This was the first time I had driven a car
Чем может отличаться глагол think от глагола… think
Возможно, некоторые из вас уже поняли, к чему я клоню. Для тех же, кому мои подобные вопросы кажутся лингвистическим эпатажем, начну с небольшого разбега.
Англичане делят свои глаголы на глаголы действия и глаголы состояния. Про действие я здесь рассуждать даже не стану, потому что это вещь сама по себе очевидная: give, take, kick, do, run, jump и т. д. и т. п.
А вот о глаголах состояния придётся поговорить серьёзно. И вот почему. Возьмём какой-нибудь примитивный пример типа «Я знаю его», или давайте даже скажем «Теперь я знаю его». Не все, но многие начинающие изучать английский язык и познавшие прелести первых двух-трёх времён запросто переведут его как I am knowing him now. Если вы спросите автора подобного перевода, чего он полез в Continuous, он вам на голубом глазу ответит «Так ведь теперь же, то есть сейчас, в данный момент»…
Нет, друзья, вот тут мы и подходим к пониманию разницы между тем же give (глаголом действия) и know. Смысл know, равно как и have, be, see, hear и целого ряда других сводится к тому, что они передают не столько действие, сколько состояние души, тела, сознания, а так же, как говорится, постоянные отношения. Какой смысл говорить I am knowing him, если альтернатива – только отрицание? То есть, я либо его знаю, либо нет. В принципе. Разве можно сказать «Я знаю английский в данный момент»? Либо ты умеешь плавать, либо нет. Умеешь ездить на велосипеде, либо нет. Видишь что-то или нет. Слышишь что-то или нет. Кстати, специально для подобных случаев, когда, например, вы используете глагол состояния – «Дорогой, я тебя не слышу!» – англичане не переводят hear в Continuous, а прибегают к помощи модального can – I can’t hear you.
Справедливости ради стоит сказать (и я об этом уже где-то раньше писал), что нынешнее поколение англичан менее щепетильно и хуже понимает суть собственного языка, а потому наблюдается постепенная тенденция в использовании форм продолженного времени с глаголами состояния, которые для этого вовсе не предназначены. Я их называю «жертвами рекламы», потому что тенденция эта была, скорее всего, начата роликом Макдональдса, заканчивавшимся фразой I’m loving it. Поколение пепси уловило забавную форму слогана, но, как водится, пропустила смысл: сейчас-то ты свой бутерброд любишь, а когда потом у тебя родятся (если вообще родятся) больные дети или тебе самому поставят какой-нибудь нехороший диагноз, это чувство любви, действительно, вспомнится тебе как сиюминутное…
Но не будем о грустном. Думаю, суть вопроса вы поняли. Поняли? Глаголы состояния не могут стоять в форме Continuous. Правильно? Нет, не правильно. Могут. И именно об этом, собственно, моя коротенькая заметка-памятка.
Возьмём глагол состояния have. У моего сына есть брат. То есть: My son has a brother. Он ведь имеет его постоянно, надеюсь, на всю жизнь. Хорошо, а если его брат сейчас, в данный момент завтракает, как сказать? Разумеется: His brother is having breakfast. Один глагол, а смыслы получаются разные. В первом случае он выражает постоянное обладание братом, во втором же – сиюминутное «хавание» завтрака. Таким вот незатейливым образом я подвёл вас к тому, что английские иероглифы, то есть слова, то есть глаголы, то есть глаголы состояния, могут фактически изменять своё основное (для нас) значение. Вот вам ещё несколько красноречивых примеров:
What do you think of the summer?
What are you thinking about?
В первом случае спрашивается мнение собеседника (постоянное состояние), тогда как во втором – о его действии в данный момент.
The meat tastes delicious
I’m tasting the meat
В первом случае иероглиф taste означает «иметь вкус», во втором – «пробовать».
That lotus smells really good.
I’m smelling a flower
Снова разница: «пахнуть» и «нюхать». Кстати, Word в обоих предыдущих примеров настойчиво подчёркивает формы Continuous зелёным и предлагает изменить их на обычный Present Indefinite. Ну да бог с ним, тупой машиной.
Do you see him over there?
I see now what you mean
I’m seeing John this afternoon
Здесь у глагола состояния see мы обнаруживаем аж три значения: «видеть», «понимать» и «встречаться».
She was feeling in the dark for a pen
Are you feeling better now?
The dress feels soft
The company feels that it is not good time to invest
Иероглиф feel в четырёх значениях: «воспринимать на ощупь», «чувствовать себя», «вызывать ощущения», «считать».
