В этом трактире (я его не называю, потому что беру как тип) 86 столов и за каждым сидит три — шесть человек, так что всех посетителей не менее 400–500 человек. Классифицируются они так: около ста падших женщин, т. е., другими словами, нет ни одного стола без участия «этих дам»; человек сто парней-подростков из торгового люда; есть прямо мальчишки лет 15–16, ушедшие тайком из артельной квартиры и спускающие последние гроши, нажитые или украденные; далее человек сорок пожилых служащих, т. е. приказчиков, сидельцев, артельщиков; человек тридцать темных личностей из комиссионеров, агентов-жидков и т. п. субъектов; человек 40–50 случайно попавших в омут и зашедших компаниями поесть или «попить чайку», повидаться, побеседовать; наконец — аристократия трактира, т. е. хозяева окрестных лавок, заседающие с хозяином трактира, обыкновенно или в отдельном большом кабинете, или внизу у буфета… Сидят человек шесть-восемь. Угощает хозяин — бутылку «мадеры». Потом каждый из участвующих «отвечает», требуя тоже бутылку, пока очередь опять доходит до хозяина. «Мадера» переходит на «донское» или «бенедиктин» и требуется до тех пор, пока аристократия «намадерится» до мёртвой точки и разводится слугами трактира по домам. Каков хозяин — таковы и служащие. Хозяин спаивает свою публику, а буфетчик со слугами остальных посетителей…
Пьянство идёт повальное… На каждом столе батареи бутылок, графинов, а «музыка» органа гремит, не переставая, подбодряя сильно захмелевших… Языки сидящих заплетаются, позы принимаются непозволительные, споры, крики, брань, препирательство, циничные остроты, раскрасневшиеся физиономии, беспорядочные костюмы. Стыд, понятие о приличии — давно утрачены всеми. Дамы сидят на коленях у кавалеров, кавалеры ноги вытянули на колени соседям; слуги пьют вместе с гостями на их, разумеется, счёт, «по-приятельски»; теснота доходит до того, что некоторые пьют стоя, приткнувшись к окну, зеркалу или органу. Я служил часа три в этом вертепе и видел на столах все время такую пропорцию: бутылка или две водки и пара огурцов на закуску или несколько солёных грибов, бутербродов, — дюжина пива и никакой еды. Очевидно, здесь не едят, а только пьют, и даже не пьют, а прямо напиваются, и напиваются до потери сознания. Пока человек сидит — ему подают пития, свалился — убирают… Точно спорт какой.
О мере нет ни у кого ни малейшего представления. Человек «мама» не выговаривает, тычет только пальцем на пустые бутылки — и слуга бежит за другими, наполненными, и производит смену. Посетитель не может уже подняться с диванчика или стула без посторонней помощи, бессмысленно водит отупелыми глазами по сторонам, а ему все подливают! Это необходимо, потому что на этом зиждется вся торговля. Хозяин получает надлежащий «оборот»; буфетчик достаточно спустил «за голенищу»; слуга прилично «обсчитает» на пустых бутылках или «запустит арапа», а гость «ублаготворится» во всю ширь своей натуры. Трактир прежде торговал до одиннадцати часов вечера, теперь торгует до часу ночи; но дайте ему торговать до трёх часов утра — и получите ту же картину царства пьянства.
Я нарочно постоял у буфета с полчаса, и за это время буфетчик отпустил: 34 графина, 8 полубутылок, 3 бутылки и 66 рюмок и стаканчиков водки; 41 бутылку пива, бутылку коньяку, и на все это количество питий пошло: шесть бутербродов, семь огурцов, одиннадцать грибков, два кусочка селёдки и одно яйцо. Ни одной порции кушанья! Да кушаний и нет вовсе, даже пирожков не было. Кормить посетителей прямой ущерб хозяина, — меньше выпьют, трезвее выйдут. И таких вертепов в Петербурге не менее 120–130.
Теперь несколько иной тип, тоже серого трактира. Сытный рынок на Петербургской стороне. Кругом всего рынка, как кольцо, трактиры, и все на один фасон.
В трактире три половины: в первой водка подаётся косушками и полуштофами, во второй стаканами и графинами, в третьей рюмками и полубутылками. В первой — своя русская печь с закуской из рубца, капусты, колбасы и селянки на сковородке; чай здесь двоим стоит шесть копеек; во второй половине буфет с разложенными бутербродами, жареными рыбками, заливным судаком, куском ветчины, яйцами и соленьями. Тут же и водка разливается буфетчиком из одной четвертной в косушки, графины и полубутылки. Водка одна и та же, а продаётся по ценам разным, смотря кому и на которую половину подаётся; в первую половину — цены кабака, во вторую — дороже на 50 %, а в третью — на 150 %. Зато здесь, на чистой половине, органчик, кабинетики, мягкие стулья, занавеси. И публика разная. Разносчики, дворники, лакеи, сторожа — в кабацкой половине; приказчики, сидельцы, маклаки — у буфета, а наверху хозяева и «господа». Относительно пьянства и спаивания картина та же, только внизу ещё серее: циничные песни, драки и отборная ругань спившихся рабочих производится в более откровенной форме. Наверху то же пьянство, но чиннее…
Самая существенная разница между этими двумя типами серых трактиров заключается в том, что последние носят характер местный и потому торгуют неодинаково, а первые, как сборные, центральные, постоянно имеют одну физиономию. В трактирах местных дым стоит коромыслом только по субботам, в праздники, по понедельникам и после запора лавок, а в остальное время — хоть трактир закрывай: никого почти нет; в центральных же трактирах публика собирается с разных мест, постоянно меняется и определённых часов бойкой или тихой торговли нет.
