Алара сидела на траве, разложив перед собой дневники.
– Ну и что ты накопала? – спросил Прист.
– Вот, поглядите. – Она раскрыла дневник Джареда на странице, покрытой сплошными рядами букв с пробелами между ними.
Джаред вздохнул:
– Оно все время тут было. Это старая шифровальная техника. Нужно выбросить каждую вторую букву в каждом слове. Но разгадать шифр не так-то просто. Слова написаны слитно, поэтому вычленить их трудно. Лукас уже пытался.
– А что, если вычленять никакие слова не нужно? – Губы Алары еле заметно дрогнули в улыбке.
Прист склонился над тетрадкой:
– Другого способа разгадать шифр нет.
Алара взяла один из дисков, найденных в магазине фокусов:
– Я тоже так думала. Но ты сказал, что цветное стекло может проявлять разные слои инфракрасного спектра. Вот я и решила на всякий случай просмотреть разные страницы в наших дневниках через эти диски. Вдруг что-нибудь обнаружится? – Алара провела зеленым стеклом над страницей, и одна за другой начали проявляться недостающие буквы. Они по-прежнему шли сплошным рядом, без пробелов, но все буквы были на месте. Алара пока тала диск между пальцами. – Похоже, это оно.
Лукас разинул рот:
– Ну-ка, дайте мне лист бумаги.
Алара принялась диктовать буквы, а Лукас их записывал.
Через несколько минут вся страница была заполнена, а он все продолжал писать.
– Что получается? – Прист заглянул Лукасу через плечо.
В наушниках у него грохотали «Бисти бойз». Он кивал головой в такт ритму, пока Лукас разбивал сплошную череду букв на слова.
Когда с этим было покончено, Лукас повернул дневник к нам:
– Вот, смотрите.
дерек / локхарт не многие отважатся заглянуть туда где спрятана эта часть / и не многие способны уйти живыми от того кто ее сторожит / но если вы читаете эти строки задача остается той же / пусть вам наукой будет судьба тех кто пытался украсть у мертвых / никто и никогда не вынесет его за пределы сострадательных сердец / да несет вас всегда черная голубка
Алара всыпала в свой кофе еще несколько пакетиков сахара.
– Многообещающе, ничего не скажешь.
– Что за Сострадательные Сердца, кто-нибудь знает? – спросил Прист.
Лукас вытащил свой смартфон и принялся печатать.
– Наверное, название какого-то места.
Алара поскребла пальцем облупившийся лак на ногте:
– Ты точно в этом уверен?
– Во всех остальных подсказках были названия мест, – сказал он. – Я уже кое-что нашел.
Я перестала прислушиваться к тому, что они говорят. Из головы у меня не шла та часть, которую они не стали обсуждать.
«Пусть вам наукой будет судьба тех, кто пытался украсть у мертвых. Никто и никогда не вынесет его за пределы Сострадательных Сердец».
– Семья из пяти человек была обнаружена убитой вчера ночью после того, как соседи сообщили в полицию, что слышали выстрелы, – пробился сквозь шорох радиопомех голос диктора новостей. – Это уже третье подобное убийство в западной части округа Монтгомери за последние две недели. В своем официальном заявлении начальник полицейского управления Монтано заявил, что с таким беспрецедентным уровнем насилия округ столкнулся впервые. Испуганные жители ищут ответов.
Это был второй репортаж о насильственном преступлении, который мы услышали менее чем за час.
Лукас выключил радио:
– Или мы приближаемся к Средоточию, или все преступники Америки дружно решили перебраться в одно и то же место.
Джаред вел фургон по узкому проселку, который петлял через лес.
– Надеюсь, ты не ошибся и мы едем куда нужно.
– Этот приют – единственное место, которое называется «Сострадательные Сердца», в радиусе двухсот миль, – отозвался Лукас. – И судя по тому, что произошло в этом месте, диск должен быть там.
Прист вытряхнул содержимое из пакета с эмблемой спортивного магазина, и на пол с лязгом полетели пушки.
– Не волнуйтесь. У нас будет чем защититься.
– Тебе что, кто-то это продал? – изумилась я.
Прист не выглядел достаточно взрослым даже для того, чтобы купить лотерейный билет.
– Это ружья для пейнтбола. – Он поднял черную винтовку военного образца. – Эта вот для ближнего боя, с лазерным прицелом. – Прист открыл упаковку серых пластиковых шариков. – Я хочу начинить гильзы святой водой и репейником вместо краски.
Алара осмотрела шарик:
– Разве что ты захватил банку с репейником во время бегства со склада.
– А вместо него нельзя использовать что-нибудь другое?
Алара взяла в руки серебристый двуствольный пистолет под цвет ее лака:
– Каменная соль и гвоздика должны справиться. И то и другое отпугивает призраков.
Прист перегнулся через спинку переднего сиденья:
– Можете найти здесь супермаркет и хозяйственный магазин? Мне понадобится еще пистолет для герметика, зажигалки для камина и лак для волос. Ну, всякие базовые вещи.
