Легкое прикосновение откидывает мои волосы назад, и я с трудом открываю глаза. На лбу у меня прохладное полотенце, и я стону от того, как приятно оно ощущается на горячей коже.
– Адам, приподнимись.
Я приподнимаюсь для того, чтобы проглотить две таблетки и запить их водой, и падаю обратно на матрас.
– Скар, – бормочу я, несмотря на резкую боль в горле.
– Засыпай, – шикает она.
– Не уходи. Останься.
Я чувствую, как она касается моей щеки губами.
– Я никуда не собираюсь. Ты победил. Я здесь.
Ее слова сбивают меня с толку, но я лишь киваю, на данный момент мне достаточно ее подтверждения.
– Хорошо. Спокойной ночи, детка, – бормочу я, прежде чем провалиться в сон.
Глава 22. Адам
– Еще десять секунд! – перекрикиваю я громкий стук утяжеленных скакалок по полу. Скарлетт раз за разом поднимает их в воздух и опускает вниз.
Ее плечо в необычайно хорошей форме. Оно никогда не станет прежним, но после восьми недель физиотерапии, думаю, это лучший результат из возможных.
Скакалки весят меньше, чем она привыкла, – на самом деле намного меньше, – но я думаю, что она просто счастлива заняться сегодня чем-то другим. Это доказывает, как усердно она работала и как далеко продвинулась.
По ее лицу катится пот и пропитывает майку, оставляя мокрое пятно под вырезом. Крохотный намек на улыбку заставляет меня светиться от гордости.
– Хорошо. Бросай их.
Скакалки падают на пол. Скарлетт откидывает голову назад и глубоко дышит.
– Как я справилась?
– Прекрасно, Скар. Ты была идеальна. И так сильно продвинулась с тех пор, как мы начали.
Она улыбается, убирая со лба волосы, выбившиеся из пучка.
– Мне помогли.
– Нет, это все ты. Я просто стоял здесь и выкрикивал приказы.
– Адам, просто прими комплимент. Я нечасто их раздаю.
В ее глазах мелькает озорной блеск, который пробирает меня до глубины души.
– Если ты настаиваешь. Благодарю.
Она кивает и начинает кусать губу, глубоко задумавшись. Но спустя мгновение выпаливает:
– Я хочу выйти на лед.
– Хорошо. Я могу открыть для тебя каток.
– Нет. Я имею в виду с тобой. Я хочу… не знаю. Может, мы могли бы побросать шайбы. Я правда чертовски соскучилась, Адам. Я хочу не просто стоять и смотреть. Я хочу взять в руки клюшку и прицелиться по воротам, пока не забыла эти ощущения, – тараторит она, теребя подол майки. – Я готова.
Черт. Смотреть, как она преодолевает трудности, которые свалились на нее после травмы, – самое прекрасное, что я видел в жизни. Мне хочется рвануть через комнату и зацеловать ее, пока не исчезнут последние сомнения.
– Ты никогда не забудешь это ощущение, потому что я тебе не позволю. Проклятье, ты сама себе не позволишь и только что доказала это. Если хочешь сыграть один на один, мы сыграем. Если хочешь, чтобы я встал в ворота и сделал вид, что обладаю талантом вратаря, я сделаю для тебя и это. Что угодно, Скарлетт. Я могу попросить Бри открыть каток, и мы проведем на льду весь день, если хочешь.
Она часто моргает:
– Ты серьезно?
– Конечно. Надевай коньки, встретимся там.
– Да, отлично. Я быстро.
Мои губы дергаются, пока я пячусь к двери, наблюдая, как она становится все более взволнованной, чем дольше мы смотрим друг на друга.
В дверях я подмигиваю:
– До встречи.
Я прижимаю клюшку к бедру, когда хлопает дверь катка. Резко повернув голову, я вижу, что Скарлетт идет к калитке в борте в своих сделанных на заказ черно-желтых коньках и с клюшкой, очень похожей на мою.
– Желтый – твой любимый цвет? – спрашиваю я, с любопытством уставившись на обмотанный яркий конец ее клюшки.
Она смотрит на меня без всякого выражения.
– А ты ожидал, что черный?
– Ты сама сказала, – ухмыляюсь я.
– Ты смешной, – невозмутимо отвечает она.
Она ставит клюшку на лед и опирается на нее. Ее взгляд падает на свежую обмотку моей клюшки.
– А твой любимый цвет, получается, красный?
– В последнее время да.
– Почему? – Она прищуривается, как будто мой ответ ее задел.
Мои губы расплываются в улыбке.
– Разве это не очевидно?
Она качает головой.
– Потому, Скарлетт, что он напоминает мне о тебе.
– Ох, – бормочет она, ее щеки заливает красно-розовым цветом, который я обожаю.
Я подъезжаю к ней, останавливаясь, только когда наши коньки соприкасаются. Скарлетт смотрит на меня, широко распахнув голубые глаза, одновременно удивленная и заинтригованная. Я поднимаю руку и накручиваю на палец выбившийся локон. Он гладкий, как шелк, и именно такой упругий, как мне запомнилось.
– Ты становишься идеального красно-розового цвета каждый раз, когда я к тебе прикасаюсь. Это меня возбуждает, – признаюсь я, и как будто в доказательство моих слов ее уши краснеют. – Где еще ты розовая, Скарлетт?
Ее дыхание срывается, и она подается мне навстречу. Я опускаю взгляд на ее губы, а ладонь прижимаю к ее щеке, проводя большим пальцем по скуле.
