постоянно дралась с Ань-Ань, отвергая все его неуклюжие авансы. Выяснилось, что Чи-Чи не привлекают панды; ее желания, как оказалось, были направлены на людей, особенно на людей в форме. Когда советский служащий зоопарка вошел в клетку, Чи-Чи, «к вящему смущению русского, задрала хвост и заднюю часть в сексуальном призыве», сообщал Оливер Грэм-Джонс, куратор секции млекопитающих Лондонского зоопарка[473].
Романтическая сцена из 1959-го: Чи-Чи со своей настоящей любовью, лондонским сотрудником зоопарка Аланом Кентом, который нежно кормит ее бамбуком изо рта в рот. Десять лет спустя зоопарк был вынужден признать, что их знаменитая самочка панды выбрала в качестве сексуального партнера представителя не того вида
Такое случалось не в первый раз. «В сексуальном отношении Чи-Чи оказалась немного извращенной», – вспоминал Грэм-Джонс. Ее больше привлекали служащие зоопарка и «даже совершенно чужие люди», чем представители собственного вида. Это были 1960-е, эра Свободной Любви, но после трех провалившихся попыток завязать между пандами роман стало ясно, что для суперзвезды зоопарка сексуального удовлетворения не предвидится. Зоологическое общество Лондона в конце концов было вынуждено выпустить заявление, в котором говорилось: «Долгая изоляция Чи-Чи от других панд стала причиной ее сексуального “импринтинга” на людей» [474][475].
Провалившийся роман Чи-Чи и Ань-Ань был не единственным. Вскоре после того, как он закончился, другая известная пара панд, Синь-Синь и Линь-Линь, прибыла в Национальный зоопарк в Вашингтоне с важной миссией – спасти свой вид. Чи-Чи стала прообразом для знаменитого логотипа WWF – Всемирного фонда дикой природы, и растущее движение за сохранение панд особенно сконцентрировалось на разведении этих медведей в неволе в части плана по их спасению. К сожалению, медведи не читали памятки о собственном сохранении, и этот звездный роман ограничился новыми непродуктивными выходками. У Синь-Синь обнаружились «проблемы с ориентацией», которые выражались в том, что мишенью его любовных попыток стали ухо, запястье и правая ступня Линь-Линь. Но теперь это были не просто отдельные ошибки: они говорили об обреченности вида. Пресса отреагировала резкой критикой. Общественность ответила, отправив пандам водяную кровать.
В течение следующих двух десятилетий ведущие зоологи копались в биологии вашингтонских панд в поисках ответов, в то время как пресса и общественность требовали детенышей. Эструс Линь-Линь был заметен менее двух дней в году – до обидного узкое окно фертильности, которое в основном и винили в неудачах. Затем, когда столичная пара наконец-то стала справляться с делом, их потомство не выживало дольше нескольких дней. Один детеныш погиб после того, как Линь-Линь на него села.
Каждая из этих публичных драм усиливала впечатление, что панды просто не созданы для размножения или родительства и почему-то лишены необходимых для выживания фундаментальных инстинктов. Призывы взять ситуацию под человеческий контроль и найти способ заставить панд размножаться в неволе становились все более настойчивыми.
Размножение диких животных в неволе редко проходит легко. И легко понять почему: бетонная камера – не очень романтическое место для дикого животного. Их тяга к размножению должна быть простимулирована целым рядом поведенческих и экологических факторов – животным эквивалентом бокала хорошего вина под запись Барри Уайта. Часто в зоопарках и понятия не имеют, что требуется животным для создания соответствующего настроения. Белый носорог, например, считался неразмножающимся в неволе, потому что сотрудники зоопарка просто совали любого самца и любую самку в один загон и надеялись на лучшее. При этом не учитывалось, что носороги – стадные животные и для самца, чтобы как следует возбудиться, нужно пофлиртовать с несколькими самками, прежде чем выбрать счастливицу. У гигантских панд наоборот – выбирает самка.
В 1980-х годах Джордж Шаллер первым открыл, что эти упертые одиночки совсем не одиночки, когда дело доходит до секса[476]. Он наблюдал сложные брачные ритуалы на их горной родине, во время которых одинокие самки забирались на деревья и стонали, как Чубакка, пока несколько самцов дрались за их внимание внизу. Победивший самец получал в качестве приза спаривание больше сорока раз за один день – что, согласно недавнему популярному научному обзору, примерно столько же, сколько имеет средний взрослый японец за год, но никто не предполагает, что японцы вот-вот вымрут. Семя гигантской панды тоже, как говорят, содержит «огромное количество высококачественных сперматозоидов»