На лице Мартинс не отразилось ничего; может, оно только стало чересчур уж бесстрастным, когда она отстегнула портативный анализатор и опустила его щуп в пиво.
— Алкалоиды, — выдал ровный голос компьютера, — в количестве, достаточном, чтобы вызвать потерю сознания.
— Но сам джефе...
— Невосприимчивость благодаря инъекции длительного действия, — был ответ. — Какие указания, лейтенант Мартинс?
Бетани Мартинс попыталась громко закричать и одновременно выхватить нож из притороченных за спиной ножен. Где-то щелкнул одиночный выстрел; она смутно помнила, что Дженкинс упал на спину, а на него навалилась целая толпа местных. Язык стал ватным и не слушался, чьи-то руки схватили ее. Обрегон наблюдал со стороны, опираясь рукой на стол и глядя спокойными глазами.
— Чертов сукин сын! — нечленораздельно выговорила Мартинс.— Помоги...
От сильного удара её голова откинулась назад, и шлем с нее слетел. Потом наступила темнота.
На экранах, соединенных с персональными передатчиками, была только рябь. Капитан МакНаут застыл в жестком кресле боевого отделения Марк III. Не обращая внимания на жгучую боль, он постукивал ногой по изогнутой поверхности панели.
— Соединяй же, соедини меня с кем-нибудь!
— Ни один человек из состава десанта не отвечает, капитан, — ответил танк своим совершенно неуместным голосом сладострастной кошечки.
Передатчики УНВ передавали какую-то бурную деятельность: мимо проносили солдат в американской форме, мертвых либо без сознания. Потом на машины набросили толстые брезентовые чехлы, и все пропало. На экранах персональных передатчиков тоже по-прежнему была сплошная чернота; инфракрасное и акустическое исследование показало внутренность стального контейнера, и только. Но потом кто- то взял один из шлемов.
— Приветствую, капитан, — раздался голос Мануэля Обрегона.
Его лицо заняло весь экран и уменьшилось, когда он установил шлем на какую-то поверхность, а сам привольно откинулся в кресле. Голос был невнятен, но не от алкогольного опьянения, а как будто ему было трудно ворочать языком; черные же глаза главы поселения были абсолютно бесстрастны и не выражали ровным образом ничего, как у змеи.
— Освободи моих людей, и я не убью никого из ваших, кроме тебя самого,— проскрежетал МакНаут. — Но если что-нибудь с ними сделаешь, я не оставлю и мокрого места от твоего паршивого городишки.
Обрегон развел руками:
— Ничего не поделаешь, на войне приходится блефовать. Но довольно, mi capitan[6]. В моих руках больше трети вашего оборудования и личного состава, в том числе и следующий за вами по званию. Хоть вам это и неприятно, но, повинуясь здравому смыслу, вам придется соглашаться на мои условия. Я никак не могу допустить, чтобы большой отряд вооруженных людей — которым к тому же уже случалось грабить и убивать — действовал в непосредственной близости от территории моего народа.
— Повторяю: немедленно освободи их. Ты даже не представляешь, каковы наши силы.
— Напротив,— веско произнес Обрегон своим бесцветным голосом.— У вас сорок человек, легкое вооружение и один большой танк — по-видимому, с остатками горючего. Оставьте машины и танк, возьмите только ручное оружие, и вам позволят уйти вместе с передовой группой. За каждый час вашего упорства будет умирать один из заложников. И еще, капитан: не нужно необдуманных действий. Эту долину охраняют силы, мощь которых вы и представить себе не в состоянии.
По голосу старика было ясно, что он говорит совершенно чистосердечно.
У Мартинс было такое ощущение, как будто какая-то гадина заползла ей в рот и там сдохла. Она попробовала сесть и сразу замерла, скривившись от боли, но тут же упрямо попыталась снова. Она лежала в одном ряду с другими солдатами, некоторые из них стонали и ворочались. На всех были надеты свободные белые рубашки, под которыми ничего не было. Прямоугольная комната была совершенно пуста. В одной стене были прорезаны высокие узкие окна; еще одна, короткая, была сплошь забрана решеткой, в ячейки которой едва можно было просунуть руку до локтя. Превозмогая слабость и боль, обливаясь потом, она все же выпрямилась и с трудом доползла до решетки. За ней было еще одно помещение, в котором не оказалось ничего, кроме скамьи, зарешеченного окна и обитой стальным листом двери. И еще стражника в пятнистой форме под ягуара, держащего на коленях винтовку. Он бросил на нее быстрый взгляд и снова уставился в стену, даже не шелохнувшись.
«Худо. Совсем худо, Бетани»,— подумала Мартинс. Стоны стали громче. Её солдаты были похожи на рыбу на разделочной доске, но она постаралась отогнать этот образ. Дженкинс сидел, уронив голову на руки.
— Проклятущее местное пиво, — неуклюже попытался он пошутить.
— Проверь-ка всех, Топс.
— Нет Вонга, — сообщил он через минуту.
Мартинс провела по нёбу сухим языком, вернулась к решетке и, уцепившись за прутья, попыталась потрясти ее.
— Я требую, чтобы мне дали поговорить с вашим главным, — спокойно сказала она приказным тоном. — И где рядовой Вонг?
Страж молниеносно развернулся, но она тоже быстро среагировала и почти успела отдернуть руку, но все же он ударил ее прикладом, и она отступила, посасывая ободранные костяшки.
Дженкинс расправил плечи и спросил, когда она повернулась:
— Что скажешь, Эль-Ти?
— Подождем, пока сюда доберутся капитан с Бестией, — спокойно ответила она. — Мы...
Она не договорила, потому что снаружи послышался все нараставший шум голосов, несколько приглушенный из-за того, что узкие оконные щели были прорезаны слишком высоко. Потом нечленораздельный шум прекратился, и до них донеслось пение. Над всеми голосами слышался один повелевающий. Затем они услышали пронзительный крик; сначала еще можно было различить английские слова, но потом голос сорвался в один сплошной душераздирающий вопль, затем взахлеб: «Нет-нет-нет», и снова какой-то нечеловеческий визг.
Дженкинс нагнулся и подставил Мартинс ладони, она встала на них и придерживалась за стену, пока он выпрямлялся. Потом он встал во весь рост и поднял все ее стройное тело весом в сто двадцать фунтов на вытянутых руках над головой. Теперь можно было дотянуться до оконных решеток. Постанывая, взмокнув от усилий и боли, она подтянулась вверх.
Яркий свет ударил в глаза, и она на миг ослепла. Они находились на краю новой площади Какакстла, той самой, где стояло странного вида сооружение. В ее мозгу что-то сопоставилось, и она поняла, что здание представляло собой недостроенную ступенчатую пирамиду. Площадь была заполнена народом, ярусы пирамиды пестрели жреческими одеждами, но, поскольку строительство еще не было закончено, Мартинс было хорошо видно, что происходит на плоской площадке на ее вершине. Когда же она осознала, что именно там происходит, больше всего на свете ей захотелось, чтобы она этого не видела. Ей показалось, что ее сейчас вывернет наизнанку; она упала вниз, но сильные руки Дженкинса подхватили ее неожиданно нежно.
— Что там происходит, лейтенант? — обратился он к ней по званию, что было знаком серьезного беспокойства
— Это Вонг, — ответила она — Они затащили его на макушку этой штуки в виде пирамиды. И они... — Несмотря на то что она не первый год наблюдала, что способны люди творить с себе подобными, у нее ком подкатил к горлу. — Они снимают с него кожу.
— Враг блокировал наше продвижение в двух тысячах футов прямо по курсу, — сообщил танк. — Открыть огонь?
Капитан МакНаут чувствовал, как ледяной пот течет у него под мышками. Дорога к перевалу по головокружительным уступам и так далась нелегко, но продвижение по остаткам недавнего извержения оказалось еще хуже, здесь по обе стороны Марк III вообще не было никаких просветов. Он постоянно цеплял боками какие-нибудь выступы и осыпал градом обломков пемзы стоявшие внизу УНВ.
— Нет, подождем пока, а потом сделаем их всех разом, — сказал он и переключился на связь с отрядом. — Занять оборонительные позиции.
Черт, черт. Это все он виноват. Сам пустил все на самотек — и ранение здесь не оправдание. Тут вообще не может быть никаких оправданий. Компания — это он.
Раздался голос вышедшего на связь Обрегона:
— Это последнее предупреждение.
— Да пошел ты...
Если они воображают, что обвал может остановить Марк III, то они здорово заблуждаются. Да и противотанковые ракеты им не помогут. Они могли бы повредить одну из гусениц, но это был самый худший вариант развития событий; а никаких достаточно глубоких пропастей, куда они могли бы надеяться загнать танк, здесь не было.
— Следуйте за мной, когда путь будет расчищен! — приказал он ожидающим солдатам. Теперь хоть чувство вины не так давило его. Пусть он и сидит, укрывшись за дюрахромовой броней, но зато на передовой, слава Богу.
По танку прошла дрожь.
— Сейсмическая активность, — сразу же доложил Марк III. — Какие указания?
— Продолжать движение! Иди напролом. Мы должны вызволить Мартинс и остальных ребят любой ценой. Понимаешь ты это, куча металлолома?
— Слушаюсь. — Вокруг осыпались камни, острые и округлые, испещренные множеством воронок от лопнувших пузырьков газа, да так и застывших. — Слева аномальный источник тепла.
Картинки не было, но грохот под днищем усиливался.
— Что там они делают, черт возьми?
— Данных недостаточно, — сказал танк. — Расчетное время до момента удара...
Тут вклинился Обрегон.
— Вы во власти Ксотль-Оллин, — с сожалением произнес он. — Испытайте его гнев, а я исполню танец для Ксипе-Тотека. Я бы предпочел, чтобы это была Война Цветов, но волю Бога надлежит исполнить.
Совершенно очевидно, что у вождя туземцев начисто снесло крышу. Хуже то, что и природа вокруг, похоже, тоже взбесилась. Марк III содрогался, и ограничители туго обхватили сидящего МакНаута. Вокруг сыпались валуны, скальные обломки и пепел, броня приглушала звук ударов, зато в приемниках стоял невообразимый грохот, пока искусственный интеллект их не отключил. Что-то ударилось о корпус с громким «бум!», и танк завибрировал от одного только звука.