Грейси разевает рот.
– Правда потом получила травму, весьма опасную, как я слышал. Это правда? – спрашивает у меня Оукли.
Он отошел от своего приступа кашля и теперь выглядит очень любопытным.
Я морщусь и киваю:
– Разрыв плеча. Недавно она вернулась домой.
– Как ее восстановление, на твой взгляд? – спрашивает Тайлер.
Можно по пальцам пересчитать разы, когда я отказывался делиться чем-то со своими лучшими друзьями, но это один из них. Если я и научился чему-то после вчерашнего разговора со Скарлетт, так это тому, что она не стремится посвящать в свои дела незнакомцев. Я должен это уважать, поэтому выбираю обтекаемую формулировку.
– Она в порядке.
Технически, это не ложь.
– Что ж, я хочу с ней познакомиться. Наверное, она крутая, – вмешивается Грейси. – О! Пригласи ее на мой день рождения!
Я медленно моргаю. Мне автоматически хочется сказать «нет», но я знаю, что с Грей это не прокатит. К счастью, Оукли замечает мою молчаливую панику, поэтому приходит на помощь.
– Кто знает, пробудет ли она здесь так долго. С Адамом тяжело работать.
Нет, не к счастью. Я бросаю на него мрачный взгляд.
– Ну, как бы там ни было, я твой праздник не пропущу. Уже внес его в календарь, – говорю я.
Ее устраивает мой ответ, и она расслабляется в объятиях Тайлера.
– Адам никогда не откажется прокатиться на частной яхте, Грей, – со смешком встревает Оукли.
– Он прав, – хмыкаю я с издевательской улыбочкой. – Меня никогда раньше не приглашали на такое элитное мероприятие. Это большая честь.
– Это идея Тая, – возражает Грейси. – Меня бы устроил скромный ужин у нас дома.
Тайлер фыркает:
– Тебе исполняется тридцать. Мы не станем отмечать его тем, что и так делаем каждые выходные.
– Очень дельное замечание, – говорю я. – Это твой юбилей, Грейси. Позволь своему богатому мужу закатить для тебя вечеринку, которая заставит его бумажник рыдать.
– Не уверена, что даже аренда яхты проделает дыру в бумажнике Тайлера, – поддразнивает Ава, снова присоединяясь к нам.
– Говорит жена самого высокооплачиваемого хоккеиста в мире, – подкалывает Тайлер.
– Ой, помолчи, – отмахивается она. – Ужин готов, и я собиралась позвать детей. Но решила дать вам шанс подготовиться к хаосу.
В комнате раздается коллективный стон, и я невольно улыбаюсь.
Сейчас начнется настоящее веселье.
Глава 6. Скарлетт
Я уверена, что научилась кататься на коньках раньше, чем бегать. Я не помню первого раза, когда мои маленькие ножки коснулись льда, но глубоко в душе знаю, что права.
С самого первого раза, когда ледяной холодок катка вызвал дрожь в моем детском теле, я пропала. Конечно, я мало помню первые походы на каток, но знаю, что с возрастом они стали зависимостью – мне было необходимо это делать, чтобы чувствовать.
Для меня хоккей не просто спорт. Никогда им не был. Это образ жизни. Мое все.
Меня растила мать-одиночка, так что с финансами всегда было туго. Она трудилась на двух работах, но все равно денег едва хватало на оплату счетов. Наш дом был маленьким, но он принадлежал нам. Продуктов в холодильнике едва хватало, чтобы наполнить желудок. Но я не пропустила ни одного хоккейного сезона. С самой первой тренировки. Моя мама позаботилась об этом. И я до сих пор не понимаю, как она сумела.
А теперь? Теперь внутри меня пропасть, которую я не могу заполнить. Ощущение пустоты, которое грозит расползтись, как зараза, с каждым днем съедая меня все больше и больше.
Работать на Адама Уайта, тренировать спортсменов, которые отправятся заниматься тем, чего у меня больше никогда не будет, – только сыпать соль на раны. Но я никогда не была трусихой. Я не откажусь от своего слова.
Поэтому я стою перед «ЛКУ» со свежезаточенными коньками на плече, а сердце уходит в пятки.
Я вытираю ладони о леггинсы и ругаю себя за то, что так нервничаю. Глупо бояться: я участвовала в Олимпийских играх и испытывала больший стресс, чем некоторые люди за всю свою жизнь. И все-таки я не могу успокоить бешеный пульс с того самого момента, как утром надела новую спортивную куртку с эмблемой «Ледового комплекса Уайта».
Видели бы меня коллеги по старой команде, не дали бы мне жизни.
Услышав за спиной шорох кроссовок по тротуару, я напрягаюсь всем телом. Отлично. Меня застукали пялящейся на входные двери, как испуганного ребенка, который ждет, пока мама проверит, есть ли в шкафу чудовища.
Крепко зажмурившись, я набираю воздуха в легкие через нос и выдыхаю его через рот. Расслабившись, насколько возможно, открываю глаза и оглядываюсь через плечо.
Губы Адама растягиваются в широкой улыбке. В отличие от прошлой нашей встречи он побрит, отчего выглядит на несколько лет моложе. Хотя он вообще не выглядит на свой возраст. У него природная моложавость, но я думаю, что все-таки в большей степени это благодаря искреннему счастью, которое кажется его второй натурой.
Возможно, в выражении «если много хмуриться, то появятся морщины», которое я часто слышала подростком, есть доля правды. Адаму точно не придется беспокоиться на этот счет.
– Доброе утро, Скарлетт, – говорит он и протягивает мне держатель со стаканчиками. – Я не знал, какой кофе ты любишь, так что взял несколько на выбор.
Я дважды моргаю, глядя на стаканчики из «Старбакса».
– Если ты не любишь кофе, я попрошу Бриэль принести тебе что-нибудь другое, когда она придет, – предлагает он спустя секунду, слишком искренне, чтобы это считалось нормальным.
Коротко покачав головой, я беру стаканчик с черным кофе и прижимаю к груди:
– Спасибо.
Он провожает взглядом стаканчик в моей руке, после чего протягивает ладонь с ключами и звенит ими.
– Тогда приступим к работе.
Адам отпирает двери, впускает меня и, оставив лишние стаканчики с кофе на стойке администратора, проводит обзорную экскурсию.
Осмотр выходит кратким, но Адам, похоже, ничего не упускает. Мы методично обходим комплекс, и к тому времени, как он оставляет меня разместить свои вещи в раздевалке для персонала, я чувствую себя увереннее.
Я удивительно быстро расслабилась во время осмотра, но, наверное, тут нечему удивляться. Я провела в раздевалках и тренировочных комплексах больше времени, чем в собственном доме, так что подобная обстановка естественным образом вызывает у меня чувство комфорта.
Адам оставил меня одну, велев встретиться с ним на льду, когда я закончу, но не стал объяснять зачем. Могу только предполагать, что это как-то связано с тем, почему он попросил меня приехать сегодня перед открытием.
Я закрываю дверцу шкафчика и сажусь на деревянную скамью возле противоположной стены. Коньки лежат на полу передо мной, но я их не надеваю. Вместо этого тереблю резинку, удерживающую мои неуправляемые кудри, и слишком долго ковыряю края спортивного пластыря, который закрепила на плече утром после душа. Я тяну время, лишь бы избежать того, что должна сделать, и ненавижу себя за это.
Со стоном откидываю голову на стену и борюсь с порывом топнуть ногой, как капризный ребенок.
– Если хочешь, можешь надеть их около катка.
Услышав глубокий голос, я вздрагиваю, прижимая ладони к груди.
– Блин. Ты меня напугал.
Адам посмеивается одновременно мягко и хрипло, отчего волоски у меня на руках встают дыбом. Он привалился боком к дверному косяку, убрав одну руку в карман спортивных штанов, и наблюдает за мной с нескрываемым любопытством.
– Извини. Просто хотел проверить, как ты, и убедиться, что все хорошо. Ты уже давненько здесь сидишь.
Я внутренне морщусь.
– Я не заметила.
– Если тебе некомфортно, можем сегодня пропустить лед, – предлагает он. – Вместо этого можешь поприсутствовать на нескольких занятиях, Уиллоу придет только в среду.
– Нет, – поспешно возражаю я. – Ты пригласил меня сегодня не просто так. Хотел меня испытать, верно? Посмотреть, что я могу, а что нет?
– Да, смысл был такой. Но я не стану заставлять тебя делать то, к чему ты не готова. Может, направить, но не заставлять.
Волосы у меня на загривке встают дыбом, и, хотя я стараюсь отмахнуться от скрытого вызова в его голосе, но огрызаюсь:
– С чего ты взял, что я не готова?
Он поднимает бровь, переводя взгляд с меня на коньки на полу, а потом снова на меня.
– Ты забыла, как надевать коньки?
– Нет, я не забыла, как надевать коньки.
– Значит, отвыкла шнуровать?
Я не идиотка и знаю, когда меня пытаются разозлить, вынуждая сделать что-то, но при этом попадаюсь на удочку. Набычившись, я подтягиваю носки и сую левую ногу в конек. Идеальная посадка, как мне и запомнилось.
Поддавшись порыву доказать Адаму, что он неправ, я слежу за ним из-под ресниц и быстро завязываю шнурки. Срабатывает мышечная память, например, как ездить на велосипеде или водить машину. Внутри прокатывается волна удовлетворения.
Уголки губ Адама приподнимаются в улыбке, но он молчит. Я ценю, что он не прерывает меня, но оставляю благодарность при себе.
Проходит совсем немного времени, а я уже надела и идеально зашнуровала оба конька.
– Доволен?
– Очень, – улыбается он. – А ты?
Встав, я переношу вес с одной ноги на другую, привыкая к изменениям, а затем киваю.
– Тогда вперед. У нас полчаса до прихода остальных, – говорит он, кивая на дверь.
Внезапно меня переполняет решимость, ведь я преодолела первое маленькое препятствие. С которым не смогла бы справиться самостоятельно. Это пустяк, но победа есть победа.
Недолго думая, я следую за Адамом.
Я стою у кромки льда, сердце колотится в груди. Тыльная сторона шеи покрылась потом. Никогда раньше я не испытывала подобного. Не по отношению к хоккею.
Внутренности скручивает от страха, чистого ужаса при мысли о том, чтобы погрузиться обратно в этот мир. Позволить ему поглотить меня вновь.
Воспоминания обрушиваются, возвращая к той игре. К боли – физической и эмоциональной – и тому, какой сломанной я осталась после.