Делаю глубокий вдох, пытаясь осознать услышанное. Легко об этом говорить, но сложно осуществить.
— У вас есть чего-нибудь выпить? — спрашиваю удивлённого министра, который растерянно развёл руками.
Буквально через несколько секунд появился Пафнутий и сунул мне в руку небольшую фляжку. Припадаю к горлышку и делаю несколько жадных глотков. Затем пытаюсь выдохнуть и отдышаться. Не привык я к водке, и вообще крепким напиткам. А иного питья камергер не употребляет.
Киваю замершему, будто истукан слуге. Оборачиваюсь и понимаю, что весь кортеж внимательно наблюдает за происходящим. Ещё раз выдыхаю и пытаюсь начать думать. Через некоторое время мысли перестали скакать. Сначала я хотел спросить де Кесада какого чёрта он понёсся меня встречать. Неужели гонцов не хватает? Затем осознал, что надо учитывать придворные расклады. Если ты вовремя не доложишь, то это сделают другие, в выгодном для них свете. Даже старые соратники вынуждены учитывать клоаку, под названием высший свет. Как же мне всё надоело!
— Докладывайте! Только самое важное, — надеюсь, мои слова прозвучали спокойно.
— Жандармерия и полиция начали расследование сразу после случившегося. Подпруга действительно порвалась, а не расстегнулась, несмотря на то что седло было новым. Всех работников императорской конюшни и охрану тщательно допросили. Ничего необычного за последние дни не происходило, вся амуниция проверялась, ведь Её Величество любила конные прогулки, — ответил испанец и продолжил, не дождавшись моих вопросов, — Жандармские и полицейские полки приведены в боевую готовность, как и гвардия. Но никаких попыток воспользоваться ситуацией не происходило. Известные вам персоны сами находятся в недоумении. Среди придворных ходят разные слухи, часто весьма нелепые, но не более того. Никто из знати не спешит покидать столицу. Поэтому мы не стали вводить комендантского часа и иных мер. В городе спокойно, только в церквях столпотворение — народ молится за упокой Екатерины Петровны. Анна Иоанновна и Иоанн Иоаннович сопровождены мною в Шушары. Далее, я выдвинулся к вам навстречу.
В принципе испанец всё сделал правильно. Вернее, это их совместное решение с Бекетовым, генерал-губернатором столицы Голицына и главы жандармерии Столыпина, которые остались на хозяйство в моё отсутствие. Так, сейчас необходимо успокоиться и задавить рвущуюся наружу боль вперемежку с отчаянием. Нельзя думать о себе, а в первую очередь надо позаботиться о детях. Скажу без ложной скромности — у нас очень дружная семья. То есть царствующие родители не отдали детей на воспитание гувернёрам и учителям, занимаясь своей жизнью. Мы с Катей проводили с сыновьями и дочкой любую свободную минуту, начиная с обязательных завтраков, заканчивая вечерними чтениями. И мои дети действительно любят мать, а её смерть станет для них сильным потрясением.
Поворачиваюсь к кортежу и делаю знак Бабарыкину. Полковник быстро приблизился и стал ждать приказа, без всяких вытягиваний в струну. В охране нет крена к шагистике и прочим внешним проявлениям чинопочитания. Хватает уверенности, что люди готовы умереть, защищая меня и царствующую фамилию. Пусть армейские тянутся в струнку, козыряют и орут, как оглашённые.
— Отправьте людей вперёд. Остановки в Луге не будет. Нам надо как можно быстрее добраться до столицы. Пусть ваши подчинённые позаботятся о ночлеге, рассчитав скорость движения кортежа. Не мне вас учить, — полковник молча кивнул, ожидая дальнейших приказов, — Перед столицей мы заедем в Шушары, где заберём моих детей. И обеспечьте спокойный проезд без депутаций и восторженных жителей. У меня траур.
Глава охраны быстро удалился. Я же сделал небольшой глоток огненной воды и задумался. Как сообщить Саше о гибели матери? Ведь я сам держусь исключительно на силе воли. В моей жизни хватало потерь, чтобы не впадать в отчаяние. По крайней мере, на людях. Но сын воспитывался и рос в совершенно иных условиях.
Наконец, трёхдневное прощание закончилось, и сегодня прошли похороны. Для меня стало неожиданностью, что проститься с Катей пришло столько народу. И если многие дворяне просто выполняли положенный церемониал, то простые люди действительно скорбели. Супруга много времени и сил уделяла помощи населению империи, покровительствуя открытию больниц, приютов и школ. Их бабское общество вообще развило бурную деятельность, неся заботу и прогресс. Иногда дамы бежали впереди телеги, особенно это связано с женским образованием и правами, но польза от такой деятельности ощутима. И в первую очередь теми, кому она предназначалась.
Можно сколько угодно заниматься благотворительностью, делая взносы и устраивая аукционы по сбору средств. Этим Катя с соратницами тоже занималась. Но они в первую очередь думали об устранении причин бедности, болезней и несправедливости, а не желали покрасоваться перед высшим светом. Потому Казанский собор не закрывался даже ночью, днём не все желающие могли проститься с покойной императрицей.
