Внимание! Увеличивается лимит дневной награды в репутации местности. Текущий лимит – 10 очков репутации.
Внимание! Увеличивается лимит дневной награды в личной репутации. Текущий лимит – 40 очков репутации.
Вот и кто это был? Судя по словам и табличкам – местный староста, но звать-то его как?
– Малой, стой! – окликнул я пробегающего мимо парня с надписью: «Щёголь Красный». Тот, оглядевшись по сторонам, но, видимо не найдя больше никого под определение «малой», ткнув себя в грудь вопросительно посмотрел на меня, – Да, ты, ты, – подтвердил я его сомнения.
Малый подбежал и спросил:
– Чего хотел-то, дед?
– Вон то, кто удаляется?
– Староста местный, у тебя склероз что ли? Своих не помнишь?
– Ой, и не говори, милок, старость – не радость! А звать-то его как?
– Митрофан.
– Митрофан, значит… – парнишка уже начал было от меня удаляться, когда я окликнул его опять, – Не поможешь мне к Маланье дойти?
– Отчего же не помочь? Помогу, – легко согласился паренёк.
Система опять выдала табличку:
Выберите награду за задание «Сопровождение к знахарке»:
Опыт 10-400 единиц
Деньги 1-25 медных монет
Репутация с дедом Макаром 1-25
Репутация с деревней 1-5
Навык (доступные навыки: Плетение)
Решил отдать пять пунктов репутации. Всё-таки помогает парень, старается, вон даже руку предложил, помочь подняться с завалинки, молодец.
Парень, придерживая меня под руку, проводил меня до избушки на другом краю деревни. Вот и чего этой самой травнице поближе-то не жилось? Отпустил парнишку и пошёл в дом знахарки, по пути получив очередное очко развития.
Глава 2. Знахарка
Избушка знахарки выглядела не в пример лучше моей. Резные наличники на окнах и ставни. Конёк и косяки тоже разукрашены резьбой и покрыты золотистым лаком. Да и внутренности домика явно чище и ухоженней – чувствовалась любящая и заботливая рука хозяйки. Постучал в дверь и, не дождавшись никакого ответа, потянул дверь за ручку на себя. Из избушки на меня пахнуло смешанным запахом разных трав, даже на мгновенье голова закружилась.
– А, дед Макар… А я-то думаю, кто это там такой вежливый выискался: в двери днём стучится, словно тут непотребство какое твориться может. Ты проходи, чего на пороге встал-то.
Я прошёл, рассматривая молоденькую совсем девчушку. На вид ей было лет семнадцать не больше. Тёмные, как ночь, волосы тугой косой спускались с правого плеча чуть ниже пояса. Яркие зелёные глаза придирчиво осматривали меня, словно раскладывая по полочкам, я же в ответ оценивал её. Разве же это знахарка? В моём понимании это должна была быть старенькая скрюченная ведьма, на манер бабы яги. Стоп! А кто это – баба яга? Что-то совсем с моей головой плохо.
– Что, плохо тебе, дед Макар? – и, не дожидаясь ответа, сама же на свой вопрос ответила, – Знамо дело – плохо. Ещё бы, денатурат-то хлебать не каждый молодой сможет, а тут старик. Хвала Богам, что не все мозги пропил, а то было бы неудивительно, если бы и себя на утро вспомнить не смог.
Я невольно вздрогнул. Она словно мысли читает. А может, и правда, читает?
– Ох ты ж, горюшко-то какое! – всплеснула девица руками, – Что, и впрямь память отказала? Ой, беда-бедёшенька, надо делу срочно помогать. Так, дед Макар, садись сюда.
Я присел на пенёк-колоду, выполняющий роль табурета. Знахарка принялась суетиться вокруг меня: заглянула мне в рот, в ухо, в нос, оттянула веко, посмотрела туда, тюкнула небольшим поленом по коленке, затем по другой. Заставила дотронуться пальцем носа с закрытыми глазами. Что-то мне это смутно напоминало, но уж больно смутно. Словно, что-то подобное когда-то со мной было, но когда и где – совершенно не помню. С меня содрали рубаху, не обратив ни малейшего внимания на моё сопротивление. Осмотрели со всех сторон, поковырялись пальцами в моей седой шевелюре.
– Скидай портки! – внезапно приказала знахарка
– Ты чего удумала, девка? – непроизвольно вырвалось у меня, – Как так-то? Седого старца позорить вздумала? – и откуда это во мне?
– Скидай, кому сказала, не то поленом по башке двину, и сниму с бесчувственного. Будет он мне тут ещё глаза круглые делать, словно девка на выданье, право слово, а не старик дремучий! Аль ты знахарки застеснялся? Боишься показать своё орудие мужское? Так ты не бойся, я вашего брата много перевидала. Чай всю деревню от хворей избавляю, да и не только нашу, но и пару соседних.
Пришлось подчиниться. Стыдливо прикрывшись руками, стоял голым перед совсем молоденькой девчонкой – как же неудобно-то… Позор какой! Последняя мысль была словно не моя. Нет, мне и самому некомфортно, но позора я всё-так4и не чувствовал. И мысль эта казалась какой-то странной, чужеродной.
– Та-а-ак… – наконец протянула Маланья, и после небольшой паузы ещё раз повторила – Так…
– Что «так» то? – с волнением поинтересовался я.
– В баню пойдём, париться. Тебе надо кровоток и память восстанавливать. Это дело непростое, и с грязным телом к этому лучше не приступать. Банный же пар – первое дело в плане очистки организма от всякой ерунды.
