— Хлыст — это, что ли, Хлобыстов Сергей Иванович? — догадалась я.
— А то кто же!
— И что на нем?
— Да все! Господи, боже ты мой! Чего на нем только нет! По каким он только делам не проходил!
— Сидел?
— Пару раз по малолетке. Все остальное время либо отмазывался, либо его подельники брали вину на себя. Осторожный, верткий, а уж хитрости — на пятерых хватит…
— А откуда вы все это знаете? Он вроде бы не местный?
— Ну и что? Мне надо знать, с кем мои сотрудники знакомство водят, или нет? Ты, часом, не влюбилась в него? О его донжуанстве легенды слагают…
— Еще чего! — фыркнула я и впервые за это время позволила себе осуждающе посмотреть на Семена Алексеевича. — Тут вот какое дело…
Я пересела в кресло напротив босса и принялась рассказывать ему о своем маленьком расследовании, умолчав лишь о том, что моя соседка видела Антонину на вокзале с железнодорожным билетом в руках. В конце концов раз она не хочет, чтобы кто-то лез в ее личную жизнь, — ради бога, на это у нее есть такое же право, как и у всех. И когда босс осторожно коснулся этой темы, я невнятно пробормотала, что, мол, там все в порядке, и перевела разговор на другое.
— Так, значит, говоришь — искать следы в прошлом?.. — задумчиво протянул Семен Алексеевич. — А как бы это сделать — не знаешь?
— Знаю.
Я вышла из гостиной и вскоре вернулась, неся в руках упакованные в полиэтиленовый мешок два винных бокала.
— Один из них с отпечатками Хлобыстова, другой с отпечатками Алейникова. Этим собирался заниматься один человек, но, зная его неорганизованность, могу предположить, что он их или потеряет, или разобьет.
— Но это ведь еще не все? — выжидательно уставился на меня Семен Алексеевич, принимая из моих рук хрупкое стекло. — Я правильно понимаю?
— А потом мне хотелось бы послать запрос в тот город, о котором упоминает этот журналист Саша М. Это где-то под Владивостоком…
— И сделать это должен буду тоже я? — лукаво усмехнулся босс.
— Ну, Семен Алексеевич! — принялась я канючить. — У вас масса знакомых… Вам проще! Я, конечно, тоже могла бы, но у вас просто быстрее получится. К тому же, как назло, пара моих нужных друзей на отдыхе. Вы ведь сделаете это?
— Возможно… Возможно… — Он погрузился в размышления, время от времени бросая в мою сторону внимательный взгляд. — На Хлобыстова посылать запрос нет необходимости, он у меня уже лежит в столе, а вот Алейников…
— Что Алейников? — сразу насторожилась я. — Вы о нем что-то знаете?
— Фигура интересная. Но… — Семен Алексеевич сделал паузу. — Что-то подсказывает мне, что он не такой уж плохой человек. То ли в глазах у него что-то есть… Черт его знает! За столько лет работы как-то научился распознавать, а вот о нем, право, не знаю, что и думать.
— Ну хотя бы самое поверхностное впечатление ваше каково?
— Поверхностное? — переспросил он и хитро прищурился. — Ну, какое поверхностное? Мужик красивый. Можно даже сказать — очень красивый, а с женщинами осторожен…
В бизнесе порядочен, компаньоны и потребители довольны, но опять же, к чему все эти новомодные штучки? Это я про камеры внутреннего слежения… Тайн у него много, ох как много! Ты часом не влюбилась в него?
— Да что вы такое говорите, Семен Алексеевич?! — От возмущения я даже подскочила на месте. — То лысого мне сватаете, то человека, который был подозреваемым по делу убийства моего мужа!
— Ну не кипятись, не кипятись… — примирительно пробормотал босс и тут же опять посерьезнел. — Я вот что скажу тебе, Аннушка…
Не хотел поначалу пугать тебя, да, видно, придется…
Я превратилась во внимание и вопросительно уставилась на него. Таким тоном Семен Алексеевич обычно говорил вещи, способные свалить с ног. Нечто подобное он выдал мне и сейчас:
— Понимаешь, сильно виноват я перед Павлушей, так звали того юношу, — пояснил он, тяжело вздохнув.
— А как вы с ним…
— Лекции я у них читал. Способный был парнишка, все вопросы мне задавал. О деле твоего мужа подробно расспрашивал. А тут еду в электричке с дачи, и он ко мне подсел. Разговорились… Он начал мне о тебе говорить, какая ты красивая, порядочная и так далее…
Ну а я, старый дурак, высказал свое опасение, вот, мол, живет одна, этаж первый, опасно.
А он говорит: «Хотите, я над ней шефство возьму?» Я-то поначалу не понял, посмеялся, и мы разошлись. А дня через два он мне звонит и подробно о твоих передвижениях докладывает.
Я было вспылил, отчитал его за самодеятельность, а он трубку повесил и был таков. А через два дня опять звонок…
— Опять с докладом?
— Вроде того… — Он тяжело вздохнул. — А через день уже звонок другого рода…
— Это когда его убили?
— Да…
— Так чем вы не хотели меня пугать? — напомнила я ему, увидев, что старик окончательно расстроился. — Вы сказали, что хотите мне что-то сказать…
— Когда Павлик последний раз звонил мне, он сказал, что видел, как какой-то мужчина ходит под твоими окнами. Было это часу во втором ночи. Темно очень, и лица его он не разглядел, но это показалось ему странным. Он попытался за ним проследить, но тот как в воду канул. А на другой день Павлика убили…
Перед моими глазами, как картинки калейдоскопа, замелькали сцены моего недавнего сна. Мишка оказался прав: сон-то действительно оказался вещим Но вспомнить сейчас, что именно показалось мне знакомым в мужчине, жестикулирующем под окном, я не могла.
