Это был тяжелый день. Наверное, один из самых тяжелых в моей жизни. Но в конечном счете это было правильное решение.
С каждым месяцем мамина память слабеет все сильнее, а вслед за ней меняется и искажается ее личность. Бывают дни, когда я ее совсем не узнаю, но где-то в глубине души она все та же женщина, которая держала мои волосы, когда меня рвало после первой вечеринки со спиртным, и которая уволилась с работы, когда мне было шестнадцать, потому что начальство не одобрило ей отгулы, чтобы отвезти меня на соревнования.
Было трудно, но мы выжили. Она обожает Купера и Адама, и в хорошие дни все отлично. Мы держимся именно за эти дни.
Она уже несколько недель ждет осенней выставки Купера, а ему не терпится покрасоваться перед ней. Это будет полезно для всех нас.
– Йо, Купер! Иди посмотри фотки моей новой машинки!
Мы все поворачиваемся к компании мальчишек у фонтанчика для питья. Самый высокий, в надетой козырьком назад бейсболке, машет как сумасшедший.
Купер смотрит на нас с отцом и ворчит:
– Меня не интересуют машинки на радиоуправлении.
Адам ерошит его волосы.
– Веди себя хорошо. Увидимся в спортзале.
– Хорошо, только не ищите мой стол. Не подглядывайте, – бурчит Купер и лениво идет к компании парней.
Я давлюсь смехом, видя, как он изображает на лице улыбку и здоровается с друзьями. Он оглядывается на нас, показывает язык и, отвернувшись, присоединяется к разговору.
– Я с каждым днем вижу в вас все больше общего, – говорит Адам.
– Ты пытаешься намекнуть, что я не люблю людей?
– О, детка, я знаю, что ты не любишь людей.
Я закатываю глаза:
– Тебе это нравится, потому что дает возможность включить свое обаяние, чтобы компенсировать мою неразговорчивость.
– Именно.
Он прикусывает мое ухо и рукой, лежащей на моей спине, направляет меня к открытым дверям спортзала.
Мы проходим мимо многих родителей, все здороваются с Адамом и, соответственно, со мной. К тому времени как мы входим в спортзал, мои щеки болят от улыбок.
Мы устраиваемся у стены и ждем официального начала выставки. Адам поворачивается ко мне и, взяв за руку, переплетает наши пальцы.
– Я горжусь тобой, знаешь?
Я смотрю на него, и когда наши глаза встречаются, у меня в животе оживают бабочки.
– За что?
– За все. За твою маму, за Купера, за твою новую работу. Ты так много добилась с тех пор, как впервые вошла в мой кабинет.
При упоминании новой работы внутри пузырится оживление. Всего пару недель назад я согласилась на должность тренера детей до 15 лет в хоккейной команде Уиллоу, но мне потребовалось всего несколько дней, чтобы понять: это идеальное занятие для меня.
Одна из предыдущих тренеров решила все бросить и переехать в Квебек со своим женихом, поэтому в команде появилась вакансия, которую надо было срочно закрыть, и Уиллоу не раздумывая предложила меня. Я была немного шокирована, когда мне позвонила женщина и предложила работу, на которую я не претендовала, но именно Адам дал мне толчок, который был необходим, чтобы согласиться на нее.
В свободные дни я продолжаю тренировать в «ЛКУ», но теперь у меня есть что-то еще, дающее мне цель. Что подталкивает меня.
– Раз уж мы заговорили об этом, я в последнее время очень скучаю по нашим занятиям, – признаюсь я.
Его губы растягиваются в усмешке.
– Мы всегда можем устроить одно, когда закончим здесь.
– Думаю, это хорошая идея. Мы же не хотим, чтобы вся наша упорная работа прошла зря.
Я смотрю на него снизу вверх, приоткрыв губы, а между ног растекается мокрый жар.
Его глаза вспыхивают, и хотя я знаю, что школьный спортзал неподходящее место, чтобы заниматься сексом с Адамом, но не могу удержаться. Он делает со мной нечто такое, чего никому до него не удавалось.
– Ты доиграешься, и я тебя отшлепаю, как только вернемся домой в нашу постель, – хрипит он, сжимая мою ладонь.
Мой пульс разгоняется.
– Разве я не говорила тебе не угрожать мне удовольствием?
Я ахаю, когда он протискивает руку между моей спиной и стенкой и незаметно хватает за попу, сжимая ее в своей ладони.
– Помни, что ты сама нарвалась, милая.
– Не думаю, что это станет проблемой, – шепчу я, подаваясь навстречу его руке. Адам тихо стонет, и я коварно улыбаюсь. – Ты уверен, что сможешь удержаться следующие пару часов? Не хотелось бы, чтобы тебе было… неудобно.
Мои глаза опускаются на бугор в его джинсах.
Адам наклоняется и касается губами моего лба.
– Черт, я люблю тебя.
Подняв голову, я ловлю его губы в быстром поцелуе.
– Я тоже тебя люблю.
– А я люблю вас обоих. В смысле, посмотрите на себя. Любят и не боятся это показать, – слышу я мамин вздох.
Адам убирает руку, и мы оба поворачиваемся поздороваться с ней.
– Привет, мам.
– Амелия, вы сегодня прекрасно выглядите, – делает ей комплимент Адам.
Он всегда так делает, и она каждый раз превращается в пластилин. На самом деле это очаровательно.
Мама заливается краской, а я поворачиваюсь к черноволосой женщине рядом с ней.