– Что, ремонтом надумал заняться? – поддразнила его Алара.
Прист начал рисовать на листке бумаге эскиз ружья.
– Что-то в этом роде.
Прист бросил десятый по счету серебристый флакончик в магазинную тележку. Мы находились в супермаркете, выбирали все необходимое для того, что он задумал смастерить. Поделиться с нами подробностями он отказался.
– Что ты собираешься делать с такой прорвой лака для волос? – поинтересовалась я вполголоса, тщательно пряча лицо под капюшоном безразмерной толстовки Приста.
– Изобретатели никогда не выдают свои секреты. – Он вычеркнул из собственноручно написанного списка очередной пункт.
– Я думала, это про фокусников.
Он взял с полки несколько рулонов изоленты – основного элемента в его арсенале.
– К ним это тоже относится.
– Может, захватить еще гвоздики?
Алара уже закупила целую кучу гвоздики и в сопровождении Лукаса вернулась в фургон начинять пейнтбольные гильзы, а Джаред отправился в хозяйственный – искать пистолет для герметика, который соответствовал бы всем требованиям Приста. Все прочие пункты перечня были за нами.
Прист пожал плечами:
– Можно и захватить на всякий случай. Аларе нужен еще табак. В банках.
Я не стала уточнять подробности и вместо этого подтолкнула тележку, чтобы он мог положить туда несколько зажигалок для камина.
– Ты говорил, что вырос в Северной Калифорнии, да?
– Угу. Неподалеку от Беркли.
– С родителями?
После того как я узнала историю Алары, мне хотелось верить, что бабушки и дедушки, похищающие внуков, не были все-таки нормой.
Прист принялся загибать пальцы, прикидывая, что уже куплено, а что – еще нет.
– Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было три года. Меня вырастил дедушка.
– Ох, прости.
– Я почти не помню маму с папой, но он все время мне о них рассказывал.
Мы двинулись вдоль стойки с сухими завтраками, и Прист схватил с полки коробку с разноцветными кукурузными колечками:
– Только Аларе не говори. Этого в списке не было.
Мне вспомнилось, как мама впервые вытащила из мешка с покупками точно такую же пачку.
Мы уселись по-турецки на полу в большой комнате, и она высыпала содержимое пачки в огромную миску, а мне дала миску поменьше.
«Сейчас мы будем выбирать все цветные колечки и скла дывать их в твою миску, поняла?»
«А потом что?»
Она рассмеялась и закинула мне в рот розовое колечко:
«А потом будем их есть».
– Кеннеди? – окликнул меня Прист.
Он был уже на середине прохода, а я по-прежнему стояла на том же месте.
– Прости, я задумалась. Что нам еще нужно?
Он снова сверился со списком:
– Табак, очиститель для стекол, толстая свечка, спички и маргарин.
– Маргарин?
– Ну, это ведь по сути смазка. Как ВД-40, только дешевая.
Я дала себе мысленное обещание никогда больше не есть ничего, что делается из маргарина.
Интересно, для чего ему нужно все это добро?
– Мне просто не верится, что твой дедушка научил тебя такой уйме разных вещей.
– Он научил меня вообще всему, что я знаю. – Прист открыл коробку с кукурузными колечками и вытащил оттуда несколько цветных. Потом протянул коробку мне, но я молча покачала головой. – Я был на домашнем обучении. Полдня мы с ним учили математику для продвинутых, а вторую половину – машиностроение, физику и все основные вещи, которые нужно знать о Легионе.
Прист совершенно не походил на нескольких моих знакомых ребят, которых учили дома. Для тех вся поп-культура последних двадцати лет была чем-то инопланетным. Учись он в моей школе, он был бы на углубленном обучении по всем предметам, но обществу таких же, как он, подающих надежды выпускников, скорее всего, предпочитал бы скейтеров. Нетрудно было представить его в школьном коридоре в наушниках или на какой-нибудь вечеринке в качестве диджея.
– Значит, ты всегда знал, что будешь в Легионе.
– Ну да. Я был единственным ребенком, а мои двоюродные братья и сестры не слишком умны. Дед не доверил бы им даже батарейки в пульте от телевизора поменять. – Он тряхнул коробкой, выискивая цветные колечки.
– Хотелось бы мне расти, зная всю правду. Если, конечно, тут есть, что знать.
Прист остановился:
– «Правда» – понятие относительное. Может, твоя мама собиралась все тебе рассказать, просто не успела.
Мне очень хотелось в это верить.
Он забросил в рот очередную пригоршню цветных колечек:
– Значит, Джаред, да?
– Что? – Я попыталась изобразить изумление.
– Если ты не хочешь это обсуждать, я пойму, – пожал плечами Прист.
– Тут нечего обсуждать. Поверь мне.
– Кроме меня, об этом больше никто не знает, если тебя это волнует. Я намного более восприимчив, чем все остальные, в силу всестороннего образования и высокого уровня интеллекта, – с иронией в голосе произнес он.
Я не знала, как объяснить мои чувства к Джареду и нужно ли пытаться.