Молча кивнув в знак согласия, я выслушала многочисленные наставления Семена Алексеевича и, проводив его на улицу, решительно направилась к Лизкиной двери.
Та долго не открывала, а когда растворила дверь, я решила, что лучше бы она этого и не делала.
Лизка возникла на пороге, кутаясь в махровый халат. Нечесаные волосы спутанными прядями в беспорядке свешивались на плечи.
Глаза при этом были столь мутны, что я всерьез забеспокоилась, видит ли она меня.
— Тебе чего, Ань? — хрипло спросила Лиза, пахнув на меня стойким запахом перегара. — Который час?
— Вот, вот! С этого надо было и начинать. — Я потеснила ее в глубь прихожей и вошла внутрь. — Какой день пьем?
— Ладно тебе! Ты не на работе! — оскорбилась вдруг ни с того ни с сего Лизка. — Имею право на неприкосновенность в своем жилище…
— Ты гляди, какая она грамотная! — остановила я Протестующим жестом ее красноречие. — А никто ни на тебя, ни на твое жилище и не покушался! Просто зашла в гости по-соседски, думаю, может, угостишь чем.
Несколько минут она смотрела на меня, переваривая услышанное. Наконец, когда до нее дошел смысл сказанного, Лизка недоверчиво хмыкнула:
— Поверила я тебе, как же!
— А ты никому не веришь. И что, люди должны перестать говорить тебе правду?
— Ладно, извини… — буркнула Лиза недовольно. — Сейчас организую что-нибудь.
В отличие от меня, Лизка решила принимать меня в комнате, убранство которой меня поразило. Будучи первый раз у нее в гостях, я ожидала увидеть все, что угодно, но только не горку из ясеня и не комплект мягкой мебели, обтянутый кожей.
— Круто! — пробормотала я, утонув в кресле едва ли не до подмышек. — Вот так живут на свое жалованье российские официантки! Это тебе не какой-то там судья. Официантка — это звучит гордо!
— Издевайся, издевайся, — не обиделась Лизка, вкатывая столик на колесиках, уставленный угощением. — Ты почему ничего не имеешь? Потому что не берешь…
И, видя мои с недоумением вытаращенные глаза, пояснила:
— Взяток… Взяток, говорю, не берешь! Как научишься, так и заживешь! научишься, так и заживешь!
— Лизка, ты совсем обнаглела! Никакой субординации! — вяло попеняла я ей.
— Ни к чему это все, — отмахнулась она от меня, откручивая пробку на бутылке с коньяком. — Как любил говаривать один мой хороший знакомый: «Будь проще, и люди к тебе потянутся…»
— Не твой ли знакомый шарился тут дня три назад под моими окнами? — осторожно начала я, принимая из ее рук рюмку с коньяком. — Просто сил нет, Лизка, от твоих ухажеров! Путают и путают наши окна…
— Хватит заливать-то, — хмыкнула она и лихо опрокинула коньяк. — Думаешь, не понимаю, куда клонишь?
— Куда? — сделала я невинные глаза.
— Будешь теперь вынюхивать, кто паренька замочил. — Она взяла кружок лимона и принялась его обсасывать. — Только вот что я тебе скажу, Анна Михайловна! Если кто и перепутал наши окна, в чем я сильно сомневаюсь, так он, кроме клопа или таракана, и убить-то никого не способен. Но это могло быть месяца три-четыре назад, а сейчас нет.
— Что так? — поинтересовалась я, обшаривая глазами заваленный закусками столик. — И жрачка у тебя отменная. Откуда это все, а?
— Прикупила. — буркнула Лизка, наливая себе еще. — Мой бывший мне выходное пособие выдал в виде этой квартиры и обстановки к ней. А харч из ресторана…
— А как же Сергей Иванович? Не заругается? — ехидно поинтересовалась я, откусывая бутерброд с черной икрой.
Лизка заметно побледнела и, поправив на груди махровый халат, скороговоркой забормотала:
— А что Сергей Иванович? Он человек! Все понимает и никого не боится… Думаешь, он не видел, как ты со стола стаканы сграбастала и в сумку положила?
— К-какие стаканы?! — От ее слов я едва не поперхнулась. — Чего городишь?
— Чего городишь? — передразнила меня Елизавета. — Он все видел! А про то, что кто-то твои окна с моими перепутал, вот что скажу тебе: не на том ты пути. Никто ко мне сейчас не ходит, потому как я сейчас со всеми в завязке…
— Что так? — машинально спросила я, на ходу соображая, во что может вылиться то, что наши с Мишкой манипуляции со стаканами не прошли незамеченными.
Быстрым движением опрокинув рюмку с коньяком, который, к слову сказать, был очень хорош, я начала закусывать, почти не чувствуя вкуса изысканного угощения.
Надо сказать, Лизка не поскупилась. Сочные ломти буженины были переложены бело-розовыми кусочками окорока. В двух совершенно одинаковых хрустальных розеточках маленькими горками бугрилась черная и красная икра. Колбасы и сыра я по меньшей мере насчитала сортов шесть. Ну а ваза с фруктами могла удивить даже жителя тропиков…