– Э-э-э, – только и смог я выдавить из себя. Как же так? В баню? Там же вроде как голыми парятся? Я совсем растерялся. Как можно: молодая девка и с мужиком вместе в бане? Ну вот, опять, словно не моя мысль совсем. Мне наоборот хотелось в баню с девчонкой, ой как хотелось. Стоп, это что, совесть что ли? А почему она такая непривычная, чужая? Это что же, до денатурата я ею совсем не пользовался, раз она такая непривычная?
– В начале я тебя веничками отхожу, а потом ты меня, – видя мой непонимающий взгляд, пояснила, – Грязный ты больно. Грязного лечить плохо – не поймёшь, где кровь коростой застыла, а где просто грязь пристала. Да и заразу всякую занести в раны можно, если таковые имеются. Ну и просто вонюч ты до безобразия, словно свинтус у нерадивой хозяйки!
Под конец фразы она сморщила свой нос и помахала перед ним рукой. Не дождавшись моей реакции на своё высказывание, она слегка раздражённо поинтересовалась:
– Ну и что опять не так? Чего ты встал, как пень на ровном месте?
– Так это… В бане-то голыми парятся, – озвучил я свою недавнюю мысль, совсем растерявшись.
– Экое открытие ты сделал, дед Макар… Конечно голыми, а как же ещё? А по поводу блуда – не обольщайся, старый греховодник. Когда я говорила про баню, то имела в виду только баню, и ничего другого тебе вообще не светит. Да и можешь ли ты чего ещё? – последними своими словами она заронила во мне серьёзные сомнения и, чего уж греха таить, страхи, – И потом, когда тебе снова удастся увидеть тело молодухи-то, а дед Макар? – девушка мне озорно подмигнула, – Небось, забыл уже, как выглядит стройное девичье тело? У тебя, от меня секретов уже почитай и не осталось, ну так и ты дед, коли не заробеешь – душу отведёшь, на меня полюбуешься… Аль не красива я? Не радую твой мужской взгляд?
– Радуешь, радуешь, только стар я для таких радостей, – попытался отбрехаться я, почему-то не чувствуя себя уже таким старым, как это было ещё с утра. К тому же мне показалось, что лицо моё заливает краской.
– Ой, лукавишь, дед! – усмехнулась девушка, подмигивая, – Я ж тебя насквозь вижу! Только ты учти, охальник старый: приставать ко мне не смей. Смотреть – смотри, а руки распускать нельзя. А то я ведь и не посмотрю на твой почтенный возраст, отхожу хворостиной, да так, что сидеть не сможешь! – девушка погрозила мне пальцем и подтолкнула меня в сторону двери.
– Ну, давай, давай, выходи во двор, там банька уже натопленная давно дожидается. Сама сегодня мыться собиралась, да вот ты нарисовался – такой болезный и вонючий, так что будешь гостем моим да помощником.
– Так там же люди! Увидеть могут! Одеться надо.
– Ох, какой же ты стеснительный, дед! Брось ты свою одёжу, всё равно она вся провоняла, как незнамо что. Да и проще новую, наверное, сшить, нежели эту отстирать от такого ядрёного духа. Правду люди бают, русский дух – самый сильный.
Девушка таки вытолкнула меня во двор. Заметавшись взглядом по сторонам, на расстоянии пяти метров от себя разглядел другую дверь. А вот хлипкий тын совершенно не закрывал от посторонних взглядов двор Маланьи и находящуюся на нём мою раздетую персону. Две секунды, и я у спасительной двери, похоже, это и есть так нужная мне баня. Толкнул дверь – закрыто. Ещё раз – не открывается! В растерянности оглянулся на идущую за мной девушку.
– На себя потяни, дверь и откроется, – даже не пытаясь спрятать улыбку, посоветовала та.
Влетел в предбанник, и смог наконец-то расслабиться. Ф-фух, надеюсь, меня никто не увидел. Ага, никто, а как же знахарка? Так вроде бы уже видела она меня, так чего скрываться? Ан нет, всё равно стыдно, но уже как-то привычно, что ли. ЧуднО…
В предбаннике стояло штук десять огромных вёдер с водой. Девушка перехватила мой взгляд на вёдра:
– Я для себя одной баню готовила, тебя в расчёт не принимала. Надо бы ещё воды натаскать, хотя и так обойдёмся. Иди в парилку, коли уже готов, али тебе особое приглашение надо?
Девушка тем временем ловко стянула с себя сарафан, расшитый самыми разными цветами, оставшись в льняной ночной сорочке, которая только обозначала приятные девичьи выпуклости, распускала косу. Спустя пару минут, она, шлёпая босыми ступнями, начала меня подгонять:
– Ну чего ты телишься, давно бы уже в парилке сидел, кости старые прогревал…
Девушка подхватила со стены какой-то веник и погнала меня в парилку. От открытого проёма жахнуло горячим воздухом и, пригнувшись (косяк на входе был довольно невысоким), я зашёл внутрь. В тёмном помещении, освещённом только печкой да двумя непонятными светящимися камнями в углах, было очень жарко. Сама же парилка была небольшой комнаткой с одним полком. Стены были аккуратно обшиты досочками, плотно пригнанными друг к другу. Сбоку от входа находилась уже упомянутая печь с камнями, на стене напротив неё ряд полочек, на которых стояли пузырьки различных размеров. На полу же в деревянной шайке отмокал берёзовый веник. На полке лежала простыня, куда я и устремился, знахарка эти мои действия тут же подтвердила: