XVI век прошел в непрестанной борьбе с казанцами. Зимой 1536 года к Лысковской крепости, в которой укрылись местные жители, подступили татары, преследуемые полками нижегородцев и муромцев. Подступили, но взять не решились и ушли.
Это был, можно сказать, звездный час крепости. После взятия Казани она свое военное значение утратила. В ней останавливался Иван Грозный на обратном пути из покоренной Казани в Москву и приказал все пришедшее в негодность отремонтировать и привести в порядок. Через сто лет после его приказа мы находим крепость в полном упадке. Гарнизона уже не было, колодец был занесен песком, и воды в нем нельзя было найти. Вал и частокол местами обвалились. В крепости на Оленьей горе никто не жил. Жили все неподалеку – у подножия Лысой горы. Потому и селение называлось Лысково, а не Оленье. Так утверждают одни краеведы, а другие говорят, что в незапамятные времена прошелся тут татарский хан Лыско, который селение захватил, и в память об этом хане… Хорошо еще, что нет третьих. Между прочим, с вершины Лысой горы открывается прекрасный вид на Макарьевский монастырь, основанный преподобным Макарием Желтоводским на другом берегу Волги в первой половине XV века.
В XVII веке жители Лыскова все же пытались восстановить крепость на Оленьей горе. По приказу боярина Бориса Ивановича Морозова, тогдашнего их владельца, они осмотрели развалины и увидели, что бревна в основании крепостных стен во многих местах сгнили, что сами стены повалились, что источник воды засыпан песком, что восстанавливать все это сложно, и будет ли от этого толк, еще неизвестно. Письмо с описанием осмотра морозовские приказчики отправили в Москву, а лысковчане стали таскать бревна для ремонта. Если бы не письмо Морозова, в котором он не велел восстанавливать крепость, то… восстановили бы.
Тут надобно сказать несколько слов о Морозове, который был не столько маркизом Карабасом, сколько Карабасом-Барабасом здешних мест. Как и Карабас-Барабас, который был ближайшим другом тарабарского короля, Борис Иванович был ближайшим другом царя Алексея Михайловича. Царь пожаловал ему земли в районе Арзамаса. Земель было столько… и еще полстолька. Достались Морозову Лысково, Большое Мурашкино и еще три сотни приселков и деревень возле них. Морозов прислал в Лысково своего управляющего – окольничего Петра Траханиотова, который мгновенно увеличил крестьянские подати ровно в два раза, приказал строить на реках плотины, рубить мельницы, ставить житницы и везти к боярскому столу в Москву съестные припасы. Жили в те времена в селе Лыскове большей частью оброчные бобыли. Бобыли не бобры, и строить плотины им не хотелось. Да и новые подати их разоряли. Стали они жаловаться по команде. Сначала писали Морозову о притеснениях Траханиотова. «Бедные и беспомощные сироты твои государевы, многих из нас твой приказчик изувечил, глаза подбил, инова руку переломил, посылает на работу до света за два часа, а с работы спущает час ночи». Крестьяне написали свою отдельную жалобу: «На боярской пашне мы повсядни, в неделю по шесть ден, и мы по наши грехам оскудели, не поспели посеять во благовремени, и поэтому по попущениям Божиим на наших крестьянских нивках кругом недород, рожь погибла травою, пить есть нечего и едим траву». Обе эти челобитные не возымели действия. (Да и какое действие можно ожидать от бумаги, которая заранее называется челобитной.) Стали все вместе бить челом доброму царю на злого боярина. Так до сих пор и бьют. «И дети наши малые мрут как мухи, а прежде того были мы, государь, черносошными, и оброки тебе, великому государю, платили исправно, а ныне боярскою хитростью боярина твоего, да корыстью приказных ябед попали мы, государь, в его боярина вотчину, а твоего, государь, указа не давал, а ныне мы в барщине извелись, пропадаем. Смилуйся, государь, пожалей сиротин, от хитрости сильных спаси…» Так и вижу, как эти оброчные бобыли и крестьяне, оторвав от себя последнюю деньгу и заплатив грамотею, пишут письмо царю. Картина-антоним к репинским запорожцам, пишущим письмо турецкому султану. Те, кстати, тоже писали свое письмо в ту же самую эпоху. Потом посылают верного человека с этой челобитной в Москву. Верный человек зашивает его в полу сермяги, берет с собой запас лаптей, краюху ржаного хлеба, несколько луковиц и идет, идет, остерегаясь лихих людей, медведей, волков и властей. А в Москве-то еще исхитрись найти нужного человека, через которого государю бумагу передать можно, да позолоти ему ручку размером с лопату, да… толку все равно никакого не будет.
Со всем тем нельзя сказать, чтобы Лысково при Морозове хирело и зарастало бурьяном. Страсть Бориса Ивановича к наживе подтолкнула его к организации производства поташа, к заведению железоделательных заводов и устройству кузниц. Из Польши были выписаны для этих целей мастера, которые с помощью местных мастеров разворачивают производство изделий из железа. Поташа добывают столько, что экспортируют его даже в Англию.
По писцовой книге 1624 года, в Лыскове, в котором тогда было 444 двора, проживали чуть более ста ремесленников тридцати двух специальностей, среди которых были плотники, судоплоты, токари, гончары, кожевенники, овчинники, дюжина калашников, один пирожник, один крупенник, один пивовар, шесть сапожников и десять портных. Был еще и скоморох Васька Степанов.
В 1646 году при Морозове количество ремесленных людей в Лыскове уже равнялось двум с половиной сотням, и владели они шестью десятками различных специальностей. Появились мясники, количество сапожников увеличилось втрое, портных в полтора раза, и завелось даже восемь шапошников. Было что оброчным бобылям ломать при встрече с господскими приказчиками. Дела шли хорошо. В Лыскове к тому времени уже была винокурня, таможня и таможенный голова, к таможенным рукам которого вечно прилипали какие-нибудь деньги. Один из сирот государевых, крестьянин Онтроп Леонтьев, по обету на свои средства построил каменную церковь, купил для нее золотые и бархатные ризы, книги в дорогих окладах, а на многоярусную колокольню повесил набор колоколов общим весом сто пудов. Между нами говоря, Онтроп Леонтьев имел у себя двух «купленных» татар и пятерых «дворовых» русских людей. Иначе говоря, холопов. Так что не все так просто было с этими «едоками травы».
Бурному развитию Лыскова способствовала и ярмарка, ежегодно устраивавшаяся под стенами Макарьевского монастыря. Почти все участники ярмарки приезжали в Макарьево через Лысково. Местные жители тут же понастроили у перевоза кабаков, шалашей, харчевен, квасниц, а в них блудниц, завели лодки, паромы и стали перевозить на ту сторону купцов и их товары. Не тут-то было. По государеву указу исключительные права на перевоз, кормление и спаивание купцов имел монастырь. Монахи умели жаловаться царю, а лысковчане… умели быстро строить новые кабаки взамен снесенных по царскому приказу. Борьба между ними продолжалась и при сыне Алексея Михайловича – Федоре Алексеевиче. К тому времени не стало и боярина Морозова. Борис Иванович был бездетным, и все, что он копил и наживал непосильным трудом своих крестьян, коих было у него до пятидесяти пяти тысяч, отошло после смерти его жены в казну.
И десяти лет не прошло со смерти Морозова, как пришел на Волгу Разин. В сентябре 1670 года лысковчане встречали отряд разинцев под водительством атамана Максима Осипова хлебом-солью, крестным ходом и колокольным звоном. По некоторым данным, в Лыскове собралось до пятнадцати тысяч разинцев. В самом селе больших беспорядков не было. Экспроприировали только тех экспроприаторов, у которых было две-три лошади, пять-шесть коров и много земли. Все это, однако, была лишь разминка. Руки чесались у сельчан пограбить Макарьев-Желтоводский монастырь, который был бельмом на глазу лысковской торговли. В начале октября соединенное войско разинцев и лысковчан переправилось через Волгу и предприняло штурм монастыря. Штурм не удался, но монахов он напугал. Через неделю они сами разбежались по окрестным лесам, которые в те времена были раз в пять или даже семь глуше и дремучее.
Разинская вольница продолжалась в здешних местах недолго. Дворянское ополчение из Арзамаса перебило в сражении у Лыскова уже малочисленные разрозненные отряды восставших. Тех, кого не перебили, а взяли в плен живыми, сажали на кол, прибивали к крестам и вешали на крюки за ребра.
К концу XVII века население Лыскова составляет восемь тысяч человек. Это всего лишь в два раза меньше, чем в Нижнем. Профессий у лысковчан прибавилось. Появились медники, пуговичники, замочники, ножевники, оловянишники, муравщики и хомутинники. И все эти профессии освоили в основном оброчные бобыли, количество которых по сравнению с началом века возросло более чем в два раза. Краеведы так и не пришли к единому мнению – почему в Лыскове было так много бобылей. Каким образом они увеличивали свое поголовье… Клонирования тогда еще и в помине не было, а почкованием только начинали заниматься всерьез, да и то в Европе, а у нас оно делалось как бог на душу положит и зачастую приводило к самым неожиданным результатам. Впрочем, тот факт, что бобыли, вместо того чтобы искать себе жен, осваивали новые профессии, сомнению не подлежит.
Все эти пуговицы, ножики, хомуты, замки и глазурованную глиняную посуду делали в основном не для себя, а для продажи на Макарьевской ярмарке, которая со временем стала всероссийской. Кстати, о замках. В Лыскове начиная с XVIII века производили балагуровские замки, названные так по фамилии мастера Балагурова, который первым стал их мастерить. Судя по всему, эти замки были вариацией тогдашних шведских замков, только еще хитрее. Директор музея рассказывала мне, что в музее ядерного оружия в Сарове, куда, как известно, нет хода никому, макет нашей первой водородной бомбы закрыт на старинный балагуровский замок. Уж в каком месте он привешен и что закрывает – не знаю, но то, что закрывает, сомневаться не приходится. Дело в том, что Елене Глебовне об этом рассказал сотрудник музея города Павлово на Оке, а там такие мастера замочных дел, которые считают, что лучше павловских замков… Он и рассказывал-то чуть ли не со слезами на глазах. В самом Лыскове такие замки еще остались в семьях местных жителей. Закрывают они этими замками гаражи.