пасти мою жизнь. Я сказал, что если так, то лучше бы меня не спасали. Я умолял не жертвовать Брайаном, но остановить их не мог. — Он откашливается. — Они не сказали мне, принадлежит ли моя новая печень Брайану. В общем, я сбежал из дому как только выздоровел. Я знал, что должен помогать беглым расплётам, но никогда не был одним из них.
Он умолкает. Анисса колеблется, не зная, что ответить. Она не сомневается в правдивости этой истории, которая объясняет одержимость Хита расплётами. Но это ничего не меняет.
— Теперь я понимаю, — отвечает она не без сочувствия. — Но я никогда не соглашусь с твоим планом.
— Я кое в чём убеждён: люди, получающие эти органы, их не заслуживают. Они паразиты, живущие за счёт чужой плоти. Достался больной орган? Так тебе и надо!
— По-твоему, всё так просто? — резко отвечает она. — Умрёт пара человек, и всё закончится? Обычно бывает не так. Они быстро сообразят, придумают, как лучше проверять органы, а потом выследят источник заражения и придут сюда. Ты ничего не изменишь, вот только очень многих людей схватят, людей, которые тебе доверяли, которых расплетут из-за тебя.
Внезапно кто-то хватает её сзади. Она оборачивается и обнаруживает двух громил, бывших военных бёфов — парочка самых тупых, но и самых послушных приспешников Хита. Она пытается вырваться, но держат её крепко.
— Я привёл их с собой, — сообщает Хит, — на случай, если ты меня не поймёшь.
Он кивает, и Аниссу уводят и запирают в сырой, пахнущей старыми ботинками подсобке. План идёт своим чередом. Из друга Хита она превратилась его пленницу.
А рука болит всё сильнее.
Проходят дни. Заключённую кормят, но посетителей к ней не пускают. Хит держит её в изоляции — видимо, не хочет, чтобы его драгоценный план раскрылся до того времени, когда он будет запущен и остановить его будет уже нельзя. Анисса предполагает, что времени осталось не так уж много, поскольку уровень активности в депо заметно повысился, если судить по шуму за дверью, по приказным крикам и приглушённым разговорам.
— Знаешь, ничего ведь не получится, — взывает она к Себастиану, когда тот открывает дверь, чтобы протолкнуть внутрь тарелку остывших макарон. — Из-за него вас всех убьют.
— Понятия не имею, о чём ты, — отвечает Себастиан, хотя наверняка уж он-то имеет.
— Скажи Хиту, что я больна, мне нужны лекарства. Я поранила руку.
— Надо же, какое несчастье.
Дверь захлопывается. Рана на руке Аниссы действительно выглядит всё хуже, уже багровая, бурые жилки разбегаются от места пореза. Это жуткая, опасная инфекция, попавшая из какой-то чашки Петри в лаборатории Хита. «Вот только этого мне и не хватало», — думает пленница, болезненно разминая пальцы. Ей нужно добраться до Хита, пока не стало слишком поздно.
Но уже поздно.
8 • Себастиан
Дождавшись, когда пустой автобус выедет из пожарного депо, Себастиан делает знак, и группа беглецов, одетых в белое, залезает внутрь. Джоб идёт первым.
— Ни пуха ни пера! — желает им Себастиан.
Все сидящие в автобусе подростки смертельно больны, пересадка здоровых органов их уже не спасла бы. Некоторые согласились на сотрудничество за вознаграждение: деньги для своих семей или какие-то личные обещания. Некоторые идут добровольно, выбрав осмысленную смерть жалкому уходу. Всем ввели разработанные Хитом маскирующие вещества и отправляют теперь в различные заготовительные лагеря на расплетение.
Легенда такая, что они десятины, жертвующие собой на благо общества, типа того. Себастиан заранее подготовил данные, это подтверждающие: записи о рождении, о семьях, личные детали. Но всё это сфабриковано. Правда же в том, что они обрушат медицинский кошмар на всех, кто получит их органы.
— Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать. — Себастиан закачивает считать и кивает, сверившись со списком. — Все присутствуют и учтены.
Дверь захлопывается, провожатый хлопает по ней ладонью, желая отбывающим счастливого пути.
— Извините, — произносит кто-то робко. — Вы мне не поможете?
Себастиан оборачивается и видит приближающуюся к депо девочку. Волосы у неё завязаны в хвостики, платье в дырах, рюкзак потрёпан. Грязная, голодная, усталая — наверное, пришла издалека. Себастиан слегка удивлён — как ей удалось пройти на территорию тайного лагеря незамеченной? Почему её никто не остановил? «Надо будет проверить…»
— Пожалуйста, — умоляет она. — Я расплёт, или должна была им стать. Я сбежала, и я слышала, что вы помогаете расплётам. Пожалуйста, помогите.
— Конечно, — отвечает он с улыбкой. — Добро пожаловать.
— Спасибо большое!
Себастиан машет рукой вслед уходящему автобусу, потом поворачивается к девочке с хвостиками.
— Как тебя зовут?
Но узнать её имя ему так и не удаётся. Она разводит руки в стороны, а потому с силой соединяет ладони, полностью меняя ландшафт Сентрейлии.
9 • Взрыв
Взрыв хлопательницы оказывается намного мощнее, чем планировали его авторы. От детонации земля идёт трещинами, в которых собираются лужицы застоявшегося метана, тихо копившегося десятилетиями под почвой отравленного города. В сердце пожарной станции факелом взмётывается пылающий столб ветхозаветного пламени.