– Спасибо, что пришли, Бриджит.
Бриджит по-доброму улыбается:
– А как же. Амелия весь день без умолку говорила об этом.
– А где мой малыш? Мне не терпится увидеть работы маленького Пикассо, – пыхтит мама.
– Он выйдет с минуты на минуту, – отвечает за меня Адам. – Почему бы нам с вами не поискать что-нибудь попить, пока ждем? Кажется, Купер говорил, что здесь будет лимонад.
– С удовольствием. Вы же знаете, как я обожаю лимонад.
Поцеловав меня в щеку, Адам говорит, что сейчас вернется, кладет руку маме на плечи и ведет ее мимо всех столов в начало спортзала.
Я не знаю, какой из столов Купера, но не смею противиться его приказам. Ведь ему не терпится все показать.
Кстати о нем, я замечаю, что этот кудрявый мальчик идет прямо ко мне. Он широко улыбается, когда замечает, что я смотрю на него. Я машу рукой.
– Эй, СП. А где папа? Мы готовы начинать.
Я киваю на стойку с напитками, где Адам поддакивает моей маме, которая что-то медленно говорит, держа в руке полный стакан лимонада. Он смеется, и, клянусь, даже с такого расстояния я ощущаю его веселье.
– Ох, ладно. Я покажу тебе свой стол первой, а они могут найти нас позже. – Купер хватает мня за руку и – уже во второй раз за вечер – тянет за собой. – Я все равно хотел увидеть твою реакцию раньше других. Пока папа не украл твое внимание, и я не упустил момент. Понимаешь?
Под кожей вспыхивают нервы.
– Звучит криповенько.
– Что это значит? Кажется, я не слышал этого слова раньше.
– Ты говоришь туманно. Это несколько пугает, действует на нервы.
– А, ясно. Да, я знаю, я такой.
– Ты не можешь быть менее криповым?
– Нет, – отрезает он.
Я давлюсь смехом.
– Тогда ладно.
– Оно того стоит, обещаю.
– Ну, если ты обещаешь, тогда я поверю тебе.
– Это верный ход. Спасибо.
Мы проходим мимо двух выставочных столов и пары плачущих родителей и останавливаемся перед столом, накрытым голубым покрывалом, к которому приколота белая полоска с именем Купера.
– Ладно, – начинает Купер, отпуская мою руку, и разворачивается на месте, чтобы загородить от меня лежащее на столе. – Я нарисовал это для тебя, но, если ты решишь, что это плохо, уродливо или еще что, мы уберем рисунок.
От одних этих слов мою грудь распирает от эмоций. Я взволнованно киваю, слишком боясь заговорить, не зная, смогу ли произнести что-либо внятное.
– Вот, – бормочет Купер, после чего отходит с дороги и сует руки в карманы худи.
Картина передо мной расплывается из-за слез, подступивших к глазам. Я часто моргаю, стараясь прояснить зрение, но вместо этого влага лишь стекает по лицу.
Перед бирюзовым озером стоят трое. Три человека, очень похожие на Адама, Купера и меня. Я перевожу взгляд на Купера: он нервно наблюдает за мной широко распахнутыми глазами.
– Ну ничего себе, я довел тебя до слез. Позвать папу? Да, пойду позову его, – сбивчиво говорит он и выглядит при этом, как олень в свете фар.
– Нет! – поспешно возражаю я. – Нет, все в порядке. Это мы?
Он кивает.
– Да. Я говорил, что ненавижу рисовать людей, и это правда, но миссис Джонсон твердила, что, может, мне будет приятнее рисовать людей, которых люблю.
Я прикрываю рот тыльной стороной ладони и сглатываю всхлип. Они со своим отцом меня доконают.
– Нельзя просто выпалить человеку, что любишь его. Предупреждать надо, – хриплю я.
– Упс, – виновато улыбается Купер.
– Я не знала, что ты меня любишь.
На его лице отражается любопытство.
– Почему нет?
– Мы знакомы всего несколько месяцев.
– Я думаю, это достаточно долго. Мне нравится, что ты в нашей семье. Думаю, ты ее дополняешь.
Из меня вырывается похожий на хныканье звук. Этот ребенок… этот ребенок что-то исключительное. Я бросаюсь к нему и крепко обнимаю, бормоча:
– Я тоже люблю тебя, Купер. Я буду рядом столько, сколько вы захотите.
– Значит, навсегда, – говорит Адам, присоединяясь к нам.
Я смотрю на него и замечаю, как сияют его глаза, когда он видит, что я обнимаю его сына.
– Вроде того, – соглашается Купер.
Адам заключает нас обоих в объятия, и я закрываю глаза, довольная и умиротворенная.
Я целую Купера в макушку.
– Звучит идеально.
Эпилог 2. Три года спустя. Адам
Пальцы ласково проходятся по дорожке волос над поясом моих боксеров, вырывая у меня стон. Накрываю нежную руку ладонью и подношу к губам. Касаюсь ладони губами, целую ее.
– Рано. Поспи еще, – хриплю я.
Вдыхаю аромат вишневых цветов и улыбаюсь, несмотря на закрывающиеся от усталости глаза. Скарлетт утыкается головой в мое плечо, осыпая кожу поцелуями.
– Не могу. Думаю, я слишком устала.
Я бессознательно кручу холодное серебряное кольцо на ее пальце, пока не касаюсь бриллианта в центре.
– Да? Я тоже. Во сколько мы собира