Дальше события понеслись галопом. Двое суток спустя нас достигло еще одно известие, вызвавшее, не побоюсь это сказать, эффект разорвавшейся бомбы. Я имею в виду мирную передачу власти от правительства Керенского к новому правительству, возглавляемому лидерами нашей партии – товарищем Сталиным и моим старшим братом Владимиром.
Кстати, примерно через неделю после того, как произошла передача власти, я с оказией получил от брата записку, в которой он сообщал мне о том, что случилось нечто такое, что нельзя было даже вообразить. В той же записке Владимир обещал мне позднее сообщить все подробности этого дела. Кроме того, он просил меня ничему не удивляться и твердо верить в то, что дело нашей партии уже победило.
Легко сказать – ничему не удивляться! Известие о попытке контрреволюционного мятежа, который попытались поднять в Петрограде некоторые радикально настроенные члены нашей партии, вызвало в Севастополе весьма неоднозначную реакцию. Мнения разделились. Некоторые считали, что товарищ Сталин поступил правильно, без излишних церемоний раз и навсегда избавившись от тех, кто готов пойти на союз с разного рода люмпенами лишь ради того, чтобы дорваться до власти. Другие же подняли крик о том, что в Петрограде, дескать, окопались предатели дела революции, которые снюхались с «золотопогонниками» и по своим замашкам недалеко ушли от царских жандармов – душителей народной воли.
Разгром германцев под Ригой и заключение с кайзеровской Германией мира тоже далеко не всеми было воспринято с одобрением. Многие офицеры были смущены – ведь они мечтали о полном разгроме Германской империи, в то же время признавая, что в реальности у нынешней русской армии на это нет никаких шансов. Напротив, солдаты гарнизона и многие моряки были рады тому, что со дня на день должна начаться массовая демобилизация, и они скоро отправятся по домам.
То, что бывший император Николай II, неизвестно каким образом оказавшийся снова в Петрограде, заявил о полной поддержке большевиков, вызвало очередное смятение умов. Скажу честно, фотографии бывшего самодержца, стоящего бок о бок с товарищем Сталиным, не прибавили нам популярности в так называемых революционных кругах. Эсеры и меньшевики, ранее было притихшие, снова воспрянули духом и развернули бешеную агитацию, обвиняя большевиков в предательстве революции и в союзе с царизмом. Нам снова начали угрожать, а несколько наших товарищей были зверски избиты матросами-анархистами.
Известие о том, что бригада Красной гвардии, сформированная из десантных частей эскадры адмирала Ларионова и питерских рабочих отрядов, неожиданным броском захватила Киев и разогнала Центральную Раду, арестовав всех ее руководителей, тоже далеко не всеми в Севастополе было встречено с одобрением. Флотские офицеры да и многие местные жители были рады тому, что закончилась, наконец, эта комедия с игрушечной «самостийностью», и новые «мазепы» получат то, что они заслужили. А вот экипажи кораблей, распропагандированные капитаном 2-го ранга Акимовым, рвались в бой «за незалэжность» и грозились «пустить кровь клятым москалям».
К тому времени я получил новую весточку от брата, в которой он сообщил мне о том, что в сторону Крыма уже движется специальный отряд Красной гвардии под командованием майора Османова, перед которым поставлена задача – навести в Крыму и в Севастополе истинный большевистский порядок. В этом послании Владимир поручал мне начать соответствующую агитацию среди военнослужащих гарнизона Севастополя и экипажей кораблей Черноморского флота, для того чтобы быть готовым в решающий момент поддержать изнутри действия отряда майора Османова.
И такая агитация нашими товарищами уже велась. Нам удалось наладить выпуск листовок, рассказывающих о том, что происходит в Советской России, и о том, что предлагает трудящимся новая большевистская власть. На корабли и в части были направлены наши товарищи, которые вели доверительные беседы с солдатами и матросами, разоблачая ложь меньшевиков и эсеров, рассказывающих небылицы о том, что сейчас происходит в Петрограде.
Наша работа давала результат – все больше и больше тех, кто еще вчера выступал против большевиков, переходили на нашу сторону или как минимум заявляли о своем нейтралитете.
Прошли митинги в поддержку большевистского правительства в Петрограде в судостроительных мастерских Севастопольского порта, на броненосцах «Иоанн Златоуст» и «Евстафий», на гидрокрейсере «Авиатор», в Минной школе, в двух дивизионах крепостной артиллерии, Крепостном госпитале, Флотском экипаже.
Постепенно с мачт боевых кораблей стали исчезать черные и желто-голубые символы анархии и самостийности, вместо которых теперь были подняты красные флаги большевиков. Первыми на нашу сторону перешли команды эскадренных миноносцев «Фидониси», «Заветный», «Хаджибей», «Калиакрия», «Дерзкий» и «Пронзительный».
