— Передадите мне, — решил неожиданно Вадим Петрович, удовлетворяясь мыслью, что авторский коллектив теперь уменьшится, а размер возможных премиальных возрастет.
Барабанов медленно поднялся и, смущенно шевельнув бровями, сказал:
— Не хочу скрывать от вас, Вадим Петрович, но я намерен высказать свои сомнения по этому же поводу и нашему заказчику…
«Ну и сволочь же ты!» — подумал Вадим Петрович, но, не выдав гнева своего, сказал спокойно, даже с некой снисходительной небрежностью:
— Ради бога…
Барабанов отвесил начальству вежливый полупоклон и, повернувшись, пошел к дверям, прямой и стройный, как английский лорд.
…Две недели спустя законченный проект цветного экспериментального квартала был рассмотрен на техническом совете с участием «заказчика» в лицо Триандафилова и «подрядчика» в лицо главного инженера строительного треста Орлова и, несмотря на энергичные возражения Барабанова по поводу конструкции фундаментов, был горячо одобрен и рекомендован к производству.
Столь неожиданно легкая победа над ГИПом № 1 оказалась возможной потому, что каждое возражение Барабанова Солодов с Вадимом Петровичем опровергали документальными данными с присовокуплением очень важного в подобных случаях заключения экспертной комиссии головного института, что несущая способность фундаментов из пирамидальных свай рассчитана верно, благодаря чему беспокойные сомнения ГИПа № 1 никто из членов совета всерьез не принял. Вадим Петрович мог торжествовать, и он это делал, но молча, не позабыв, впрочем, в отместку за бузу, которую устроил Барабанов, всучить ему такую работенку (кучу разного рода мелких проектных заданий на строительство бань, гаражей, бензозаправочных станций и прочей мелочи), что бедный ГИП № 1, в попытках навести порядок в этом запущенном хозяйство, перенапрягся и слег на неделю в больницу…
Между тем строители, прижатые нехваткой жилья, получив рабочий проект цветного квартала, бросили все силы на его реализацию, радуясь небывалой еще широте открывшегося фронта работ. Загодя изготовив на открытых полигонах нужное количество пирамидальных свай (благо, что формовать их можно было в простейшей деревянной опалубке) и сосредоточив на площадке всю свободную технику, они с таким размахом двинули работы нулевого цикла, что уже к осени сдали все фундаменты под монтаж, а «Жилстрой» приступил к сооружению — одновременно двух — башен-девятиэтажек, расположенных в центре квартала. К Октябрьским праздникам — как это и было предусмотрено проектом организации работ — панельные стены этих башен подвели уже под крыши, и долго они изумляли глаз лесопольцев, всех приезжающих в город своей вышиной и невиданным в провинции сверканием малахитово-зеленых облицовочных плиток, геометрически строго оконтуренных молочно-белыми швами разделки…
Стоит ли говорить, как вместо с разраставшимся строительством «цветного» квартала рос авторитет и главного инициатора этого архитектурного эксперимента — Вадима Петровича Выдрина… Пожалуй, лишь один человек в филиале, Барабанов, не желал воздать должное главному архитектору; и, встречаясь с ним по делу, Вадим Петрович замечал, что ГИП № 1 здоровался с ним по-новому, без прежнего уважительного взгляда и не за руку, как раньше, а лишь скупым наклонением головы, а ЦУ его, всегда, кстати, корректные, выслушивает с каким-то странным, словно бы ошеломленным выражением, и глазами как бы спрашивая у Вадима Петровича: «Откуда ты взялся такой?»
Впрочем, Вадиму Петровичу было теперь глубоко безразлично мнение о нем Барабанова, ибо успех своего архитектурного замысла сделал его значительной фигурой в глазах остальных, — он это замечал, как в зеркале, в обращенных на себя взглядах сослуживцев, сопровождаемых улыбками поощрения и искательности, в значительно возросшей по отношению к нему благожелательности руководства головного института, все чаще привлекавшего его к работе большого совета, наконец, — в уважении, которое оказывал город, популяризируя его имя как автора цветного архитектурного ансамбля на страницах городской газеты… Справедливости ради надо сказать, однако, что это пусть провинциальное, но все-таки признание его авторитета архитектора, хотя оно и было приятно сердцу Вадима Петровича, на личной скромности его никак не отразилось. Напротив, чувствуя себя обязанным перед людьми, которые готовили ему успех, он пригласил их в гости — в честь окончания строительства двух первых башен цветного квартала, — чтобы попотчевать главных виновников торжества отменным ужином. Тогда-то и случилась эта неприятность с Жоркой Селивановым, неприятность, в которой Вадим Петрович целиком и полностью винил себя, свой сдержанный лишь до поры до времени бурный темперамент… тогда как истинным виновником очередной «бузы» был, разумеется, сам Жорка.
