— Меня совсем другое беспокоит, — спокойно пояснил Вадим Петрович. — Что скажут о нас, архитекторах, строителях, жители Лесопольска. Ведь стыдно же будет на улицах показаться. — И так говоря, он в то же время думал, что узнай об этой истории с разборкой жилого квартала в «Гипрогороде», и мечта его о переводе в столичный институт накроется как пить дать.
И тут Родников, кажется впервые за все время встречи, улыбнулся какой-то мудрой, старческой улыбкой:
— Наоборот! Когда мы, руководители всех амплуа и рангов, имеем мужество признать свои ошибки, чтобы исправить их, — тут-то и преисполняются к нам уважением, потому что в большинстве-то случаев бывает наоборот…
— К сожалению, ваши доводы меня не убедили, — сказал Вадим Петрович и медленно поднялся. — Я буду возражать.
— Что ж, как говорится, вольному — воля, — развел руками Родников. — Возражай, только — в обкоме. — И, когда они уже простились, обменявшись рукопожатием, мэр сказал ему вдогонку: — А лучше, не теряя времени, приступай к проекту усиления фундаментов!
Вадим Петрович, обернувшись на пороге, упрямо покачал головой и закрыл за собою дверь.
…Вечером он зашел домой к Триандафилову и, передав свой разговор с Родниковым, услышал в ответ:
— Ты в обкоме бывал, секретарей знаешь…
— Капителин — член бюро обкома, — напомнил Вадим Петрович, — а он разделяет мою точку зрения. Я только что звонил ему.
Мефистофельская улыбка вдруг скользнула по губам Триандафилова:
— Чтобы Капителин — или будь кто другой на его месте — из-за тебя поддержал ошибочное решение? Дохлый номер, Вадим! Тем более, что исход дола фактически предрешен… Слушай, ведь ты же собирался в Болгарию?
— Через неделю вылет, — обронил расстроенный Вадим Петрович.
— Так улетай быстрей! — сказал Триандафилов и весело зашевелился в кресле, стоящем напротив кресла гостя. — Пока ты там изучаешь болгарок, глядишь — и все само собой уладится…
— Не-ет, ждать, куда кривая вынесет, я не намерен, — покачал головой Вадим Петрович. — Мои доводы слишком разумны, чтобы я не нашел поддержки… в Госстрое хотя бы.
— Давануть на обком через Москву — это другое дело! — согласился заместитель мэра и предложил приятелю пропустить по рюмочке.
…Через день Вадим Петрович отправился в Москву, поручив Солодову разработать и сравнить два варианта усиления фундаментов: силикатизированием грунта и дополнительной забивкой длинномерных свай с предварительной разборкой зданий.
В Куйбышеве он хотел еще раз, с глазу на глаз, потолковать с Капителиным, но тот был в отъезде. Вадим Петрович, не позвонив даже старикам, поехал в аэропорт, и там, когда, в ожидании посадки, он развернул «Вечерку», ему в глаза бросилась заметка «Из зала суда», сообщавшая о том, что Лупатый, осужденный с группой сообщников за спекуляцию мебелью, схлопотал восемь лет, и грустно подумал о нем: «Достукался, стервец…»
Прилетев в Москву, Вадим Петрович позвонил из гостиницы Казанчееву и, условившись о встрече, наутро сидел уже в его кабинете за журнальным столиком, пил с хозяином горячий кофе и рассказывал о своих невзгодах.
Выслушав его, Казанчеев сказал авторитетным тоном, который уже сам по себе успокаивающе действовал на Вадима Петровича:
— Да это же идиотизм — разбирать только что построенные дома! Сколько их?.. Два десятка? Что они, чокнулись?..
— Я сейчас в Госстрой иду по этому поводу, к заму председателя, — сказал Вадим Петрович.
— Правильно! Главное — не волнуйся! Не поймут тебя в Госстрое — иди в строительный отдел ЦК. С инструктора начни, который отвечает за Поволжье. — И, успокоив таким образом приятеля, Казанчеев ошарашил его новостью: — А ведь твой проект цветного квартала на предварительном просмотре «Гипрогорода» выдвинут на премию! Какую — не знаю, но что премия — точно! Так что с тебя, брат, причитается! — И, наслаждаясь радостным замешательством Вадима Петровича, он раскатисто захохотал, всколыхнув свои широкие, полные плечи и блестя частоколом белых, крепких зубов. Затем сказал, переходя на серьезный лад: — Между прочим, я говорил о тебе Мартынову, директору «Гипрогорода», передал твою просьбу о переводе. Он согласен тебя принять. Так что действуй! Сейчас — самое подходящее время для тебя…
Прощаясь с Вадимом Петровичем, Казанчеев напутствовал:
— Будешь разговаривать с инструктором ЦК, не забудь упомянуть, что ваш проект выдвинут «Гипрогородом» на премию. Это очень важно. Понял?..
Вадим Петрович понял и сказал об этом уже на первой стадии — в Госстрое. Заместитель председателя, весь седой, но крепкий еще старик, хотя и ответил ему, что «Госстрой не допустит такого варварства — разбирать жилой массив», но никаких практических шагов для этого не сделал: ни в Куйбышев не позвонил, ни письма не подписал в поддержку точки зрения архитектора «Жилпроекта», так что Вадим Петрович, не удовлетворившись таким подходом к срочному делу, поехал в ЦК.
Инструктор, весьма серьезный с виду человек с ромбовидным значком МИСИ[7] на лацкане пиджака, внимательно выслушав его, заверил, что, прежде чем решиться на такой ответственный шаг, как разборка жилого квартала, необходимо соответствующее заключение НИИ по жилищному строительству, а пока его нет, Вадим Петрович может не беспокоиться за свое детище, и, сделав нужную пометку в своем блокноте, пожал ему на прощание руку.
Обнадеженный Вадим Петрович поехал в «Гипрогород», к Мартынову, и был тотчас же принят им. Уважительность, с какой директор, архитектор с именем, говорил о достоинствах лесопольского проекта, ввергла даже в некоторое смущение Вадима Петровича. Но важно было другое: от него не только приняли документы, необходимые для перевода в «Гипрогород» на должность руководителя одной из его архитектурных мастерских, но и заверили, что ходатайство его, почти на сто процентов, будет удовлетворено. Вадим Петрович улетал в Софию, окрыленный надеждами…
Трехмесячная жизнь Вадима Петровича в Софии, исполненная необременительными, даже приятными, заботами архитектора-консультанта и связанная с путешествиями по стране, позволявшими ему, в сопровождении приветливых и хлебосольных хозяев, любоваться прекрасной в своем разнообразии природой Болгарии и не менее прекрасными памятниками ее старины — церквами, мечетями, монастырями, городищами, — такая жизнь была похожа на длительное курортное времяпрепровождение, и Вадим Петрович отдыхал в таких условиях душой и телом, как никогда не отдыхал. Смуглый от природы, он потемнел на балканском солнце до такой степени, что местные жители, приняв его за своего, нередко обращались к нему по-болгарски.
Хорошему настроению Вадима Петровича способствовали и вести с родины, которые он узнавал, при случае позванивания то в Москву, то в Куйбышев, то прямо в Лесопольск. Сообщения поочередно были следующие:
— Академия наук в ответ на запрос Лесопольского филиала «Жилпроекта» прислала уведомление о достаточно серьезной степени вероятности «локального увлажнения грунтов в Лесопольске, вследствие трудно прогнозируемых факторов экологического характера»;
— по результатам конкурса, уже официальным, проект лесопольцев получил вторую премию — три тысячи рублей на авторский коллектив из четырех человек: Выдрин, Солодов, Ненашев, Селиванов;
— строительство цветного микрорайона продолжает оставаться замороженным (по требованию Родникова);
— дома все благополучно: никто не болеет, Юрка растет и с каждым днем все больше напоминает папу, и внешностью и характером;
— вариант усиления фундаментов путем забивки дополнительных длинномерных свай с предварительной разборкой домов оказался все-таки в полтора раза дешевле, чем силикатизация грунта, ввиду больших объемов работ и дорогостоящего оборудования (об этом сообщил Солодов, которому Вадим Петрович внушил, чтобы тот пересчитал экономику, прибавив к затратам по забивке свай и перестройке зданий еще и стоимость, по крайней мере, половины всех панелей, которые неизбежно превратятся в брак при их демонтаже);
— замминистра республиканского министерства, по ходатайству Мартынова, обратился в Моссовет с письменной просьбой разрешить прописку в столице «высококвалифицированному архитектору Выдрину В. П. в связи с его назначением одним из руководителей «Гипрогорода»;
— Солодова обсуждали на бюро горкома партии и влепили ему «строгача» за материальный ущерб, нанесенный государству грубыми ошибками в проектировании фундаментов экспериментального квартала. («Кстати, Солодов о тебе слова дурного не сказал, — добавил Триандафилов, сообщая эту весть по телефону. — Всю вину взял исключительно на себя!»);
— Солодова от должности освободили, а на его место прочат Барабанова, за которого горой стоит Родников;
— ходатайство министерства о предоставлении постоянной прописки в Москве архитектору Выдрину Моссоветом удовлетворено.
Почти все сообщения были в пользу Вадима Петровича. И вдруг, буквально за несколько дней до отъезда из Болгарии, он узнал из телефонного разговора с Орловым, что в новом квартале, по неизвестным причинам, опять «поехали» фундаменты, и остановить их удалось лишь локальным глубинным замораживанием, после чего связь с Лесопольском прекратилась — город подключался к АТС.
…Прилетев в Москву, Вадим Петрович завез свои три чемодана с вещами, купленными в Болгарии, на Павелецкий вокзал и поехал в Госстрой отчитаться за командировку и там узнал, что институт по строительству жилья направил в Лесопольск авторитетную комиссию, чтобы на месте решить судьбу аварийного микрорайона. Ничего тревожного в этом сообщении Вадим Петрович не нашел, полагая, что сотрудники НИИ не настолько дураки, чтобы санкционировать перестройку целого жилого массива. Приободренный этой мыслью, он отправился к Мартынову. Директор «Гипрогорода» поздравил его и авторский коллектив проекта цветного квартала с победой в конкурсе и вручил ему красивые дипломы, после чего передал для Вадима Петровича письмо Моссовета н