Старицкий краеведческий музей находится в старинном, хорошо сохранившемся купеческом особняке. В таких купеческих особняках находится добрая половина всех наших провинциальных музеев, а вторая, недобрая половина находится в плохо сохранившихся купеческих особняках. Когда я зашел внутрь музея и увидел в нем лифт для инвалидов, то подумал… даже и не знал, что подумать. Это был первый на моей памяти провинциальный музей с лифтом. И это при том, что перед Старицким краеведческим музеем я успел побывать в доброй сотне наших провинциальных музеев. И это при том, что на память я не жалуюсь.
В ответ на мои вопросы о том, как умудрились строители втиснуть довольно большой по размерам лифт в старинный особняк с его толстенными перекрытиями и крепостными стенами, и не найдено ли было каких-либо кладов при разборке части перекрытий между этажами, экскурсовод поведал мне удивительную историю здания музея. Дело в том, что раньше, при советской власти, музей находился на территории Свято-Успенского монастыря, занимая один из его храмов. Когда пришло время передавать этот храм церковным властям… Нет, музей не выкинули на улицу. Музейным сотрудникам было предложено приискать в Старице подходящее здание. Музейные сотрудники поискали, поискали… и не нашли. Тогда музей… снова не выкинули на улицу. Вместо этого по приказу тверского губернатора выстроили буквально за год новое здание, стилизованное под купеческий особняк. Понимаю, что в это поверить трудно. Я и сам поверил только после того, как мне сказали, что в этой бочке меда все же есть ложка дегтя – лифт так и не смогли запустить. Если бы еще и лифт работал, то шаблон, который за многие годы путешествий по русской провинции у меня образовался, отвердел и покрылся корой внутри моей головы, был бы разорван на мелкие кусочки.
Впервые Старица упоминается в Тверской летописи под 1297 годом. Основал ее племянник Александра Невского – Михаил Ярославович Тверской. Легенда гласит, что еще до упоминания ее в летописи здесь было поселение, разграбленное и сожженное татаро-монголами. Уцелела после татаро-монгольского налета лишь одна старушка. Потому-то и назвали город Старицей. Есть еще версия, связанная с тем, что городок у впадении реки Старицы в Волгу назвали по имени реки Старицы (что означает просто-напросто старое русло), впадающей на этом месте в Волгу, но это очень скучная версия – ее придерживаются только скучные ученые-историки и такие же скучные краеведы, привыкшие во всем соглашаться с историками. Еще раньше, в 1110 году, два монаха из Киево-Печерского монастыря – Трифон и Никандр пришли в эти места и поселились в урочище Сосновый бор как раз на том месте, где в XVI веке был основан монастырь. Строго говоря, и монахи, и легенда о старице, и татаро-монгольское разграбление документального подтверждения не имеют, а вот то, что в 1375 году московский князь Дмитрий Донской после победы над тверским князем Михаилом Александровичем разграбил и сжег дотла Старицу, – факт несомненный и задокументированный. По всей видимости, он и с монастырем сделал то же самое, поскольку еще двести лет после московского нашествия о Свято-Успенском монастыре было ни слуху ни духу. Кстати сказать, тогда Старица и не думала называться Старицей – Старицей была только река, а сам крошечный деревянный городок назывался и Новым городком, и Городком-на-Старице, и Высоким городком, и, наконец, просто Городком. Впрочем, быть просто городком на границе Тверского и Московского княжеств было ох как непросто. После смерти тверского князя Михаила Ярославича, основавшего город, Старица досталась в удел одному из его четырех сыновей, а тот в свою очередь завещал ее своему сыну Семену, а бездетному Семену ничего не оставалось делать, как завещать городок тверскому князю Михаилу Александровичу. Круг замкнулся. Старица снова была под рукой тверского князя, который в 1366 году ее перестроил и укрепил для того, чтобы уже через год отдать московскому князю. Дмитрий Иванович сажает в Старице своего наместника и… через восемь лет снова берет приступом город, но задержаться там надолго не сможет – тверской князь делает ход конем и несколькими полками пешек и вместе с литовским князем приходит под стены Москвы… Дмитрию Донскому пришлось сильно обгорелую и разграбленную Старицу вернуть. Пока продолжалась вся эта чехарда с переходом Городка-на-Старице из тверских рук в московские и обратно (у монголов с татарами, которые смотрели на это все со стороны, просто глаза округлялись от удивления), крепость укрепили дополнительным валом, обнесли деревянной стеной с тринадцатью башнями и двумя воротами, выкопали ров, утыкали его дно острыми кольями и устроили потайной подземный ход длиной в пятьдесят три метра, остатки которого нашел в 1914 году старицкий археолог-любитель Федор Зубарев. В промежутках между военными пожарами Старица успевала гореть от совершенно мирных молний, свечей и просто лучин.