Меньшевики и эсеры, однако, тоже не собирались сдаваться. До нас дошли сведения о том, что они вооружают своих сторонников и собираются, в случае нашей попытки установления в Севастополе власти правительства товарища Сталина, поднять вооруженный мятеж и открыто заявить о своем неподчинении Петрограду. Дошли до меня сведения и о том, что лидер эсеров Бунаков, почти не скрываясь, ведет какие-то странные переговоры как с представителями французского командования, так и с турецкими агентами, которые обещали его сторонникам в случае вооруженного выступления моральную и материальную поддержку.
Между прочим, очень много интересных сведений сообщил мне бывший служащий губернского жандармского управления Афанасий Мочалов. Он и раньше помогал большевикам, а сейчас он передавал мне всю получаемую по своим каналам информацию обо всем том, что происходило в Крыму за пределами Севастополя. Кроме того, Афанасий Семенович рассказал мне, что на него уже вышли его бывшие коллеги из Петрограда, которые теперь работали в ведомстве, возглавляемом товарищем Дзержинским. По информации Мочалова, скоро и в Крыму должны были произойти очень и очень важные события.
А вчера в Севастополь прибыл один наш товарищ из Петрограда, от которого я получил еще одно короткое письмо от брата. Владимир сообщал, что податель сего направлен в Севастополь командиром отряда Красной гвардии майором Османовым, и что именно он передаст мне план дальнейших действий и все подробные инструкции.
Оказывается, два дня назад майор распропагандировал основную силу контрреволюции – Крымскую конную бригаду, и уже разогнал правительство татарских автономистов в Симферополе. Теперь для окончательной победы нам нужно было скоординировать свои усилия, чтобы переход власти в Севастополе обошелся бы, по возможности, без кровопролития. Ждать разгрома местной анархии и контрреволюции оставалось совсем недолго.
20 (7) декабря 1917 года, полдень.
Яссы, железнодорожный вокзал.
Штабной поезд корпуса Красной гвардии
Королевство Румыния умирало, как курица с отрубленной головой. Оно еще трепыхалось и хлопало крыльями, но вместе с кровью жизнь покидала его тушку. А конец ему пришел быстрый и внезапный. Вот как все произошло.
Вторая стрелковая бригада Красной гвардии численностью две тысячи штыков под командованием полковника Дроздовского к исходу 15 декабря сосредоточилась в районе приграничной станции Унгены. Поддержку ей оказывала бригада бронепоездов, в которую изначально входили построенные на Путиловском заводе специально для Красной гвардии: легкий бронепоезд «Путиловец», вооруженный четырьмя морскими трехдюймовками и пулеметами, средний бронепоезд «Красный балтиец» с двумя 130-мм морскими орудиями Б-7 и четырьмя 102-мм морскими орудиями с эсминцев.
Артиллерийскую поддержку соединению обеспечивала также тяжелая железнодорожная артиллерийская батарея «Кронштадт», вооруженная шестью шестидюймовками Кане. Кроме того, в Киеве и Одессе к Красной гвардии присоединились вооруженные полевыми трехдюймовками и пулеметами типовые русские бронепоезда конструкции инженера Балля: № 2 «Советская Россия», № 3 «Красный арсеналец», № 5 «Товарищ Маузер».
Гром грянул утром 16-го числа, когда к этим и без того солидным силам присоединилась 1-я кавбригада быстрого реагирования под командованием генерал-лейтенанта Михаила Романова. Части 11-й румынской дивизии, уже неоднократно пытавшиеся захватить мосты через Прут, вдруг оказались перед лицом хорошо вооруженного противника, не только не уступающего им численно, но и превосходящего их боевым настроем. Пока «Кронштадт» и «Красный балтиец» обрабатывали румынские позиции тяжелыми снарядами, разведчики поручика Рокоссовского в предутреннем тумане скрытно переправились через Прут и, сняв часовых, захватили на румынской стороне тет-де-пон.
С первыми лучами солнца вперед двинулись броневагон «Заамурец» и легкий бронепоезд «Путиловец», на блиндированные мешками с песком платформы которого был посажен первый «дроздовский» офицерский стрелковый батальон. Следом за бронепоездами пошла кавалерия. Потом двинулся вперед и «Красный балтиец», предварительно выстреливший из головного орудия 130-мм фугасной гранатой по королевскому дворцу в Яссах. Затем один за другим через мост и очищенные от румын позиции, прикрывавшие подступы к мосту, проследовали еще два эшелона со стрелковой бригадой полковника Дроздовского.
«Дрозды» шли в атаку молча и зло. Они не кричали «ура», но от этого румыны испугались еще больше. А наступающие помнили о своих боевых товарищах, попытавшихся так же, как и они, уйти за Прут, за это замученных и убитых «храбрыми румынскими воинами». Бойцы офицерского стрелкового батальона полковника Дроздовского не щадили никого.
Их внезапная атака привела «потомков гордых римлян и даков» в состояние, близкое к панике. Бросая оружие и снаряжение, те выскочили из окопов и пустились наутек. Словом, если перефразировать поэта Лермонтова: «Бежали храбрые румыны…»
А от моста через Прут до центра Ясс всего-то пятнадцать километров по прямой. Ну, или шестнадцать с половиной – это с учетом всех извивов железнодорожного пути.