И еще из того, что не как у всех. В восемьдесят пятом году в Торопецком районе известным специалистом по бурому медведю Валентином Сергеевичем Пажетновым была основана биологическая станция «Чистый лес», на которой стали выращивать медвежат-сирот. Выращивать и выпускать в те места, откуда их привезли. За тридцать лет существования станции вырастили около двухсот медвежат и выпустили их в лес. Самое сложное в процессе выращивания, как сказал Валентин Сергеевич, – не приручить медвежонка. Даже когда держишь его на руках и поишь молоком из бутылочки. С ним нельзя разговаривать, чтобы не приучить его к звуку человеческого голоса, с ним нельзя играть, с ним нельзя… всего не перечислишь.
Я спросил его – были ли какие-то смешные ситуации с медвежатами за три десятка лет работы. Валентин Сергеевич посерьезнел и сказал, что смешные случаи бывают обычно с людьми, а с медведями… Потом все же вспомнил про своих первых двух медвежат. Он был им, по его собственным словам, суррогатной матерью. Когда пришла осень, Пажетнов повел медвежат в лес, чтобы те смогли залечь на зиму в берлогу. Надо было приучать уже подросших медвежат к самостоятельной жизни в лесу. Это было очень непросто, потому что больше всего медвежата хотели залечь в спячку в его палатке – там была теплая печка и он сам.
Мы говорили о медвежатах, о том, как непросто их растить, и мне думалось о том, что будь я медвежонком – тоже от него не ушел бы в лес. Валентин Сергеевич напомнил мне медвежьего деда Мазая и старичка-лесовичка одновременно. Еще я подумал, что он наверняка знает, где зарыты лесные клады, но расскажет об этом только медвежатам. И еще я подумал о том, что на этом месте рассказ о Торопце хорошо бы закончить. Взглянуть еще раз на тихую и спокойную Торопу, на древние валы городища, на барочную церковь Богоявления, на рыбаков по берегам озера Соломено, удящих мелкую рыбку селявку, пахнущую, как утверждают аборигены, огурцом и даже помидором в сто раз сильнее питерской корюшки, на дуб, который семя от семени дуба, посаженного князем Александром Невским, сесть в машину и укатить в Москву, чтобы там, среди бензинового угара, переполненных маршруток, газонов, усеянных окурками, лицемерно вздыхать и лгать самому себе про то, как было бы хорошо всю жизнь прожить на свежем воздухе, на берегу озера, в таком тихом, чистом и уютном провинциальном городке, как Торопец, если бы не обстоятельства…
Май 2015
Побойнин И. И. Торопецкая старина. Исторические очерки города Торопца с древнейших времен до конца XVII века. Репринтное воспроизведение издания. М.: Университетская тип. 1902 г. Издание 5‐е; Тверь, 2013. 348 с.
Свящ. Петр Иродионов. Исторические, географические и политические известия, до города Торопца и его округа касающиеся. Репринтное воспроизведение издания 1778 г. СПб.; Тверь, 2013. 32 с.
ТАРАКАН НА КАНАТЕЗубцов
Когда пишешь о наших провинциальных городках… Когда начинаешь рассказывать о каком-нибудь маленьком городке, у которого все было… Когда приезжаешь в город, у которого ничего не было… или было… или будет… Короче говоря, когда не знаешь, с чего начать, – хорошо найти какой-нибудь эпиграф, встать на него, как встает ребенок на табуретку, когда ему родители велят рассказать гостям стихотворение, набрать в грудь побольше воздуха и… Поискал я, поискал и нашел о Зубцове эпиграф из драматурга Островского, который проезжал через город в середине позапрошлого века: «Походил по этому печальному городу. Пыльно и грязь. Волга здесь под прямым углом поворачивает налево, на Вазузе запущенные пристани»… Нет, так еще хуже. Это получается не табуретка, а яма. В ней можно задохнуться. Хорошо Москве, или Петербургу, или Твери – их из космоса видно, а Зубцов… Если подлетать к Москве с запада на самолете, то минут за десять или пятнадцать до посадки в Шереметьево промелькнет огонек… И то, если будете сидеть в левом ряду, а если справа…
Как ни крути, а в Зубцов лучше въезжать на машине по Новорижскому шоссе[90] или даже, чтобы соответствовать масштабу города с населением шесть с половиной тысяч жителей, входить пешком, как это делали в те времена, когда маленький городок в месте слияния Волги и Вазузы был столицей. Тогда городов было мало, и почти каждый был чьей-нибудь столицей. Вот и Зубцову пришлось быть столицей маленького, но гордого удельного княжества. К тому времени, как стал он в начале XV века столицей, было ему от роду уже две сотни лет.
