Завершив разговор, Адам еще раз чмокнул меня в губы и проводил обратно в спальню. Он помог найти мои вещи и после того, как мы оба оделись, привез сюда.
Мамина машина осталась стоять возле клуба, и, несмотря на мои уговоры, Адам настоял, что вечером пригонит ее к моему дому. Мой пульс не успокаивается несколько часов, и я не могу не заметить, какое необыкновенное чувство – быть настолько помешанной на одном человеке.
Адам понимающе кивает, хотя я вижу, что ему хочется меня поддержать.
– Готова?
– Я должна, верно?
– Нет. Ты должна только попытаться. Это непростая ответственность, но ты очень достойно несла ее груз. Теперь я рядом, и, когда мы найдем сиделку, она тоже будет помогать. Ты справишься, Скарлетт. Я знаю.
– Спасибо, – шепчу я, и от меня не ускользает использование слова «мы».
Его слова придают мне достаточно уверенности, и я веду нас к дому.
– Во сколько тебе нужно забирать Купера? – спрашиваю я, чтобы отвлечься.
Мы доходим до гаража, когда он отвечает:
– После обеда. Скорее всего, он еще не вставал.
– Соня, да?
Адам смеется.
– Ага. Я думаю, он до сих пор восполняет весь сон, которого нам не хватало, когда он был маленьким. Он любил поиграть в машинки в два часа ночи.
– Дай угадаю. Ты вставал и играл с ним каждую ночь?
– Каждую.
Дойдя до крыльца, я бросаю взгляд на Адама. Он с любопытством смотрит на горшок с высоким подсолнечником.
– Я сделала его в третьем классе.
Когда-то горшок был ярко-оранжевым с пушистыми белыми облаками и моим именем на боку, но после стольких лет на улице краски потускнели, а у горшка откололись кусочки.
– С тех пор мама держит его на крыльце. Уверена, что за много лет в нем росли все виды цветов, известные человеку.
Адам, улыбаясь, смотрит на меня.
– Она тебя любит. На самом деле обожает. На вас приятно смотреть.
Мое сердце сжимается.
– Да. Любит. Я ее тоже.
Он сжимает мою ладонь, и я понимаю, что тяну время у крыльца.
– Давай, Суровая Специя. Все будет хорошо.
– Будет, – повторяю я, выпрямляя спину.
Мы вместе поднимаемся на первую ступеньку, потом так же на вторую, слишком быстро оказываясь у двери.
– Я несколько минут подожду в машине, ладно? Если понадоблюсь, просто выйди или позвони мне. Я не уеду, пока ты не скажешь, – говорит Адам, когда я берусь за дверную ручку. Наши руки по-прежнему соединены.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, – шепчу я, и в горле встает ком. Не знаю, страх ли это, но на вкус точно он.
На лице Адама отражается уверенность, решимость.
– Тогда я не уйду. Я с тобой.
Я слишком сильно хочу, чтобы он остался, поэтому не настаиваю на обратном. Вместо этого я открываю дверь и веду его в дом.
Глава 29. Адам
Скарлетт практически вибрирует от нервов, когда мы проходим в дом.
Слева от прихожей слышны тихие голоса, туда Скарлетт и направляется первым делом. Я иду за ней, держась близко, но не слишком, и вдыхаю аромат цветов, которые, кажется, стоят в каждой комнате.
Их дом маленький, но ухоженный. Он уютный и приветливый, как место, где хочется расслабиться и побыть в одиночестве. На стенах не так много семейных фотографий. Похоже, их держат на пробковой доске над коробкой с пряжей. К доске прикреплено несколько снимков, и я обещаю себе, что, когда мы закончим, рассмотрю их все.
Скарлетт ведет нас в маленькую гостиную, где стоит кресло цвета зеленого мха с высокой спинкой и толстыми подлокотниками, в углу высокий торшер, на стене телевизор, по которому идет какой-то фильм от «Холлмарк»[15], и множество цветов вдоль стен.
Амалия сидит в кресле и смотрит в большое круглое окно на пышный садик.
– Мама? – выдыхает Скарлетт одновременно с облегчением и испугом, и мне невыносимо, что я не могу сделать для нее больше.
Как бы сильно я ни хотел помочь, я совершенно не компетентен. Я как рыба, вытащенная на берег, когда дело касается болеющих членов семьи. Или семьи вообще. По крайней мере, если говорить о кровной связи.
Я не могу ничего сделать или сказать, только предложить свою поддержку во всем, что она делает.
Амелия резко втягивает воздух и разворачивается лицом к нам. На ее щеках расцветает румянец, когда она замечает рядом с дочерью меня и наши переплетенные пальцы.
– Боже. Посмотрите на себя. Я даже отсюда чувствую любовь, – вздыхает она.
Мама Скарлетт одета в бледно-розовую ночную рубашку до пят и молочно-белые тапочки. Очевидно, что она не ожидала моего появления, но я рад и испытываю облегчение от того, что сюрприз ее не расстроил.
– Доброе утро, Амелия. Просто преступление так прекрасно выглядеть в такую рань, – делаю я комплимент, широко улыбаясь. – На вашем фоне остальные плохо смотрятся.
Скарлетт тихонько смеется, а ее мама, покраснев, отмахивается от меня.
– Адам, вы обеспечите старушке сердечный приступ.
– Ты не старушка, – возражает Скарлетт.
– Ну, мои сморщенные ягодицы говорят об обратном.
– Мам! – вопит Скарлетт, а я разражаюсь смехом.