Себастиан поджаривается мгновенно. Автобус слетает с дороги, как игрушка, брошенная ребёнком, остов изгибается, шины и окна взрываются от огня. Заброшенные дома рушатся до основания. Горящие осколки летят во всех направлениях, покрывая мусором пространство размером со стадион. С неба дождём сыплются капли сжиженного газа. Дорожный знак с надписью «Добро пожаловать в Сентрейлию» взлетает к облакам и приземляется в четырёх милях от того места, где стоял. Вся растительность, заполонявшая улицы, опалена. Поле битвы.
Уцелевшие обитатели разбегаются кто куда, а преисподняя бушует и цветёт, пожирая город.
10 • Джоб
В момент взрыва Джоб находится в задней части автобуса. Машину приподнимает и швыряет на бок, все вопят, плавятся стёкла (неужели это происходит не во сне?), весь мир заливает красным, всего на мгновение, как современная версия Дантова ада.
Джоба бросает головой вперёд на заднюю аварийную дверь, и та распахивается под его весом. Он летит снарядом и тяжело падает на мостовую, слыша треск ломающихся костей. Земля обжигает, словно решётка гриля, но мальчик не может вскочить и убежать, потому что сломал ногу или обе ноги. Или позвоночник. Он может только ползти, пытаясь добраться до травы, хотя она тоже горит. Он пойман в кошмаре наяву.
Но даже в самом сердце катастрофы он чувствует потрясение — сюрпризы возможны и для умирающих, его дорога в небытие совершила пугающий поворот.
Хит сказал, что Джоб спасёт больше людей, чем можно вообразить. А на самом деле он не помог никому. Горечь разочарования больнее, чем телесные раны. Его смерть бесполезна, никому не пригодилась. Он так и остался неудачником, каким его всегда считал отец.
И тут он слышит слабый крик:
— Помогите!
11 • Анисса
Анисса сидит в своей импровизированной камере, когда стена трескается, словно кожура арбуза. Помогает ей чудо — взрывную волну замедляют ряды шкафчиков, которые сминаются, словно сделаны из фольги, но спасают узницу. Она, спотыкаясь, идёт в гараж и едва не испускает дух, когда на неё падает жарозащитный костюм. Прежде чем она успевает выползти из-под костюма, обрушивается лестница, пригвождая Аниссу к земле.
«Меня поймал в ловушку, — осознаёт она, — предмет, который придуман для того, чтобы спасать людей от пожара». Какая жестокая ирония! Что ещё хуже — здание разгорается, гараж уже охвачен пламенем.
Она кричит снова и снова:
— Помогите!
Но на самом деле ответа не ждёт. Если папа чему её и научил, так это тому, что отклик на мольбы приходит редко, чудеса нечасты, и никто не придёт её спасти. Ей остаётся только быть храброй, как он, и ждать конца — наверняка ужасного. Жара становится иссушающей, дышать всё труднее.
И тут она чувствует какое-то движение.
Кто-то приближается к ней, мучительно медленно перелезает через обломки гаражной стены. Анисса прищуривается и узнаёт его: Джоб, жертва рака, последний человек, которого она ожидала бы увидеть в роли спасителя.
— Держись! — бормочет он непонятно кому: то ли себе, то ли Аниссе.
— Ты ранен, — говорит она.
— Ты застряла, — отвечает он.
Он подползает и пытается сдвинуть лестницу, не вставая на ноги, но не может — слишком тяжёлая. Вместе они пытаются вытащить Аниссу: она раскачивается взад-вперёд, а Джоб толкает.
— Почему ты мне помогаешь? — спрашивает пленница, но, взглянув ему в лицо, понимает, что ответ не нужен, она его знает. Спасать самого себя Джобу уже поздно. Но не поздно спасти кого-то другого.
Наконец лестница падает, и Анисса выбирается из-под костюма.
Джоб, лёжа на полу, испускает дрожащий вздох. Смотрит на спасённую им девушку. Глаза его стекленеют, жизнь вытекает из него. И всё же он улыбается.
— Получилось! — бормочет он. — Пригодился.
Последний хрип — и Джоба больше нет.
Охваченная чувством общности, Анисса прикасается к его лицу, закрывает его глаза. Слишком поздно благодарить, слишком поздно прощаться. Но даже если бы она могла, времени у неё нет, нужно шевелиться, подхватить шанс, который дал ей Джоб.
Языки пламени всё ближе. Анисса влезает в костюм, застёгивает, как учил отец, как раз в тот момент, когда земля уходит из-под ног, и Анисса проваливается в океан огня.
Долгое падение — значительно дольше, чем ожидала Анисса. Наконец удар, она распластывается на земле. Раненая рука взрывается болью. Беглянка лежит ничком на грубой неровной поверхности, каменные стены надвигаются, куски жаропрочного строительного раствора летят в яму, в которую она провалилась.
Она неуклюже поднимается на ноги.
Костюм автоматически настраивается под рост и размеры Аниссы, как сшитый на заказ. Включается головная лампа, но почти ничего не видно — только яростная стена горящего газа. «Это не подвал», — понимает спасённая. Она провалилась в глубины шахты, где бушует самый долгий пожар в истории. Пылающий проход шахты змеится куда-то вдаль. Но несмотря на иссушающий жар, в костюме вполне комфортно, спасибо встроенному климат-контролю.