Мало-помалу тверское княжество слабело, и городу пришлось обороняться еще и от Литвы, которая все чаще приходила на тверские земли для того, чтобы поживиться тем, что плохо лежит. Окончательно Старица вместе со всеми тверскими землями вошла в состав московских земель лишь к концу XV века. Последний тверской князь Михаил Борисович по договору признавал себя «младшим братом» и «подручником» Ивана Третьего. Из столицы (теперь уже из столицы Московского государства) прислали писцов для описи Тверского княжества. Старицу описывал писец Борис Кутузов. Именно по его описи город и был передан по духовной грамоте в удел младшему сыну Ивана Третьего – Андрею.
И стал Андрей княжить в Старице… Не сразу, конечно, стал. Первые сорок четыре года своей жизни он прожил в Москве. Сначала пришлось ему ждать разрешения на то, чтобы жениться. Пока его старший брат Василий Третий не поднялся на трон, пока не произвел на свет сына Ивана от Елены Глинской, жениться младшим братьям и заводить своих детей было нельзя. Наконец Василий, после того как женился на Елене Глинской, родил сына, и стало можно. Через какое-то время Василий умер, и ровно через сорок дней после его смерти Андрей попросил у Глинской расширить свои владения, и как только получил от нее решительный отказ, так мгновенно собрал вещички и ускакал в Старицу, обиженный до невозможности. Знал бы он, кого родила Елена Глинская, – еще семь раз подумал бы, прежде чем обижаться и тем более садиться на лошадь и ехать в Старицу, но он и представить себе этого не мог. Тогда таких страшных снов еще никому не показывали. Даже князьям.
С другой стороны, брату Андрея Юрию повезло еще меньше. Его по приказу Глинской и вовсе посадили в тюрьму, поскольку он обладал гораздо большими правами на московский трон, чем малолетний Иван Васильевич. Андрей узнал о смерти брата уже в Старице. И стал Андрей Старицкий собирать вокруг себя недовольных политикой Глинских…
Злоключения старицких князей и их родственников – это совершенно отдельная драма, точнее трагедия, действия, сцены и акты которой разворачивались в декорациях Москвы, Казани, Костромы, Александровской слободы, но не Старицы. Кончилось все, как и обычно кончается в таких династических междоусобицах, – все умерли, но не своею смертью. Кого отравили, кому отрубили голову, кого уморили голодом в тюрьме, а те, кому повезло, замаливали свои, а больше чужие грехи в каких-нибудь дальних и очень дальних монастырях, но и их, как княгиню Евфросинию Старицкую, ставшую монахиней Горицкого монастыря, в свой час все равно убили[75]. В 1566 году Иван Грозный выменивает[76] у последнего старицкого князя Владимира Андреевича Старицу, Алексин и Верею на Дмитров, Боровск и Стародуб Ряполовский. После этого обмена царь Старицу и вовсе забирает в опричнину.
От старицких князей остался городу на память заново построенный Свято-Успенский монастырь на его нынешнем месте на берегу Волги и удивительной красоты образцы лицевого шитья, созданные в мастерской, которую организовала в Старице княгиня Евфросинья Старицкая – жена князя Андрея. Правда, хранятся эти плащаницы, пелены и покровы все больше в других городах – в Сергиевом Посаде, Великом Новгороде, Смоленске[77] и Санкт-Петербурге.
Осталась и еще одна история, которая хоть и не имеет прямого отношения к Евфросинье Старицкой, но… Как и всякий старинный русский город, Старица имеет свой герб, который был сочинен еще в начале XVIII века герольдмейстером графом Санти и высочайше утвержден в 1780 году Екатериной Великой. Представляет он собой старуху, идущую с костылем в серебряном поле. Строго говоря, изображения человека на гербе города встречаются крайне редко в российской геральдике. Их всего три, и одно из них на гербе Старицы. В 1997 году, когда Старице исполнилось ровно семьсот лет, власти решили поставить на главной площади города памятник. Предполагалось, что памятник будет олицетворять собой старицкий герб – старушку с посохом, идущую… идущую, и все. На серебряное поле в смете денег не было. Когда при большом стечении старичан, старичанок и старичат сдернули покрывало с памятника, то все рты пораскрывали от изумления. На старушку в рубище молодая девушка в богатой одежде, хоть и с прикрепленным к правой руке посохом, не походила никак. Уже потом выяснилось, что в смете не было денег не только на серебряное поле, но помог случай. Некоторые, правда, утверждали, что несчастный. Оказалось, что некий тверской скульптор задолго до старицкого юбилея сделал по заказу одной из братских прибалтийских республик девушку в прибалтийском же национальном костюме. В девяносто седьмом году эти республики уже были нам, мягко говоря, не только не братские, но и не сестринские. Понятное дело, что ни забирать заказанное себе, ни, тем более, платить за него никто не собирался. Скульптор загрустил, но тут как раз подвернулся юбилей, и вместе с юбилеем ему подвернулась заместитель главы старицкой администрации Нина Павловна Смирнова, которая очень хотела украсить Старицу памятником. И украсила. Вот уж скоро без малого двадцать лет старичане зовут этот памятник Ниной Павловной, а туристы и просто приезжие, не знающие всех этих, с позволения сказать, интимных подробностей, называют его памятником княгине Старицкой – основательнице города. Экскурсоводы с ними и не спорят. Кому охота спорить с туристами? Им все равно ничего не докажешь, а сувениров они могут и не купить.