Женщина держалась в стороне, когда девушка встала в очередь и, вопрошающе взглянув на нее, взяла из морозилки два стаканчика мороженого.
Какая-то молодая дама с двумя детьми вошла в магазин. Она двигалась быстро и целенаправленно, но без суеты и разговаривала с обоими своими мальчиками, как со взрослыми. Женщина видела строгое, немного утомленное лицо сверстницы, темные, гладко стянутые в пучок волосы, белый вязаный жакет, прикрывающий джинсы, потом она перевела взгляд на мальчиков в кожаных коротких штанах.
Ей вдруг стало радостно, и она подумала: вот есть же в этом квартале и вообще в городе женщины, которые умны, самостоятельны и хорошо наладили свою жизнь с мужем или без него. То, что она до сих пор не знала ни одной такой женщины, казалось ей случайностью.
Девушка купила два килограмма помидоров, которые были еще дороги. Она заплатила из крошечного кожаного кошелька, который открыла вытянутыми длинными пальцами и снова закрыла.
— Мне не хочется из-за квартиры экономить как сумасшедшей, — сказала она женщине, когда они вышли из магазина.
Друг за другом в ряд тянулись маленькие магазинчики, где продавали мыло, бумагу, игрушки, мясо и хлеб, подбивали башмаки, принимали белье и жильцы обменивались советами о несложном ремонте санитарного оборудования: одно заведение невзрачнее другого. В одних жалюзи были приспущены, в других, напротив, приподняты: молодожены, матери-одиночки и художники обосновались в бывших лавчонках. В окне одной такой лавки-квартиры на узкой полке стояли пестро раскрашенные фигурки.
— Очень милы, не правда ли? — сказала девушка и взглянула на женщину.
— Пожалуй, — согласилась женщина и посмотрела вверх на дома. Под темно-серой штукатуркой белыми пятнами проступали сырые стены. Покосившиеся балконные решетки кое-где были заново покрашены. Удлиненные прямоугольники гладких новых кирпичей и кромки проржавевших стальных балок под наглухо заколоченными дверями, ведущими прямо в пустоту, обозначили места, где вырвали обветшавшие балконы.
Они проходили мимо того большого москательного магазина, в котором женщина все еще делала покупки, хотя давно уже не жила в этом квартале.
— Это очень хороший магазин, — сказала она девушке. — Здесь ты сможешь обзавестись всем, что тебе нужно для квартиры. — И добавила: — А светильники купишь, если пройдешь немного вверх по улице.
— Верно, мне как раз нужны светильники, — отозвалась девушка. Она слегка выставила плечи вперед, и, хотя шла размашистым шагом, так что женщине рядом с ней приходилось идти очень быстро, в ее походке была какая-то волнующая медлительность, что-то вкрадчивое.
— Самое ценное в этом квартале — что все можно купить на месте, — продолжала женщина. — Ну, а то, что не купишь здесь, все равно уже нигде не найдешь.
— И на каждом углу уютное кафе, — сказала девушка и засмеялась.
— Там, где я живу, есть только два кафе. Хотя мне безразлично, мы никогда туда не ходим. — Сердце ее слегка екнуло, когда, заглянув в открытую дверь погребка, где она любила бывать с тем самым Берндом, увидела, что там все осталось без перемен. Она припомнила себя сидящей за столиком у колонны, где теперь юноша и какой-то лысый человек потягивали пиво.
— А моя сестра все еще не видела квартиру. Как тебе это нравится? То она слишком устает на службе, то у нее какие-то дела с ее другом.
— Она теперь занята им, — ответила женщина. — Все остальное не имеет значения.
— Мне кажется, она вообще не интересуется моей квартирой. Моя мать по крайней мере предложила свою помощь. Но при ее болезни она вряд ли сможет помочь. Она хочет сшить мне гардины. Это тоже кое-чего стоит. А с другой стороны, мне совсем не нравится, как она постоянно повторяет: будь я тобой — или: я бы на твоем месте — и затем предлагает мне какие-то вещи, которые я вообще не люблю. Больше всего ей бы хотелось обставить для меня всю квартиру. По своему вкусу. Если что-нибудь хочется мне, она кивает и говорит: тебе лучше знать. Это же твоя квартира. А если мы вместе идем за покупками, то я уже заранее знаю: придется во всем идти на компромисс. Не так, как я этого хочу, и не так, как она хочет. Но она, конечно, дает и много практичных советов.
— Почему ты так не уверена в себе? — спросила женщина. — У твоей матери просто другой вкус.
— Поразмыслив, я думаю, может, права она?
— Меня бы вообще не беспокоило, если бы квартира не нравилась моей матери. Впрочем, она очень любит, когда я делаю что-нибудь из ряда вон выходящее. Она хотела когда-то быть танцовщицей. Можешь себе представить!
— Видишь ли, у моей матери очень твердые правила. И ее удивляет, если у кого-то другие. Этого она не может понять.
— Могу себе представить, как ей было тогда с твоим отцом. Она думала, что это на всю жизнь, а он вдруг ушел. Этого она не могла перенести. При этом они, наверное, и не очень хорошо понимали друг друга: твой отец, конечно же, совсем другой. Возможно, она выросла в очень твердых правилах, там, в деревне.
— Наверно.
— Ты часто навещаешь своего отца?
— Нет. Нам же приходится видеться тайком. А если кто-нибудь из нас пробалтывается, то с матерью невозможно разговаривать в течение всей недели.
— Почему тебе не поможет брат?
— Но у него своя семья, а в конце недели всем нужен отдых.
— А твоя мать не говорит, что он должен бы иногда помогать тебе?
— Нет.
— Думаю, ей следовало бы ему кое-что разъяснить. Если молодой человек иногда не во всем разбирается, то следует прислушиваться к советам старших. Тебе же обидно все делать одной. Во всяком случае, ты все время будешь думать о том, что они тебе не помогли, когда действительно было очень нужно. Это неизбежно создаст между вами стену отчуждения, что не так-то легко будет преодолеть.
— Конечно, я обижена на них. Что же мне, их просить? Когда мой брат получил новую квартиру, я им помогала. А ему эта мысль не приходит в голову. Моей невестке тоже. Но больше всего меня злит, что в конце этой недели они все договорились поехать на садовый участок: отпраздновать семейное торжество. Можешь себе представить, как мне обидно: я стою на стремянке и промываю потолок, а они тем временем жарятся на солнце. Если бы у сестры суббота и воскресенье были рабочими, тогда бы это меня не так задевало.
— Как хорошо, что мои родственники не здесь, — сказала женщина. — Мне не приходится так уж часто на них обижаться. Однако, думаю, мать следила бы за тем, чтобы в семье все шло мало-мальски гладко.
— Ах, семья, — вздохнула девушка, — У нас нет больше настоящей семьи.
Они свернули на улицу, которая вела к аллее. Девушка остановилась и кивком головы указала на дом напротив: вот он. Она выжидательно посмотрела на женщину.
Дом ничем не отличался от многоквартирных домов той улицы, которую они только что прошли. Но женщина разглядела аллею с деревьями и краешек парка на другой стороне: и дом, и улица показались ей от этого немного приветливей.
— Неплохо, — сказала женщина. — Правда, я знавала и хуже.
У фасада соседнего дома высились леса, но девушка сказала, что ее дом еще не подлежит ремонту.
— Когда-нибудь наступит ваша очередь. Вот увидишь, — утешила ее женщина.
Они вошли в дом. Девушка показала ей свой почтовый ящик в ряду других жестяных ящиков. Она приклеила полоску лейкопластыря и надписала крупными, разъезжающимися во все стороны, неровными буквами свою фамилию.
— Он открыт, — сказала девушка. — Человек, который жил до меня, снял замок.
— Зачем ему понадобился замок? — удивилась женщина, покачав головой.
— В квартире он снял выключатели, только провода свисают.
— Они изолированы?
— Не знаю, — ответила девушка. — Я ничего в этом не понимаю.
— Когда ты совсем обустроишь квартиру, ты будешь знать намного больше, чем сейчас, — сказала женщина. — Я тоже мало что в этом смыслила.
Маленький двор был обсажен кустами, кто-то недавно разрыхлил землю. Через него прямо посередине пролегала мощеная дорожка к заднему корпусу и боковому флигелю.
— Такой внутренний дворик мне еще не приходилось видеть, — сказала женщина. — Да он просто красив.
— Здесь живет довольно много молодежи, которая занимается и домом.
— Тебе повезло.
На лестнице им повстречался могучий молодой человек с окладистой бородой, который окинул их взглядом. Когда его шаги затихли, женщина спросила:
— Похоже, сосед?
— Возможно. Сейчас почти у всех борода, неважно, кто он: художник ли, нет ли.
Девушка остановилась на площадке третьего этажа, вытащила из холщовой сумки большую связку ключей и принялась отпирать дверь, вращая ключом направо, налево, попробовала нижнее отверстие другим ключом, потрясла дверь.
— Она всегда легко открывалась, — сказала девушка, ее бледное лицо покрылось легким румянцем.
— Я тоже не умею обращаться с ключами, — беспомощно призналась женщина, однако все же попыталась открыть, но безуспешно.
Некоторое время обе молча стояли, уставившись на дверь.
— Как назло, именно сегодня, когда ты пришла, — вздохнула девушка, жалобно взглянув на женщину, — именно сегодня такое невезение.
— Оставь ты свои теории, — рассердилась вдруг женщина. — Настоящая каркающая ворона — вот кто ты. Лучше говорить себе, что каждый день — это радость.
— Я ожидала по меньшей мере что-нибудь в этом роде.
— Фаталистка, — возмутилась женщина. — Если ждать этого, то всегда найдется повод для разочарования. — Женщина еще раз взяла ключ в руки, и дверь легко поддалась. — Ну вот и покончено с твоим невезением, — сказала она и улыбнулась.
— Ты не принимаешь меня всерьез, — сказала девушка.
— Нет.
Они прошли довольно длинным коридором на кухню.
— Раздражает меня это, — сказала девушка. — Приходишь — и сразу на кухню.
— А мне нравятся длинные коридоры, — заметила женщина. — Ребенком я носилась по длинным коридорам, и это доставляло мне огромное удовольствие. В детском доме у нас был такой коридор.