Все поначалу было так пристойно, аристократично: раздвинутый во всю длину румынский стол, укрытый снежно-белой скатертью, отягощенный хрусталем, фарфором, изысканными винами и деликатесными закусками — всего понемногу, но расставленными так искусно и красиво, что создавалось ощущение обилия; во главе стола, в розовой, полурасстегнутой безрукавке, с видом именинника на выбритом до синевы лице, сидел Вадим Петрович и незаметно — взглядом, короткой, еле внятной репликой — дирижировал женой, тоже залитой румянцем от беспрерывной беготни на кухню; напротив почетным гостем восседал Орлов, главный инженер строительного треста, напоминавший борца-тяжеловеса, этакий дядя с маленькими глазками за стеклами очков в массивной оправе «дипломат»; а по сторонам — коллеги (лучшего друга Вадима Петровича, Триандафилова, не было по причине его отпускного отъезда): сидевший рядом с женой, дородной хохотушкой, Солодов, не сводивший восхищенно-хитроватого взгляда с хозяина, благодушно улыбавшаяся всем чета Ненашевых, супруги Курбатовы, похожие друг на друга одинаково круглыми лицами, как брат и сестра, и рядом с ними — одинокий Жорка, непрерывно молчаливый в этот вечер, но явившийся уже поддатым, что было заметно по его плывущим блекло-голубым глазам (поддатым он явился, как после рассказал Курбатов, с горя, оттого что накануне в полутемной прихожей собственной квартиры застукал сексуальную свою Ларису в обнимочку с его же каким-то новоявленным приятелем). Естественно, что разговор, оживленный коньячком и винами, вращался вокруг одной и то же темы — строительства цветного экспериментального квартала. Орлов солидно уверял, что трест не подведет проектировщиков: сдаст этот объект заказчику досрочно. Солодов, прекрасно знавший возможности треста, выражал по этому поводу весьма обоснованные сомнения. А Курбатов, проницательно угадывая настроение молчавшего Вадима Петровича, многословно объяснял Орлову, как важно для престижа филиала, Лесопольска вообще, выставить проект на конкурс «Гипрогорода», а этот шанс единственно теперь зависит от строителей: успеют или не успеют они сдать цветной квартал к намеченному сроку — к будущей весне… И вдруг в солидный этот разговор вмешался Жорка — взял да и брякнул в полный голос:
— Чушь вы городите, господа! Не о том печетесь, не о том волнуетесь!..
Вадим Петрович укоризненно-дружеским взглядом попытался укротить незваного оратора, но Жорка, украдкой выдувший уже фужер холодной водки и сильно охмелевший, вышел из повиновения кому бы то ни было и понес, размахивая руками:
— Будущие лавры вам покоя не дают?! А фундамент?! В нем вы уверены?! Ведь на них, на этих чертовых пирамидах, держится вся наша архитектурная идея!.. А-а-а, вы отмахнулись от вопросов Барабанова? А вдруг он прав окажется? Вдруг ливень прольется над городом? Тропический!.. Старики говорят, такое здесь бывало! Или Волга, в самом деле, вымахнет из берегов? Что тогда?!
— Ну, если бы да кабы да во рту росли грибы, — с усмешкой возразил ему Курбатов и, плеснув в Жоркин бокал сухого вина, сказал ему: — Давайте лучше выпьем, чтобы во веки вечные стоял наш фундамент…
Но Жорка, не слушал Курбатова, орал с вытаращенными глазами:
— На песке ты строишь, Вадик! Да еще и, может быть, на мокреньком песочке-то! На плы-ву-не!! — и он погрозил, наглец, Вадиму Петровичу пальцем.
Вадим Петрович, демонстрируя замечательное самообладание, добродушно улыбался Жорке и помахивал ему рукой: мол, будет, будет, стоит ли так кипятиться, — и с этой же улыбкой оглядывался на гостей. А Солодов сказал, удачно вклиниваясь в паузу Жоркиной филиппики:
— Оно и видно, Георгий Иванович, что в инженерной геологии вы не очень-то сильны: какие же у нас, в Лесопольске, могут быть плывуны?..
Ненашев и симпатичная его жена — блондинка обратились к Жорке через стол с деликатно-успокоительными улыбками, но Жорка их не видел: его хмельной, обвиняющий взгляд был нацелен в Вадима Петровича. И тут, из стихийного желания каждого на корню пресечь скандальный бунт и в то же время защитить установившуюся точку зрения, все, почти разом, стали Жорку урезонивать:
— Неужто вы думаете, Жора, что какой-то Барабанов, который ходит и на людей не смотрит, больше, чем Вадим Петрович и Савелий Антонович, разбирается в фундаментах? — с раскатистым смешком и негодующим пожатием плеч вопросила супруга Курбатова.
— В конце концов, существует теория, прогнозы, методы расчета, — поддержал жену Курбатов.
— Я должен вам заметить, молодой человек, — деликатно-наставительно вмешался и Орлов, бывший, правда, всего на десять лет постарше Жорки, — что ваше такое публичное недоверие, особенно ваш, извините, ресторанный тон… они… м-мм, оскорбительны для Вадима Петровича…
— Жоржик, пожалуйста, скушай что-нибудь. Ты совершенно ничего не ешь, — обратилась к нему и хозяйка.
Но Жорка уже был неуправляем. Он побледнел, задрожал лицом и, грозяще вскинув свою кривую, длинную, как у гориллы, руку, заорал на всю гостиную:
— Валяйте, валяйте! Лижите задницу Вадиму! Он вас не забудет!..
Тут-то и не сдержался Вадим Петрович. Мысль о том, что вот сейчас, сию минуту, как ударом молотка по хрусталю, разбили грубым оскорблением атмосферу дружеского единения его с людьми, мнением которых он привык дорожить, привела его в бешенство. Он вскочил и, под ахи и вздохи дам и гробовое молчание мужчин, подскочив к Селиванову, сказал ему сквозь зубы: