Успех Иванова в производстве межвидовых гибридов млекопитающих утвердил его как основоположника метода искусственного осеменения, а его уникальный опыт сделал из него человека для нужного времени и места. В 1920-е годы новообразованный Советский Союз старался подорвать религиозное мышление и обосновать превосходство своего умышленно технократического общества. Советские власти полагали, что гибрид даст «необычайно интересные доказательства для лучшего понимания проблемы происхождения человека»[576] и нанесет «решительный удар по религиозным учениям и… в нашей борьбе за освобождение трудящихся от власти церкви»[577].
Омолаживающая терапия Воронова появилась на первой полосе французской газеты в октябре 1922 года, когда русский впервые применил свою технику пересадки кусочков яичка шимпанзе старой собаке. За этим последовало еще много старых кобелей – миллионеров, которые хотели бы вернуть себе юность
Работу Иванова поддерживали не только безбожники-большевики. В 1924 году Пастеровский институт в Париже написал русскому ученому с хорошими новостями: будет «возможно и желательно» для него провести эксперимент в их недавно сформированной колонии шимпанзе в Западной Африке. Культовый исследовательский центр разработал нечто в духе сумасшедших русских ученых. Они уже поддерживали Сергея Воронова, который был первопроходцем не менее эксцентричного направления в науке о шимпанзе – он утверждал, что открыл источник молодости: пересадку тонких срезов яичка шимпанзе в мошонку стареющего человека [578]. Он придумал эту довольно изобретательную «терапию омоложения» после наблюдения за евнухами и проведения некоторых довольно незавидных экспериментов на себе, среди которых были инъекции в мошонку коктейля из половых желез морских свинок и собак.
Срезы «обезьяньей железы»[579], пришитые вручную тончайшей шелковой нитью, – вороновский рецепт продления жизни человека до 140 лет, обнадеживавший своей дороговизной. Хотя он настаивал на том, что «прививка никоим образом не является афродизиаком, а воздействует на весь организм, стимулируя его активность»[580], слухи преподносили изобретение так, будто оно восстановит сексуальное влечение миллионера, а заодно – его память и зрение. Как бы там ни было, но этого хватало, чтобы клиника Воронова никогда не пустовала. Сотни людей записывались на лечение – в том числе Зигмунд Фрейд, который, не сумев найти семенники угря, явно не боялся экспериментировать на собственных.
Иванов и сам нуждался в толике магии «обезьяньей железы» Воронова. Пастеровский институт предлагал ему материальную базу, но не финансирование, и его гуманзейский проект, крайне нуждавшийся в деньгах, увядал. Поэтому по пути в Африку он остановился в Париже, чтобы посотрудничать с Вороновым. Они попали в газетные заголовки, пересадив женский яичник шимпанзе по имени Нора и попытавшись осеменить ее человеческой спермой. Ни один гуманзе так и не был зачат. Воронов решил продолжить свою прибыльную ежедневную работу по лечению яичек миллионеров, и Иванов улетел во Французскую Гвинею только со своим сыном, студентом-медиком, готовым его поддержать.
28 февраля 1927 года Иванов попытался осеменить двух шимпанзих – Бабетту и Сиветту – человеческой спермой. Старший Иванов хотел сохранить эксперимент в тайне от своих африканских ассистентов, и поэтому ситуация была далека от идеала: «Сперма была не совсем свежая, но примерно 40 % сперматозоидов сохраняли подвижность, – отмечал он в дневнике. – Впрыскивание проходило в очень нервной обстановке и неудобных условиях. Опасность со стороны обезьян, работа на земле, необходимость скрывать»[581].
Попытка провалилась. Разочарование повело Иванова в еще более безрассудном направлении. Он решил сменить тактику и уговорил местного губернатора позволить ему осеменить помещенных в больницу женщин-африканок спермой шимпанзе. Подобный эксперимент сам по себе был этически весьма сомнителен, но Иванову этого словно было мало – он предлагал проводить процедуру без уведомления женщин, под видом медосмотра. Власти рассмотрели его план, но в конце концов отказали – решение, которое, как написал Иванов в своем дневнике, оказалось «громом среди ясного неба»[582]. Это показывает, как сильно к тому времени он разошелся с реальностью. Он был вынужден отправиться со своей экспедицией домой, положившись на возможность приобрести импортных обезьян и получить согласных женщин на родине [583]. Неуемному ученому удалось заполучить и тех и других. Но к 1930 году политические ветры изменились: в декабре Иванов был арестован ОГПУ, обвинен в контрреволюционной деятельности и сослан на пять лет в Алма-Ату. Он остался на свободе и даже получил место профессора Казахстанского университета, но через год с небольшим умер от инсульта.
Могла ли мечта Иванова сбыться? Об этом я спросила Дж. Майкла Бедфорда, почетного профессора репродуктивной биологии в Высшей школе медицинских наук Уайл-Корнелл, который в 1970-х годах исследовал ранние стадии оплодотворения, в частности проникновение сперматозоида в яйцеклетку, для разработки мужской контрацепции. Он наносил человеческую сперму на яйцеклетки разных животных – от хомячков и обезьянок саймири до самых мелких из человекообразных обезьян – гиббонов. Бедфорд удивился, обнаружив, что у человеческой спермы очень высокая степень специфичности: единственная яйцеклетка, в которую проник сперматозоид, оказалась гиббоньей, то есть принадлежала нашему самому дальнему родичу среди человекообразных. На мой вопрос, что было бы с яйцеклеткой шимпанзе, он предположил позитивный результат: «Учитывая, что они ближе к человеку, чем гиббон, вероятно, сперма шимпанзе смогла бы оплодотворить человеческую яйцеклетку, и наоборот».
Оплодотворение, однако, лишь первый шаг в очень долгом процессе, который может оказаться неудачным. Может, у нас с шимпанзе и 98,4 % общей ДНК, но получить здорового младенца гуманзе, согласно Бедфорду, можно «лишь случайно». Он объяснил, что в некоторых гибридных сочетаниях живая молодь рождается стерильной, но иногда и нет; в других случаях эмбрионы начинают развиваться, а затем погибают во время беременности. «Я не могу предсказать, выживет ли получившийся эмбрион», – отмечает он.
Мы можем никогда не узнать, гибридизуются ли люди и шимпанзе. Но исследование, проведенное учеными Гарвардской медицинской школы и Массачусетского технологического института, раскрыло страшный секрет человеческого генома, который предполагает, что такие связи вполне могли случаться в прошлом нашего предка.
Ученые сравнивали геномы людей и шимпанзе, используя для оценки «молекулярные часы», чтобы определить, насколько давно мы разошлись: чем дольше виды существуют по отдельности, тем больше различий накапливается между их последовательностями ДНК. По оценке группы вышло, что люди и шимпанзе разделились не более чем 6,3 миллиона лет назад, а возможно, менее 5,4 миллиона лет назад, но Х-хромосомы выглядели крупной аномалией: различий в них было значительно меньше, чем в остальных частях генома. Самое логичное объяснение, предложенное группой: видообразование людей и шимпанзе проходило «сложно». Это такой вежливый способ сказать, что два новых вида в течение некоторого времени продолжали иногда спариваться и образовывать гибриды.
Процент сходства Х-хромосомы предполагает, что это была не единственная темная ночь после дискотеки, а 1,2 миллиона лет беспорядочного видообразования. Ник Паттерсон, один из ведущих исследователей группы, рассказал мне, как их открытие вызвало шок у мейнстримных СМИ. «Желтая пресса веселилась. Заголовок в немецкой газете Bild Zeitung “Ur-Menschen hatte sex mit Affen” (перевод вряд ли нужен, но все же: «пралюди занимались сексом с обезьянами») сопровождался картинкой с самым уродливым шимпанзе, какого они смогли найти. Но те, кто был шокирован, ничего не поняли. Это не тот случай, когда кто-то вроде нас спаривается с кем-то вроде шимпанзе. Мы говорим о двух группах обезьян, из которых одна чуть больше похожа на нас, чем на шимпанзе».
Идея, что наши предки загрязняли свой генофонд, вступая в сексуальные отношения с предками наших ближайших родичей, некоторым может показаться непривлекательной. Но команда из Гарварда и Массачусетского технологического института считает, что эти гибриды могли бы дать эволюционный импульс нашей линии, ускорив ее адаптацию к новой жизни в безлесной саванне.
Еще один смелый эксперимент по стиранию границ между шимпанзе и людьми был проведен в 1960-х годах в Америке, но на этот раз вмешивались скорее в поведение, чем в наследственность. Новорожденного шимпанзе передали в человеческую семью, чтобы вырастить как человека – в отрыве от собственного вида. За этой неземной идеей стоял Морис К. Темерлин, профессор психологии из университета Оклахомы, который был особо заинтересован в том, чтобы посмотреть, как шимпанзе, которую он назвал Люси, будет развиваться в социальном и половом отношении.
Раньше уже предпринимались две попытки выращивать шимпанзе в домах у людей, но только в детстве, все, что следовало после пубертата, оставалось неизвестной территорией. Я не думаю, что Темерлин мог вообразить, что окажется «отцом» шимпанзихи-тинейджера, пьющей джин и мастурбирующей пылесосом. Но благодаря излишней откровенности в мемуарах Темерлина «Люси: растущая человеком» (Lucy: Growing Up Human), послуживших невероятной капсулой времени, рассказавшей о заблуждениях псевдонауки 1960-х, мы знаем, что именно этим закончился его «эксперимент».
«Я психотерапевт. Моя дочь Люси – шимпанзе»[584]