– Хочешь, я схожу с тобой? Какой день тебе нужен? Я могу освободить нас обоих, – предлагает он.
Я качаю головой:
– Не надо. Как бы сильно мне ни хотелось, чтобы ты был рядом, это только подводит нас к другой моей проблеме.
Он замирает:
– Какой проблеме?
– Я больше не могу быть твоей сотрудницей, Адам. Я не могу быть с тобой и одновременно работать на тебя. Так не получится, – хриплю я.
От эмоций печет глаза, и я пытаюсь прогнать слезы.
– Ты работаешь не на меня, Скарлетт. Ты работаешь на Уиллоу и других хоккеистов, которые приходят в «ЛКУ» в поисках тренера с твоими навыками и опытом.
– Все будет иначе, чем сейчас. И что подумают остальные? Что ты теперь спишь со своей сотрудницей? Я не могу так навредить твоей репутации и не хочу тебя потерять. Мое увольнение – единственный вариант.
Адам отпускает меня и делает шаг назад. Его взгляд становится настороженным. Мне хочется потянуться к нему, но я трушу и оставляю руки висеть вдоль тела.
– К черту мою репутацию, Скарлетт, – громко, почти зло говорит он. – Она ничего не значит по сравнению с тобой. И все знают, что ты получила работу благодаря тому, как чертовски потрясающа на льду. Благодаря тому, как сияешь каждый раз, когда аплодируешь Уиллоу, каждой медали, которую выиграла, и рекорду, который побила. Ты получила работу потому, что заслужила ее. Ты не потеряешь меня.
– Я получила ее, потому что была единственной звездной спортсменкой, болтающейся без карьеры и нуждающейся в причине выходить из дома.
Слова кажутся неправильными, как будто я больше не верю в них до конца.
Адам проводит пятерней по волосам, потом по напряженно сжатой челюсти. Его взгляд мечется по кухне.
– Ты провела в «ЛКУ» несколько месяцев, и я видел, как ты влюбилась в то, что делаешь. Когда мы встретились, ты не хотела иметь ничего общего с хоккеем. Ты думала, что из-за травмы потеряла все – той самой травмы, которую изо всех сил старалась вылечить, если забыла. Проклятье, Скарлетт. Это твой второй шанс. Возможно, это не то, чего ты ожидала, и да, ты больше не выиграешь олимпийскую медаль и не забьешь победный гол в сезоне, но разве все это действительно важно? Разве это важно, когда ты нашла что-то другое, приносящее тебе такой же кайф? То же чувство успеха. Счастья.
Его слова – идеально нацеленные пули правды. И каждая из них впивается глубоко в сердце.
Я всхлипываю, привлекая его внимание. Наши глаза встречаются, и его взгляд неожиданно смягчается.
– Пора перестать ненавидеть себя за то, что случилось, и поменять точку зрения. Твой стакан не наполовину пуст, детка. Больше нет.
Глава 28. Скарлетт
Слова Адама тяжело повисают в воздухе.
Все, что он сказал, правда. Хлестнул меня по щеке реальностью, и я пошатнулась от оставшегося жжения.
Это не плохое жжение, но такое, которое не проходит легко.
Адам был прав, когда сказал, что я ненавидела себя за полученную травму. И я до сих пор виню себя за то, что случилось, но не за произошедшее после нее. Я не могу. Больше не могу.
Я знаю, что если бы была более внимательна во время того матча, то не пропустила бы летящую на меня соперницу. Я не врезалась бы в борт и не травмировалась. Но именно из-за этого я решила приехать домой, и после всего, что произошло за последние несколько месяцев, я снова и снова делала бы этот выбор.
Если бы я не приехала домой, то не узнала бы, что мама больна. Я не смогла бы помочь ей и упустила бы время, которое провожу сейчас с ней.
Если бы я не приехала домой, то не встретила бы Адама. И Купера, и Уиллоу. Не узнала бы радости и счастья помогать талантливым юным спортсменам.
Мое плечо никогда не будет прежним. Даже останься я в Калгари и продолжай лечение после операции со своим предыдущим физиотерапевтом, результат все равно был бы таким же, как сейчас. Только я не узнала бы, что ждало меня здесь.
Нельзя сказать, что я больше не грущу. Или не огорчаюсь. Разве это возможно? У меня больше не будет шанса достичь того, на что способны очень немногие.
Разница в том, что сейчас я смогу жить с этим. Могу использовать это как мотивацию становиться лучше, как стимул, если будет необходимо. Воспоминания останутся со мной навсегда. Просто пришло время создавать новые.
Груз падает не только с плеч, но и с души. Мне потребовались месяцы, чтобы дойти до этой точки, и теперь я чувствую, что снова могу дышать.
Мама не должна тратить те хорошие годы, что у нее остались, наблюдая за сломленной девушкой, которая потеряла все и сдалась. Она должна запомнить меня той, которая поднялась после падения и нашла причину бежать дальше.
– Ты правда хочешь, чтобы я осталась в «ЛКУ»? – мягко спрашиваю я, наконец нарушая тишину в кухне.
Адам отвечает без колебаний, его глаза сияют невиданной ранее искренностью.
– Да. Ты хочешь остаться?
– Да.
«Отчаянно».
– Тогда скажи, что я могу сделать, чтобы тебе было комфортнее. Если работа со спортсменами делает тебя счастливой, я не хочу, чтобы ты прекращала. Особенно из-за меня. – Он морщится и прочищает горло.
Вдруг его глаза тускнеют, как будто внутри щелкнули выключателем.
– Если отношения со мной лишат тебя этой возможности, то скажи слово – и я уйду.
– Что?
Я таращусь на него, открыв рот. Тело прошибает холодный пот, который сменяется неожиданным раздражением, направленным на Адама.
– А как же твое счастье? – вырывается у меня. – Когда ты начнешь ставить себя на первое место? Ты достоин того, чтобы получать все, что хочешь, Адам. Тебе не нужно все время приносить жертвы ради других людей.
Я застаю его врасплох, и ему требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя. Как только это происходит, он смеется. Я хмурюсь, но он только сильнее смеется.
– Я уже ставлю себя на первое место. Ты не понимаешь? Риск, на который я пошел, познакомив тебя со своим сыном, с друзьями, дав лучше узнать меня, это был мой способ поставить себя на первое место.
Я сглатываю.
– Тогда почему ты готов, что все это окажется зря…
Он качает головой.
– Не договаривай. Ты должна выслушать меня, Скарлетт Картер, потому что, несмотря на всю мою любовь, иногда мне хочется встряхнуть тебя, чтобы в твоей голове все встало на место.
У меня такое ощущение, будто кто-то сунул руку внутрь и схватил мое сердце. Мое дыхание становится неровным, прерывистым. «Что?»
Адам сокращает расстояние между нами и накрывает ладонью мою щеку. Его глаза больше не тусклые, они сияют. Ярко горят, пока он прослеживает большим пальцем изгиб моей верхней губы.
– С той секунды, как ты вошла в мой кабинет, меня захватило вихрем твоих язвительных замечаний и недовольных взглядов, которые до боли хотелось изменить. Я стал одержим желанием больше узнать о тебе, так что занялся именно этим.
Я узнал, что ты пьешь только черный кофе, потому что любишь его горький вкус. Я знаю, что ты всегда шнуруешь левый конек раньше правого, потому что это был твой ритуал перед игрой, а ты никак не избавишься от этой привычки. Я знаю, что ты не расчесываешь свои кудряшки, потому что становишься «похожей на одуванчик», и я знаю, что у тебя слишком большое сердце. Черт, детка, я не могу перестать искать информацию о тебе, потому что безумно в тебя влюбился.
И именно потому, что люблю тебя, я готов отказаться от своего счастья, чтобы ты получила все, чего хочешь в жизни. Если ты хочешь, чтобы я отказался от этого – от нас – и будешь подчиняться только Бэнксу, я сейчас же это организую, даже если сломаюсь в процессе. Если ты прямо сейчас скажешь подыскать тебе другую работу в другом штате, черт, в другой стране, я это сделаю, если это будет значить, что ты не потеряешь любимое дело еще раз.
Слезы текут по моему лицу быстрее, чем Адам успевает их вытирать. Я накрываю его ладони своими. Он прижимается лбом к моему, и соприкасаемся носами.
– Я знаю, что ради меня ты пошла бы на такие же жертвы, на которые я готов пойти ради тебя. Поэтому ты собиралась уволиться, ведь была готова лишиться того, что любишь, лишь бы быть со мной, – ласково заканчивает он.
– Ты самый раздражающе счастливый человек, которого я знаю, но я все равно влюбилась в тебя, – отвечаю я, рвано смеясь. Слабая улыбка Адама становится полноценной. – Ты невероятный, Адам, во всех смыслах. Я не думала, что когда-нибудь найду что-то, вызывающее у меня те же чувства, что и хоккей, но вместо этого нашла нечто лучшее. Я люблю свою работу. Но тебя я люблю больше.
Эти слова кажутся правильными. Словно уже некоторое время просились наружу, но я была слишком полна разочарования и ненависти к себе, чтобы их заметить.
– Очень приятно слышать это от тебя, – выдыхает Адам, прежде чем накрыть мои губы агрессивным поцелуем.
Я обвиваю его шею руками и притягиваю ближе, отвечая на поцелуй с поспешностью, которая говорит все, что я не смогла выразить словами.
Этот мужчина любит меня, несмотря на все недостатки и мой далеко не привлекательный характер. Каким-то образом мы просто совпали. Нас притянуло друг к другу как магниты, с самой первой встречи. Это было невозможно остановить.
Мы были неизбежны.
Адам открывает для меня пассажирскую дверь своей машины. Я выхожу, и летнее солнце жарит шею и плечи, заставляя поморщиться.
Он берет меня за руку и переплетает наши пальцы, прежде чем захлопнуть за мной дверь. Я неровно выдыхаю и пытаюсь собраться перед тем, как мы пойдем к дому.
– Я не знаю, к чему готовиться, – признаю я.
– Хочешь, я зайду с тобой? – Адам гладит большим пальцем тыльную сторону моей кисти.
Я качаю головой:
– Я не знаю, как она себя поведет, когда увидит меня. Наверное, лучше тебе не заходить.
Даже если расставаться с ним – последнее, чего мне хочется после того, что произошло утром.
После поцелуя мы не стали задерживаться на кухне. Вскоре позвонила миссис Макконнелл и сказала, что с мамой все в порядке. Она растеряна, сбита с толку и смущена, но в порядке.