– Вы прирожденный комик, Амелия, – подмигиваю я.
Женщина невинно смотрит на Скарлетт:
– Я что-то не то сказала?
– Да, – отвечает моя девушка одновременно с моим «нет».
Скарлетт в раздражении поворачивается ко мне.
– Ты не помогаешь.
Улыбаясь, я притягиваю ее ближе и шепчу:
– Прости, детка.
– Ага, точно.
– Адам, вы не будете против, если я украду свою дочь на остаток дня? – почти застенчиво спрашивает Амелия.
Она заинтригованно наблюдает за нами и, вероятно, хочет засыпать дочь миллионом вопросов. Скарлетт смотрит на меня и ободряюще кивает.
Я встречаю ее взгляд и сжимаю руку, словно спрашивая, уверена ли она, и когда девушка одними губами произносит простое «да», я ей верю.
– Конечно, нет. Мне надо забрать сына через пару часов и закончить подготовку к ярмарке, которая пройдет в следующие выходные, так что уверен, я найду чем заняться, – говорю я.
Глаза Амелии загораются от восторга.
– Ярмарка? Я много лет не была на них. – Она смотрит на дочь. – Ты идешь, солнышко? Возьмешь старушку с собой?
Никто из нас не говорит ей, что это ежегодное мероприятие и проводится последние восемь лет. Скарлетт улыбается матери:
– Конечно, мам. Все в «ЛКУ» будут счастливы познакомиться с тобой.
Амелия выгибает бровь.
– Ты меня расхвалила, да? Моя девочка.
– Она вас обожает, Амелия. Правда, – говорю я.
Когда женщина улыбается мне слишком печально для счастливого человека, Скарлетт придвигается ближе и говорит ей:
– Давай я сделаю лимонад, и мы посидим на веранде? Я расскажу тебе про ярмарку, а ты расскажешь, как провела ночь. Согласна?
– Согласна, солнышко, – ласково отвечает Амелия.
Она быстро подходит и обнимает меня прежде, чем я понимаю, что происходит. Я едва успеваю обнять ее в ответ, как она шепчет:
– Спасибо. Спасибо, что заботитесь о ней для меня.
После этого Амелия быстро отстраняется, а я остаюсь с пересохшим горлом, не находя слов. С искренней улыбкой она сжимает мою ладонь и скрывается в арке, которая, по моим предположениям, ведет в кухню.
Скарлетт встает передо мной и, положив руки мне на грудь, смотрит в глаза.
– Я правда считаю, что твое присутствие помогло. У нее не было выбора, кроме как справиться с собственными эмоциями. Твой флирт сработал.
Я ухмыляюсь:
– Это был не флирт, Суровая Специя. Ты единственная за десять лет женщина, с которой я флиртовал. А тут я был честен. Как думаешь, мы заслужили ее одобрение?
– Ты заслужил ее одобрение в тот момент, когда она врезалась в тебя с цветком в руках.
Я поддеваю ее подбородок пальцами и слегка отклоняю голову назад:
– Хорошо. Хотя я был бы здесь и без него. Просто так получилось менее неловко.
И с этими словами я целую ее на прощание.
Когда я захожу на кухню Хаттонов, Мэддокс и Купер уплетают за столом стопки оладий. Ноа рисует за маленьким детским столиком неподалеку, а Адалин сидит на коленях у Авы рядом с мальчиками.
Ади замечает меня первой, и ее зеленые глазки загораются.
– Дам! Дам!
Мальчики поворачиваются ко мне, и Ноа говорит:
– Адам, Ади. Он Адам.
Сестра, не моргая, смотрит на него.
– Дам.
– Ага, – ворчит Ноа и возвращается к рисованию.
– Привет, пап, – говорит Купер с набитым ртом и быстро запивает оладьи апельсиновым соком. – Ты рано.
Я смотрю на часы.
– Одиннадцать часов. Я приехал обсудить с Авой планы по ярмарке и пока не тащу тебя домой.
Ава ставит локоть на стол и подпирает рукой голову.
– Мы ждали тебя намного позже.
– Намного-намного позже, – добавляет Оукли из-за моей спины. Он хлопает меня по плечу и подходит к жене и дочке.
Адалин широко улыбается и восторженно машет рукой, когда папа целует ее в макушку и нежно тянет за тонкий хохолок на голове.
– Папочка!
– Привет, малышка, – мурчит он и наклоняется поцеловать Аву. Та с улыбкой поднимает на него взгляд.
– Папа, во сколько нам забирать Брэкстон? – спрашивает Мэддокс, проводя пальцем по сиропу в тарелке и поднося его ко рту.
Оукли плюхается на стул рядом с ним.
– А во сколько ты хочешь?
Купер фыркает от смеха, и Мэддокс щипает его за руку.
– Ой!
– После обеда, – говорит Мэддокс.
– Ого. Я понял. Ты предпочитаешь проводить время с девчонкой, чем со мной, – вздыхает Купер.
Мэддокс пожимает плечами:
– Она смешнее.
– Она пахнет цветами, – морщит нос Купер.
– Мне нравится, как пахнут цветы.
– С каких пор?
– С тех пор, как я решил, что мне нравятся цветы.
– Ох, какое совпадение.
– Заткнись, Купер.
– Заставь меня, Докси-шмокси.
Мэддокс сталкивает его со стула, и Купер вскрикивает, приземляясь на зад. Я смеюсь в кулак, когда Купер хватает Мэддокса за руку и валит на пол.