Центральных трактиров для серой публики, как я сказал, до ста, в том числе: на Петербургской стороне зимой 3, летом — 4, на Выборгской — 2, на Васильевском острове — 3 (из них одно недавно стало торговать только до двенадцати часов ночи, вместо двух часов), в Коломне — 1, на Песках — 4, на Невском — 7, на Садовой — 4, на Вознесенском — 7, у всех рынков по одному.
Местных трактиров до двухсот, и все они группируются около фабрик, заводов, рынков, присутственных мест, казённых учреждений и, вообще, в людных населённых пунктах. В одном, например, Апраксином переулке 6 трактиров, около Мучного переулка — 4, Александровского рынка — 7 и т. д. В это число не входят «грязные» трактиры, а также «чистые» трактиры, которых на весь Петербург 8, и «шикарные» трактиры, которых 2. Я не считаю, разумеется, иностранных и фешенебельных ресторанов. Достойно же удивления, что на 644 трактирных заведения Петербурга всего 2 хороших русских трактира и 8 приличных. Процент невелик!
Заканчивая этот тип, я ещё раз подчёркиваю двойственность и тройственность одного и того же буфета старого трактира. Каждый буфет имеет два прилавка: один почище, с полотенцем для утирания губ, а другой без оного — выпивающие утирают рот рукавом или кулаком. В одном за 5 копеек наливают «барину» рюмку ёмкостью примерно 1/300 ведра[126] и наливают из бутылки с этикетом «столовое вино»; в другом за тот же пятак «мужичку» наливают стаканчик ёмкостью 1/200 ведра и наливают из графина. Можно подумать, что эта последняя водка хуже качеством, но если вы посидите в трактире у буфета полчаса, то и увидите, как буфетчик доливает и бутылку, и графин из одной и той же четвертной. Что это — обман или обычай? Но и то, и другое неправильно. С одной стороны, чисто одетая публика переплачивает даром деньги, мечтая, что пьёт столовое вино, а с другой — простой люд получает здесь водку по ценам питейного дома, но в обстановке более благоприятствующей спаиванию.
Такое «деление» буфета должно быть безусловно уничтожено, и вместе с тем уничтожится наполовину кабацкий характер серых трактиров.
К трактирам «грязным» относятся трактиры: чернорабочие, извозчичьи, постоялые дворы, чайные, закусочные, народные столовые и прямо кабаки.
Более безобразную картину, чем все эти «заведения» в праздничный день и понедельник, трудно себе представить. Здесь уже дело идёт не только о безобразии самих заведений, но всей окрестной местности, улицы и околотка. Не только жить в том доме, где помещается заведение, невозможно, но и на той улице не приведи Господи! Довольно посмотреть на картину, когда заведение закрывается. С криком, шумом, песнями, руганью, проклятиями вываливается из дверей ватага оборванцев, пропойцев, бродяжек, чернорабочих, — и все пьяные, безобразные, потерявшие человеческий облик, отравленные, одурманенные, очумелые… Они ничего не видят и знать не хотят; лезут, ломятся, напрашиваются на скандал, драку. Одни еле держатся, другие сваливаются и ползут на четвереньках, третьи совсем отдыхают на панели, четвертые ломятся обратно в закрытое заведение и подымают шум, пятые вступают в драку и устраивают побоище…
Горе прохожему, попавшему в это время на панель. Хорошо, если его только толкнут, оплюют, а то изобьют и замешают в скандал, если не ограбят… Проследите «Дневник приключений» и вы увидите, что большая половина грабежей, побоищ, увечий совершаются именно в грязных трактирах или на улице, туг же у дверей. Наш чернорабочий-ломовик и в трезвом состоянии груб, а напившись, он делается настоящим зверем… За два дня моего интервью в грязном трактире на Лиговке, был грабёж, в трактире на Песках — тоже грабёж; вернувшийся из трактира «муж» избил до смерти жену; около трактира, в Измайловском полку, упившиеся мастеровые устроили битву с переломом рёбер и т. д. и т. д. И это повторяется постоянно, из года в год.
В грязных трактирах находят приют и пристанище все воры и громилы Петербурга. Без этих трактиров не обходится буквально ни одно преступление громил; в трактирах они сговариваются па преступление, решают и составляют планы, производят делёж, сбывают плоды преступления и тут же, при несогласии, производят побоища с ножами в руках…
За моё служение кухарка обокрала Анненское училище[127], её ловят с солдатами в трактире; часовщик обокрал своего хозяина — деньги пропивал в трактире и квитанции сбыл маркёру; слесарь сбывал фальшивые золотые кольца в трактире, где его и арестовали. Словом, грязный трактир такой спутник всех порочных людей, что, не будь этих трактиров, не было бы и половины преступлений. В самом деле, что такое этот грязный трактир? Если человек голоден — он идёт в столовую, где за 4–6 копеек он получает сытный и здоровый обед. Теперь, благодаря Обществу дешёвых столовых