Я же в этом время разрывался между детьми и делами, которые никуда не исчезли. А ещё мне тяжело было смотреть на мёртвую супругу. Вот не могу, и всё. Для меня она осталась всё той же живой, насмешливой, сильной и целеустремлённой женщиной. Моей спутницей и соратницей, на которую можно было опереться. Ведь Катя сдерживала моих внутренних демонов, частенько жаждущих крови.
А ещё я начал ненавидеть придворных. Ранее большая часть этой публики тоже не вызывала тёплых чувств. Но за последние три дня люди показали своё истинное лицо. Ладно, лицемерные соболезнования, я не нуждаюсь в сочувствии посторонних. Но ведь эти крысы решили быстрее подложить под меня нужную девку. Может, речь шла о проталкивании невест, не знаю. Ведь дураку понятно, что жениться во второй раз я не собираюсь. Дело не в каких-то чувствах, а обычном расчёте. Есть одна старшая ветвь нашей фамилии, а ещё две младшие от Пети и Лёши. Запутывать ситуацию просто глупо. Хватит России Алексея Михайловича, чуть было не устроившего гражданскую войну на ровном месте. Благо мой предок Иван Алексеевич оказался человеком слабым и не претендовал на власть. Зато наследники его братца Петра не упустили возможности расправиться с ненужными соперниками. И я с матерью тому пример.
Но к чёрту семейные разборки Романовых. Меня до сих пор трясёт от придворных, не стесняющихся интриговать над телом покойной Кати.
Только дети и остальные родственники стали якорем, не позволившим выплеснуться накопившейся ярости. Саша с Аней не отходили от меня, а Ваня с Антоновскими присутствовали на ужине, где мы старались не говорить о покойной.
Сегодня был тяжёлый день, и все уже отправились спать. Я же сидел в кабинете и пытался читать бумаги. Только мысли постоянно возвращались к Кате. Не знаю, как мне теперь без неё. Странно, но именно сейчас я понял, что любил супругу. Пусть вначале наш брак больше напоминал союз двух личностей, больше противостоящим общим врагам. Но постепенно ситуация изменилась, и я уже не видел себя с другой женщиной. Несмотря на то, что вокруг всегда крутилось немало красоток. Да и не тянуло меня никуда. Ведь с женой у нас было полное взаимопонимание, в постели тоже.
Ловлю себя на мысли, что будь Катя жива, мы всей семьёй сели играть в лото. Далее, дети пошли бы спать, а мы сели обсуждать прошедший день. Советы жены и её взгляд на ситуацию со стороны, всегда оказывались полезными.
Звоню в колокольчик, и в кабинет тут же входит Пафнутий. Не успеваю произнести слова, как он машет рукой и в дверном проёме появляется лакей с подносом, на котором стоит бутылка с бокалом. Я давно перестал удивляться талантам своего камергера, угадывающего мои желания. Киваю ему в знак благодарности и делаю хороший глоток. Вино волной ухнуло в желудок, тут же вернувшись приятным теплом в голову. Так можно и спиться, приходит запоздалая мысль. Допиваю бокал и наливаю новую порцию. От пития я никогда особо не зависел, но сегодня надо расслабиться. Иначе завтра или послезавтра я наделаю глупостей.
Решаю пересесть в кресло у камина. Люблю я смотреть за играми пламени. Завораживает, знаете ли. Тут раздаётся стук в дверь, и снова появляется Пафнутий. Только сейчас его лицо сосредоточено и даже растеряно. Что не свойственно обычно весёлому камергеру.
— Ваш отец, только что скончался. Лёг почивать, слуга сходил за лекарством, а Его Высочество уже не дышит, — прохрипел слуга.
— Ступай, — произношу в ответ после затянувшейся паузы.
Тянусь к бутылке, но вместо того, чтобы налить вина, с силой бросаю её в стену. Глядя на красное пятно, растекающееся по обоям, понимаю простую вещь.
Я снова один. Всегда один. За что?
Глава 12
Октябрь 1780 года, Санкт-Петербург, Российская империя.
— Мой король настоятельно рекомендует Вашему Величеству изменить политику и пойти на переговоры. Сейчас Россия просто рушит все многолетние связи, установленные с Францией. В итоге вы не сможете добиться захвата проливов, но поссоритесь со всей Европой! И это не преувеличение.
Маркиз де Верак старался соблюдать дипломатический протокол, но периодами из него лезло высокомерие с пренебрежением. Наверное, он перепутал нас с Данией, где трудился последние пять лет? Вообще, неуважительное отношение к России достаточно распространённая черта европейских монархий. Что выражалось даже в назначении послов. Не сказать, что к нам посылали бездарей или откровенных болванов. На моей памяти только два посла отличались своим умом — английский и прусский. Да и то, с недавно вышедшим в отставку бароном Зольмс-Зонневальде пруссакам просто повезло. Вернее, тогда страны зализывали последствия Семилетней войны, а Фридрих искал союза с Екатериной. Потому и прислал достаточно толкового чиновника. Англичане всегда уделяли много внимания столь важному направлению. Ведь от нас зависело снабжение их флота. И после фиаско графа Макартни и лорда Кэткарта, проваливших свои задания, Лондон прислал очень ловкого и обаятельного Джеймса Харриса. Первый граф Мамсбери сразу взял быка за рога, начав весьма бурную деятельность, встраиваясь в столичное общество. При этом он не спешил и знал меру.