И напоследок не могу не сказать два слова про самый что ни на есть глагол состояния – be. Нельзя его использовать в форме Continuous? Нельзя. Но вообще-то можно. Вот вам ситуация. Тот о ком вы говорите, всегда умница-разумница. He is always smart. Однако что-то произошло, и он сглупил, ошибся. Только сейчас, только в этот раз, на него это вообще не похоже. Как передать это объяснение причины по-английски? He is being foolish. Чувствуете разницу? Или жена мужа постоянно «лапочка, лапочка», а потом вдруг как взбрыкнёт. Он в шоке, мол, ты чего, а она ему так дерзко, сквозь зубы: I am just being honest. Плохой пример, пора закругляться…
Дурацкий английский – Что думают англичане о своём языке
Автор этой статьи, Джон Макуортер, профессор лингвистики и американистики в Колумбийском университете. В скобках – мои пояснения.
Носители английского знают, что их язык какой-то странный. Того же мнения оказываются люди, взвалившие на себя его изучение как иностранного. Чаще всего под странностью мы подразумеваем написание слов – этот сущий кошмар. В странах, где по-английски не говорят, не существует такой вещи, как состязание Spelling Bee (конкурс правописания). В нормальном языке правописание хотя бы делает вид, что соответствует тому, как люди произносят слова. Однако английский не нормальный.
Правописание, разумеется, относится к вопросу письменности, тогда как язык прежде всего связан с говорением. Говорить люди начали задолго до того, как стали писать, мы говорим гораздо больше, и из тысячи мировых языков от силы пара сотен никогда или почти никогда так и не были записаны. Но даже в своей разговорной форме английский странен. Странен он в том, чего легко не заметить, особенно потому, что англофоны (те, для кого английский родной) в США и Британии относятся к изучению других языков без фанатизма. Однако наша склонность к одноязычию делает нас похожими на ту рыбёшку, которая не знала о том, что она мокрая (имеется в виду английский анекдот, в котором одна рыба спрашивает другую: «Ну, как водичка?», на что вторая отвечает: «Какая водичка?»). Наш язык кажется «нормальным» лишь до тех пор, пока мы ни сталкиваемся с действительно нормальным языком.
К примеру, не существует иного языка, близкого английскому в том отношении, что половину того, что люди вам на нём говорят, вы не можете понять без тренировки, а остаток – только путём определённых усилий. А ведь это понимание имеет место между немецким и нидерландским, между испанским и португальским, между тайским и лаосским. Ближайшим для англофона может считаться разве что некий северо-европейский язык, называемый фризским: если вы знаете, что tsiis – это «сыр», а Frysk – это «фризский язык», тогда несложно разгадать фразу типа Brea, bûter, en griene tsiis is goed Ingelsk en goed Frysk. Но предложение это выдуманное, а вообще-то фризский представляется нам скорее немецким, каковым он и является.
Мы считаем ерундой то, что многие европейские языки зачем-то разделяют существительные по родам, когда во французском Луна женского рода, а корабли – мужского и т. п. Однако на самом деле странность в нас самих: почти все европейские языки принадлежать к одной семье – индоевропейской – и из всех из них лишь английский не имеет подобного родового деления.
Хотите ещё странностей? Да пожалуйста. На земле существует всего один язык, где глагол в форме настоящего времени требует особое окончание только в третьем лице единственного числа. Я на нём пишу. I talk, you talk, he/she talk-s – это с какой такой стати? В нормальном языке формы глагола в настоящем времени либо не имеют никаких окончаний, либо целую кучу, как в том же испанском: hablo, hablas, habla. Или попробуйте назвать какой-нибудь другой язык, в котором вам приходилось бы вставлять в предложения глагол «делать», чтобы получить вопрос или отрицание. Do you find that difficult? – Что, трудно? Если только вы не из Уэльса, не из Ирландии или с севера Франции, быть может.
Почему же наш язык настолько эксцентричен? Что это за штука такая, на которой мы говорим и, как ни странно, у нас это получается?
Английский язык начался по сути как своего рода немецкий. Древний английский отличается от современной версии настолько, что считать их одним и тем же языком представляется большой натяжкой. Неужто Hwæt, we gardena in geardagum þeodcyninga þrym gefrunon означает то же, что So, we Spear-Danes have heard of the tribe-kings’ glory in days of yore? Исландцы по сей день могут читать подобные истории, написанные на древнескандинавском предке их языка 1000 лет назад, тогда как для нетренированного глаза «Беовульф» мог бы запросто быть написан по-турецки.
Первое, что перебросило мостик оттуда сюда, это то, что когда англы, саксы и юты – а также фризы – привезли свой язык в Англию, остров был уже населён людьми, говорившими на совершенно разных наречиях. Языки их были кельтскими, представленными сегодня по эту сторону Ла-Манша валлийским, ирландским и бретонским. Кельты покорились, но выжили, а поскольку германских завоевателей вторглось штук 250 000 – примерно население среднего «бурга» типа Джерси Сити – вскоре большинством носителей древнеанглийского стали кельты.