– Я хочу поцеловать тебя еще раз. Но не стану.
– Почему нет?
Я опускаю голову, чтобы коснуться ее носа своим.
– Потому что, когда я это сделаю, то не смогу остановиться. А ты к этому не готова.
С этими словами я отстраняюсь и медленно отъезжаю на безопасное расстояние. Скарлетт не двигается с места, и я использую эту паузу, чтобы взять себя в руки.
Я сказал ей, что терпелив, и я терплю. Но это не значит, что меня не убивает невозможность ее заполучить. Я уже давно смирился с тем, что мои чувства к ней никуда не денутся. Наоборот, они с каждым днем становятся только сильнее. Нет смысла с ними бороться.
Я принадлежу ей. Остается только надеяться, что она не бросит меня на произвол судьбы.
Впустить ее в свою жизнь – это риск, но я все время думаю о том, что Грейси сказала мне по телефону. Я отодвигаю свою личную жизнь на задний план уже десять лет. Купер не только мой сын, но и мой самый большой болельщик, и, если он согласен рискнуть, мне тоже следует хотя бы попытаться.
Своим вмешательством он уже сблизился с ней, и знание, что она ему нравится и он тоже хочет понравиться ей, немного успокаивает меня перед лицом неизвестности.
– Я ужинаю с Лео после сегодняшнего матча плей-офф, – говорит Скарлетт у меня за спиной. Мои плечи напрягаются, а в животе образуются колючки. Ревность? – Если я забью больше тебя, скажем, с синей линии, пойдешь со мной?
Я разворачиваюсь. Она стоит на том же месте.
– А если ты не выиграешь?
Она коварно улыбается и заявляет:
– Выиграю.
От этого простого слова мой член напрягается в трусах.
– Тогда вперед, сорвиголова. Сколько попыток? Пятнадцать?
– Годится.
Скарлетт объезжает меня и берет ведро с шайбами, которое мы обычно держим у кромки льда. Поставив ведро, она ударом ноги опрокидывает его и начинает клюшкой делить шайбы на две кучки.
Когда две горки по пятнадцать шайб готовы, я слегка отъезжаю назад, освобождая ей место. Скарлетт выбирает шайбу и несколько раз гоняет ее туда-сюда по льду, после чего останавливает.
Я с восхищением наблюдаю за тем, как она обхватывает пальцами клюшку, одним быстрым движением отводит ее назад и бьет.
Шайба летит и в следующую секунду ложится в центр ворот. Скарлетт фыркает.
– Я целилась не туда.
Я недоверчиво поворачиваюсь к ней:
– Точно в центр для тебя недостаточно хорошо?
– Да, – говорит она, выбирает следующую шайбу и бьет, на этот раз кистевым броском.
Повторюсь, она в идеальной форме. Удар – и шайба влетает в верхний левый угол ворот.
– Уже лучше, – комментирует она.
– Не думал, что ты можешь стать еще сексуальнее, но я ошибался. Очень-очень ошибался.
Она смотрит на меня через плечо, подняв брови:
– Ты хоккейная зайка, Адам?
Я широко улыбаюсь:
– Когда дело касается тебя, кажется, я могу быть кем угодно. Но Адам Хоккейная Зайка звучит неплохо, а?
– Точно. – Она бьет еще раз и забивает четвертую шайбу. – Может, я закажу тебе кружку с новым прозвищем взамен той, что ты заказал для меня.
– Ты ее нашла? – Я заказал ее несколько недель назад. Самое время. – Она еще цела?
Она посылает в ворота еще две шайбы.
– Я подумывала бросить ее под машину, но здешняя дорога слишком безлюдная. Мне пришлось бы несколько часов торчать в кювете.
Мой громкий смех отражается от стен. Скарлетт дарит мне одну из своих редких улыбок, которая пронзает грудь.
Она снова отворачивается, прицеливается и бьет по оставшимся шайбам. Все, кроме одной, оказываются в воротах, и хотя, соглашаясь на этот спор, я заранее знал, что не собираюсь выигрывать, альфа внутри ворчит из-за неминуемого проигрыша.
– Готов? – спрашивает Скарлетт с намеком на озорство в голосе.
Я подъезжаю к ней и целую в щеку:
– Думаю, да.
Перехватив клюшку покрепче, я поворачиваюсь, чтобы взять шайбу.
– Во сколько ужин? Мне надо узнать, кто сможет присмотреть за Купером, хотя он, наверное, в любом случае попросится поехать к Мэддоксу после школы.
– В восемь.
Я киваю, размахиваюсь и отправляю шайбу в ворота. Когда она звякает о верхнюю штангу и отлетает к бортику, Скарлетт хмыкает.
– Похоже, Купер с Мэддоксом довольно близки.
– Они почти ровесники. Если вдаваться в подробности, вся компания очень дружна, но клан Хаттонов нам ближе всех. Когда Купер был маленьким, мы много времени проводили с ними.
Еще два удара. Два гола.
Я чувствую ее любопытство даже на расстоянии.
– Вы не близки с родителями? – спрашивает она.
Мой следующий удар сильнее предыдущих и совершенно мимо ворот.
– Нет. Мы очень разные люди.
– Они угрюмые? Грубые? Или из тех, у кого стакан наполовину пуст?
Я поворачиваюсь к ней и выдыхаю. Скарлетт пристально смотрит на меня, как будто хочет, чтобы я вскрыл грудную клетку и выложил на лед перед ней все свои секреты до единого. Она и не подозревает, что ей достаточно просто вручить мне нож.