Кто основал Зубцов, до сих пор точно не установлено. Одни утверждают, что это сделал Всеволод Большое Гнездо, а другие говорят, что Гнездо было не таким уж и большим. Третьи же считают, что поселились в этих местах три брата-новгородца – Зубец, Обряк и Ветран. Так вот Якун-Зубец и основал город. Есть еще и четвертые. У них совсем простая версия – треугольный мыс при слиянии Волги и Вазузы напоминает зубец. Скорее всего, так оно и было, но кому такая скучная правда нужна…
Пока Зубцов был молодым и нестоличным городом с тыном из заостренных бревен, он входил в состав Тверского княжества и его поочередно воевали то новгородцы, то Литва, то татары, то снова новгородцы, то опять Литва, то молодая, с длинными и загребущими руками, Москва. Собственно говоря, и в летописях Зубцов появился, как появлялось большинство русских городов, – по случаю разорения его дружиной торопецкого и новгородского князя Мстислава Удалого в 1216 году. У новгородцев имелся большой зуб на владимиро-суздальского князя Ярослава Всеволодовича, который хотел поприжать новгородцев, которые, видя такое хотение Ярослава, пригласили княжить к себе Мстислава Удалого, который взял да и разорил Зубцов, чтобы Ярослав понял, что с новгородцами лучше не связываться. Потом город по мирному соглашению вернули Ярославу. После Удалого, уже без всяких соглашений, в 1237 году, пришли татары, и все, включая и новгородцев, и владимиро-суздальского князя Ярослава, и всех других князей, не говоря о несчастных жителях Зубцова, дома которых снова разграбили и сожгли, поняли, что с татарами лучше не связываться. Через восемь лет после татар пришли литовцы. Их дружину разбил тверской князь Ярослав, но уже после того, как они взяли и разграбили многострадальный Зубцов, который к тому времени был уже довольно сильно укреплен. Был насыпан земляной вал, который обнесли деревянным срубом со сторожевыми башнями и бойницами. Эту крепость никто взять не успел – ее смыло волжским паводком.
В XIV веке рука Москвы стала дотягиваться до Твери и окрестностей. В 1370 году москвичи под водительством князя Дмитрия Донского осадили Зубцов. Шесть дней зубчане лили кипящую смолу и воду на головы москвичей. Шесть дней кричали им со стен «Чемодан, вокзал, Москва!», но город был взят штурмом и сожжен дотла. Те, кто остался в живых, попросту разбежались, как разбежались мышка, лягушка, зайчик и лисичка после того, как на их теремок сел медведь. Потом война кончилась, и Дмитрий Иванович вернул Твери то, что осталось от Зубцова. Тут и зубчане вернулись и стали строить новый теремок.
Все это время Зубцов был городом, как мы бы теперь сказали, федерального подчинения, если понимать под федеральным центром Тверь. Тверские князья не очень-то и хотели отдавать его в удел своим наследникам. Уж очень важное и выгодное место занимал Зубцов. В Зубцове была пристань и таможня, через которую шли товары, привозимые по Вазузе и верховьям Волги из Польши, Литвы, Новгорода и Смоленска. Количество наследников, однако, росло, и жить с родителями в Твери они не хотели. В 1425 году тверской князь Борис Александрович отдал Зубцов племяннику Ивану Юрьевичу. Последний, в бытность свою князем, ничем себя не проявил. Даже потомства не оставил, но именно при нем, с двадцать пятого по пятьдесят третий год XV века, Зубцов и был столицей княжества. Со смертью Ивана Юрьевича Зубцов снова перешел в непосредственное подчинение Твери.
Надо сказать, справедливости ради, что были княжества и поменьше Зубцовского. На территории Зубцовского района квартировали, а точнее, снимали углы Фоминское и Холмское княжества, которые, конечно, были больше дачных участков, но ненамного. Продержись Тверь независимой еще лет сто, и удельные тверские княжества стали бы умещаться на шести сотках, но Москва этого сделать Твери не позволила и в 1486 году присоединила Тверь со всеми ее землями к себе. Оно и к лучшему, иначе все эти мелкие и очень мелкие тверские князьки перегрызлись бы окончательно. На сто с лишним лет, до самого Смутного времени, Зубцов был избавлен от войн. Не то чтобы он бурно расцвел, но все же смог накопить столько добра, чтобы восставшим крестьянам Ивана Болотникова[91], а за ними подельникам Тушинского вора, а за тушинцами полякам под началом пана Лисовского было чем поживиться. И так они поживились, что город и уезд вымерли. Посад Новое Городище, расположенный в двух десятках верст от Зубцова, разоряли и сжигали столько раз, что стал он с тех самых пор называться Погорелым Городищем[92]. Если до прихода поляков в посаде Зубцова насчитывалось несколько сотен дворов, то после их вынужденного ухода всего шестнадцать. И это при том, что зубчане целовали крест Болотникову, который по документам проходил как царевич Дмитрий Иванович, целовали крест второму Самозванцу, который по другим документам был видом сбоку такого же Дмитрия Ивановича. За присягу первому Дмитрию Ивановичу царь Василий Шуйский велел «всяких людей воевать и в полон имать и живот их грабить, за их измену, за воровство, что они воровали против Московского государства и царя Василия людей побивали». За присягу второму Дмитрию Ивановичу зубчан грабили и тушинцы, которым они присягали, и поляки, и литовцы, и все, кто занимался разбоем на большой дороге.